– Вы? – с откровенным презрением бросил Аугусто.
– Мы, – сказал Лаврик. – И не нужно кривить губы, как-никак мы уже повязали тебя вместе с твоим часовым... Думаю, и на теплоходе пройдет... Только раньше ты мне подробно расскажешь, сколько там твоих революционеров, чем они вооружены, и так далее... А потом, легко догадаться, ты побудешь здесь под присмотром наших ребят – чтобы в случае чего с тобой можно было разобраться как следует...
– Нет, я не понимаю... – в голосе Аугусто звучало откровенное удивление и даже некий намек на веселость. – Вы что, хотите сказать, что намерены взять корабль? С нашими людьми?
– До тебя удивительно туго доходит, – сказал Лаврик. – Вот именно, взять. Так, чтобы твои ребята и пискнуть не успели. Что ты так таращишь глаза, недоносок? Знаешь, чем отличаются деловые люди вроде нас от возмутителей спокойствия вроде тебя? Да тем, что у нас при нужде найдутся специалисты на любой вкус. Если понадобится, и космический корабль запустим, вопрос только в деньгах, а для нас это не вопрос... Ладно, некогда рассусоливать. Либо ты мне внятно и без промедления ответишь на все вопросы, либо мы с тобой начнем забавляться так, как ни одна полиция не посмеет из-за страха перед адвокатами и общественным мнением...
– А вы хорошо понимаете, с кем связываетесь? Если нет, советую для начала проконсультироваться у знающего человека. Наш Фронт – отнюдь не кучка авантюристов. Мы – серьезная и масштабная организация...
– Парень, – перебил Лаврик с ухмылкой, – так ведь то же самое можно сказать и о нас... А, в общем, мы в равном положении. Если ты провалишь дело – с тебя снимет три шкуры твое революционное командование. Если что-то случится с порошочком – наши боссы нас пустят поплавать в бетонных ластах. Вот только есть одна немаловажная деталь. Все неприятности, которые нам могут грозить от твоих разобиженных товарищей по борьбе за светлое будущее – еще где-то далеко впереди, в совершеннейшей неизвестности. А вот ты целиком и полностью у нас в руках. И, если мы не договоримся, покостыляешь на тот свет, не увидевши заката. Ну, я не знаю, может, тебе и приятно будет смотреть с того света, как нам пытаются отплатить... Ну, а если ты не особенно веришь в тот свет? Если для тебя сейчас кончится все и навсегда, то какое тебе удовольствие в том, что нас, возможно, и достанут? А ведь могут и не достать...
– Определенно, не достанут, – сказал Мазур.
– Одним словом, для нас реальной опасности нет, а вот для тебя... – сказал Лаврик. – Ну, будешь ты красиво петь, птаха божья? Для начала, из чистого любопытства, мне хотелось бы знать, какие требования твои скоты намерены выдвинуть. Мне просто интересно...
Лежавшая в углу женщина вдруг что-то затараторила по-испански. Мазур не разобрал ни словечка, а Лаврик, неплохо владевший кастильским наречием, наоборот, прислушался внимательно. Обернулся к Мазуру:
– Девочка испугалась, но голова у нее работает. Она говорит своему фельдмаршалу, что мы, точно, не из полиции – иначе бы не стали спрашивать про требования. Требования те, на судне, выдвинули еще час назад, и полиция о них пока что не сообщала газетчикам...
– А она у тебя совсем не глупая, Аугусто, – сказал Лаврик, небрежно дернув подбородком в сторону пленницы. – Моментально сообразила, что к чему... Ты ее, случайно, не трахаешь? Если трахаешь, это отлично. Мы за нее сначала возьмемся, чтобы тебе стало неуютно и мерзко, дружище!
Перехватив его взгляд, Мазур без всякого внутреннего сопротивления поднялся. Огляделся в поисках подходящего реквизита, взял пустую бутылочку из-под какого-то местного прохладительного, примерился и грохнул ею об угол подоконника. Получилось именно то, к чему он стремился: горлышко осталось целым, и из него торчал, как штык, длинный острый осколок самого жуткого вида.
Вразвалочку он подошел к лежащей, присел на корточки и, помаячив у нее перед глазами жуткой стеклянной занозой, сказал прямо-таки задушевно:
– Ты только не подумай, детка, ничего личного... Но нам, знаешь ли, и в самом деле оторвут головы, если мы нынче же ночью не заберем оттуда нашего парня с порошочком. Где уж тут оставаться джентльменами... Короче, ты сама догадаешься, куда я тебе сейчас засуну это стеклышко, или тебе сказать по буквам?
И бесцеремонно задрал ей юбку, по-прежнему маяча осколком у ее лица. Она отчаянно попыталась вжаться в стену, что ей, разумеется, не удалось.
– Там восемь человек! – закричала она отчаянно, на неплохом английском. – Но я не знаю плана, правда! Я только готовила эту квартиру под штаб, у нас каждый отвечает за свой участок... Я не знаю подробностей! И у меня с ним ничего нет! Я просто квартирьер! Там восемь человек! Аугусто!
«Восемь, – подумал Мазур. – Ну, это еще на так страшно. При некотором проворстве...»
– Ну-ну! – сказал он поощряюще.
– Требования... Десять миллионов долларов и освобождение всех наших товарищей... Больше я ничего не знаю!
– Я отчего-то склонен ей верить, – сказал Лаврик. – Ну конечно, очередная убогость – чемодан с баксами и товарищей из тюрем...
– Вы не спрашиваете, как обстоит дело с заложниками, – сказал Аугусто, кривя разбитые губы.
– А мне на них плевать, сколько можно тебе разжевывать? – сказал Лаврик безмятежно. – Нас интересует один-единственный человек, а за остальных пусть болит голова у полиции и властей... Ну, так мы нашли общий язык?
– Провались ты!
– Значит, не нашли, – печально покивал Лаврик. – Ну что же, придется перейти от разговоров к играм в доктора-садиста... Объясняю детали. У человека, как известно, ровным счетом два яйца... Бывают, конечно, инвалиды и мутанты. Ты не из них, Аугусто? Нет? Вот и прекрасно. Мы тебе сначала отрежем одно яйцо, чтобы показать: шутки кончились. Кровью не истечешь, если перевязать вовремя – а вон тот молчаливый в углу умеет перевязывать не хуже дипломированного фельдшера. Потом отхватим второе. Если ты и после этого будешь изображать революционную несгибаемость, начнем шутить еще более замысловато. Это все вопрос времени, человече. Рано или поздно все скажешь… Но то, что от тебя останется, придется добить из чистого гуманизма... Давайте, – сказал он, не оборачиваясь и не повышая голоса.
Двое смуглых молчаливых сподвижников бросились на сеньора Аугусто, мигом вздернули с пола, завалили физиономией на стол, содрали белоснежные портки. Мягко щелкнуло узкое лезвие выкидного ножа.
Продолжения Мазур лицезреть не стал – отвернулся к девушке, вновь присел возле нее на корточки и светским тоном спросил:
– Вы любите оперу? Или ваши вкусы ограничиваются кинематографом по воскресеньям?
За спиной у него продолжалась возня, мычание, пыхтение – и вдруг Аугусто заорал так, словно из него тянули жилы ржавыми пассатижами. Ему тут же зажали рот – тряпкой, должно быть, очень уж тихо стало – и раздался спокойный голос Лаврика:
– Продолжать? Или убедился, что шутки кончились? Если будешь петь, моргни три раза...
Короткое молчание.
– Так-то лучше, – сказал Лаврик. – Только не ори ты так, в ушах звенит...
– Перевяжите, вы, твари!
– Ладно, давайте вату, – сказал Лаврик. – Клиент согласен сотрудничать...
Мазур повернулся. Сеньора Аугусто вновь завалили на стол, на сей раз спиной. Он охал, шипел и корячился, пытаясь рассмотреть, что за повреждения ему нанесли. Но один из смуглолицых согнутой рукой закинул ему башку, что было весьма предусмотрительно. Ухмылявшийся Мазур разглядел со своего места, что никто, конечно же, не стал ничего отрезать, попросту на внутренней стороне бедра протянулась длинная царапина. Она кровоточила и, несомненно, болела, так что ощущения пораненного наверняка были не из приятных...
– Кровь! Я же чувствую!
– Не скули, – прикрикнул Лаврик. – Совершенно пустяковый надрезик, сосуды не задеты... Восемь человек, значит?
– Восемь... Автомат у каждого...
– Ну да, никаких базук, – сказал Лаврик. – Они ведь, как легко догадаться, прикинулись мирными туристами с минимумом багажа...
– Идиоты! Вы не понимаете! Они прихватили с собой четыре мины! Небольшие, но мощные, прекрасно уместились в сумках... Их должны заложить на судне, в разных точках, и, если на теплоход попытается напасть спецназ... Дистанционный взрыватель...
– Один?
– Да.
– Это уже легче, – сказал Лаврик. – Меньше хлопот. А теперь давай-ка подробнее, в деталях и частностях...
– Перевяжите скорее, скоты! Я же чувствую, кровь хлещет!
– Да ну, скорее сочится, – сказал Лаврик. – Ну, а если перевяжем, разговор будет продолжаться столь же конструктивно?
– Да...
– Хорошо, – сказал Лаврик. – Давайте сюда аптечку. А чтобы не терять времени, ты мне прямо сейчас расскажешь о...
И посыпались точные, деловые вопросы, на которые уже без малейшей заминки следовали вполне удовлетворительные ответы. Мазур слушал внимательно, все это было невероятно важно для будущей работы. Но какая-то частичка сознания, жившая сейчас самостоятельно, была преисполнена не деловых забот, а угрюмой тоски. Он давным-давно расстался с иллюзиями – но все равно, почему так вышло, что революционеры из романтических стран так недвусмысленно и массово подешевели?
