который на раз вычислил опытным глазом Фима.
– Вот! – ликующе произнес он. – Это то что нужно! То что доктор прописал! Настоящий Сталинград!
Еще раз примерившись к видоискателю, он, от избытка чувств хлопнув меня по спине, сунул мне в руки фотоаппарат.
– Оцени диспозицию, Андрюха!
Да, в чем, в чем, а уж в профессионализме Фиме не откажешь. Действительно, отсюда, покореженный взрывом подъезд смотрелся настоящими руинами, а если чуть-чуть поиграть объективом, добиваясь такого положения, когда в кадр не будут попадать окна жилых квартир, то картина и вовсе получается вполне удручающая.
– Как тебе? Скажи гениально?
Маэстро все не мог успокоиться и ожидал восхищения и похвалы.
– Ага, – довольно кисло согласился с ним я. – Но ты же не хотел снимать разрушения в городе.
– Тут особый случай, братишка! Погоди, сейчас сам все увидишь!
Фима принялся хищно озираться по сторонам, и вдруг целеустремленно, как собака взявшая след, затрусил вокруг дома. Я двинулся следом, гадая, что собственно разыскивает мой приятель. Долго оставаться в неведении мне не пришлось, потому что искомое было обнаружено уже через несколько минут, активного прочесывания местности. Во дворе дома, на лавочке у подъезда грелась на солнышке старушка божий одуванчик, высохшая и согбенная годами, опирающаяся на самодельную деревянную клюшку. Завидев ее Фима устремился к ней, как утопающий к спасательному кругу.
– Здравствуйте, бабушка, – с приторной ласковостью поздоровался, почтительно кланяясь, мой одноклассник.
– И ты здравствуй, милок, – судя по говору бабулька оказалась своей, русской.
Что впрочем было неудивительно, в Цхинвале проживает довольно много русских. В основном вот таких же вот стариков, которые не видят смысла срываться и уезжать куда-то перед смертью с насиженных мест и плевать хотят на все размежевания когда-то единых республик.
– Бабушка, хотите заработать сто долларов? – с места в карьер перешел в атаку Фима.
Бабулька склонила морщинистое ухо, непонимающе вглядываясь в нас мутными тронутыми старческой катарактой глазами.
– Кого сто, милок?
– Долларов, бабуля, долларов… – сладко пел мой одноклассник пританцовывая на одной ноге от нетерпения.
– Это кто ж такие будут, сынок? – натурально удивилась бабушка, повергнув нашего фотографа в некое подобие шока, и вызвав у меня вполне искреннюю улыбку.
– Ну, ладно, бог с ними, с долларами, – быстро оправился Фима. – Хотите заработать пятьсот рублей? Деньги, рубли, понимаете?
Старушка закивала головой, показывая, что понимает.
– А чего делать-то надо, сынки? Может вам комната нужна?
– Нет, комната нам не нужна, – с ходу отмел предложение Фима. – А делать ничего не нужно. Делать мы будем сами. Мы журналисты, хотим вас сфотографировать для газеты.
– Для газеты! – всплеснула руками старушка. – Так это же надо платье надеть понаряднее!
– Нет, нет, ничего не надо. У вас сейчас как раз очень подходящий вид, – быстро зашелестел купюрами Фима. – Вот, смотрите, вот они деньги. Можете взять их, они уже ваши. Только надо будет пройти на ту сторону двора, к вон тому дому. Там фон лучше.
Ошеломленная его напором старушка опять закивала головой с недоверием глядя на всунутые ей прямо в руку стольники.
– Не бойся, бабуль, не фальшивые, – перехватил ее взгляд Фима. – Еще нужны будут сумки с вещами, будто ты переезжаешь. Есть у тебя дома сумки и какое-нибудь барахло?
– Зачем это? – разом насторожилась старушка.
– Я же говорю, снимать будем, как будто ты куда-то переезжаешь… – задумчиво повторил Фима, еще раз оглядывая нанятую им актрису с ног до головы.
– А, для рекламы? – догадалась старушка.
– Угу, для рекламы. А как же, – тут же согласился мой приятель. – Строительная фирма Алтай-строй, обеспечит новыми квартирами всех желающих, цены по карману даже пенсионерам. И тут на плакате ты с вещами, мать, словно уже едешь в новую квартиру.
– Хорошо бы, – мечтательно зашмакала беззубым ртом бабулька.
– Но, но, о гонораре мы уже договорились! Ну что? Найдутся дома сумки с каким-нибудь барахлом?
– Найдутся, сынки, как не найтись? Найдутся… – закивала старушка медленно в три приема поднимаясь с лавочки.
– Позвольте вам помочь!
Фима галантно подхватил ее под руку, поддержал и повлек вперед, зорко следя за тем, чтобы наша новоиспеченная рекламная модель не споткнулась. Уже через несколько минут мы покидали пахнущую затхлостью и остатками прокисшего супа старушкину квартиру, нагруженные несколькими пыльными баулами и собственноручно сооруженным Фимой из простыни и кучи грязного белья узлом. Дело оставалось за малым: доставить бабульку к разбитому снарядом подъезду, помесить на его фоне и художественно обложить набитыми под завязку сумками. Картина действительно выходила сильная, прямо-таки душераздирающая.
– Так, бабушка, теперь сделайте печальное лицо, я снимаю!
– Зачем печальное, милок? Новой квартире-то небось радоваться положено?
– Это да, это конечно… – согласился Фима, прицеливаясь в видоискатель. – Но вам сейчас не столько радостно за новое жилье, сколько не хочется покидать старое и уже обжитое, поэтому вы печальны. Ну, попробуйте.
Старушка ненатурально скуксилась, не знаю уж кем она была в молодости, но актерскими талантами явно не обладала, даже на уровне рабочей самодеятельности. Фима, похоже, тоже это сразу сообразил.
– Ладно, не стоит. Забудьте, стойте просто спокойно. На меня не смотрите, меня как будто вообще здесь нет. Смотрите вдоль улицы. Так, хорошо. Главное не моргать.
Он быстро нащелкал несколько кадров с разных ракурсов, подошел к старушке, заставил ее сильнее опереться на сучковатую палку, потом и вовсе усадил ее на узелок. В общем он мучил несчастную женщину почти час, добиваясь идеальной композиции. Наконец достигнутый результат его удовлетворил. Он весь светясь счастливой улыбкой поманил меня пальцем.
– Смотри!
У меня аж мороз пошел по коже, когда я заглянул в окошко предварительного просмотра. Нет, в моем однокласснике определенно пропал талант великого режиссера. Сцена была подобрана просто изумительно и потрясала воображение. На фоне руин обрушенного взрывом дома, стояла растерянно глядя по сторонам измученная старая женщина, вокруг в беспорядке валялись убогие пожитки, все ее имущество, все что удалось спасти. В глазах стояли мутные старческие слезы, а сами глаза смотрели на мир с какой-то наивной детской обидой, они вопрошали: "Как же это могло случиться со мной? И что же теперь делать, как жить?" Вопрос беспомощной одинокой старости был обращен к нам молодым и сильным и просто бил под дых своей обнаженной прямотой. Да, без всякого преувеличения, снимок был гениальным. Даже если брать поправку на то, что сцена была тщательно срежиссирована, а не выхвачена из реальной жизни, все равно, это было настоящее искусство, высокий класс.
– Здорово, – искренне выдохнул я, потрясенно разглядывая созданный на моих глазах шедевр. – Вот только своим бритишам ты такое не продашь. Глянув на это ни у кого не повернется больше язык защищать столь любезную им "маленькую прекрасную демократию".
– Брось, –
