Ознакомительная версия.
Великанов не то чтобы оживился, но заговорил каким-то другим тоном, гораздо менее безучастным, чем когда рассказывал о себе.
— Есть такая пословица латинская: medica mente non medicamentis, что значит: лечи умом, а не лекарствами, — сказал Сергей.
— Ну, — протянул Гордеев, — она, наверно, старая, пословица ваша. Когда ее придумали, небось лекарств еще толковых не было.
— Лекарства всегда были.
— Как это?
— А вот так. В чем суть медикаментозного лечения? В максимальной обезличенности медикамента — с точки зрения формы, цвета и вкуса. Это своего рода фармацевтический фаст-фуд. Закинулся колесом — и порядок, так?
— Надавил на поршень — и здоров, — подтвердил Гордеев. — Но вот у меня что-то не вышло.
— Это не единичная проблема, — подтвердил непустяковость ситуации Великанов. — И ты такой не один. Всегда есть люди, которых смущает разрыв между разнообразием недугов и внешним убожеством средств избавления от них. В самом деле, трудно понять, как и почему гипертонию или, например, обычную простуду изгоняют практически неотличимые друг от друга шайбочки прессованной пыли, именуемые таблетками.
Гордеев засмеялся: он начинал верить рассказам о том, что в Великанова были влюблены и больные, и коллеги по работе.
— Да-да, — повторил Великанов, — мы не задумываемся, а ведь то, что мы делаем, выглядит ужасно глупо. Шаманство какое-то. А почему мы заклинаний не произносим, когда таблетки глотаем? В самый раз было бы. Да и способ употребления как-то унизительно прост для человека, не склонного считать свою болезнь пустяком. Я, например, лет до десяти вообще не умел глотать таблетки: вода проскакивала, а вот лекарство оставалось таять на языке, превращаясь в отвратительно горькую кашицу. Хорошо, что отец догадался толочь таблетки в столовой ложке, как бы показывая, что там внутри, засыпать их сахаром и только потом совать мне в рот. Так вот. Нам приходится верить в то, что таблетки делают путем сложных химических реакций из всяких там элементов, аналогичных тому, что и так существует в растительном мире. В лучшем случае их делают из какой-нибудь настоящей травы, отжимают, выпаривают, или настойки всякие получают…
— Зверобой, например, — не удержался Гордеев. — Очень симпатичная вещь. Сорок градусов.
Великанов сдержанно улыбнулся и кивнул.
— Значит, ты агитируешь за нетрадиционное лечение?
— Почему же нетрадиционное? Как раз напротив, надо вернуться к тому, что было известно много лет назад, когда не было никаких таблеток. Просто эта отрасль нашей жизни отдана на откуп бабулькам-шарлатанкам, а она должна быть абсолютно легализована, и участковые терапевты должны в ней отлично разбираться. И помимо прописывания таблеток, настоек и прочих лекарств такой же обязательной рекомендацией должна быть, например, лечебная физкультура, массаж, водолечение. Но… что-то не верится мне, что мы до такого доживем. Пока что я наблюдаю, как люди от всего чаем лечатся.
Кивающий Гордеев думал тем временем, что все это как нельзя лучше ложится на портрет доктора, образцово лечившего людей, а потом взявшегося за пистолет. А потом подумал еще: а не морочит ли он мне голову? Не несет ли всякий вздор, просто чтобы улавливать реакцию на те или иные вещи?
— Тюрьма — странная штука, да? — сказал Гордеев.
— Знаешь, — заметил Великанов, — мне тюрьма уже, — он выделил это слово, — на пользу пошла. Там, — он неопределенно махнул рукой, — в прежней жизни, голова была занята всякой суетой, и только здесь я начал понимать, что почти всякая болезнь — это благо для человека.
— Как это? — удивился Гордеев.
— Я думаю, что болезни не столько расшатывают организм, сколько учат нас зоркости, вниманию к мелочам, любовному отношению к миру, где практически каждая вещь осмысляется тем глубже, чем чаще ее используют как лекарство.
— Звучит неплохо. Даже красиво, — оценил Гордеев. — Но мало ли вещей, которые звучат хорошо? А слабо — пример навскидку?
— Не слабо. Вот смотри. Что знает здоровый человек о грецком орехе? В лучшем случае — что это долголетнее плодовое дерево и что плоды — ложные костянки округлой или несколько удлиненной формы с мясистой зеленой оболочкой и морщинистой скорлупой, внутри которой находятся разделенные перегородками съедобные семядоли. А вот больной человек — тот эти оболочки пощупает своими руками, со всех сторон оглядит и изучит, высушит и отварит. И если все-таки примет в себя, то уж зная наверняка, с чем имеет дело. Да еще и насладится процессом: лечение должно быть величаво — даже при том, что использоваться может самый натуральный сор. Скажем, скорлупа грецких орехов лечит опухоли, отложение солей, бронхит и даже зоб, не говоря уже о разных эрозиях и воспалениях. Хорошо помогает и при болях в спине. А еще…
— Хватит-хватит, — взмолился Гордеев. — Значит, ты считаешь, что медикаментозное лечение, ну таблетками то есть, неконструктивно?
— Нет, я так не говорю. В каждом случае это должен определять врач — что для конкретного больного конструктивно. Но то, как у нас это сейчас происходит, больше похоже на хирургию, чем на терапию. А настоящее лечение, то, каким я его сейчас вижу, ближе к терапии. Или даже к гомеопатии. Любое вмешательство в человеческий организм извне, если уж оно неизбежно, должно происходить в микроскопических дозах.
— Кстати о хирургии, — сказал Гордеев. — У нас есть общий знакомый, как раз хирург.
— И кто же это?
— Иванов, он работает в ЦКБ, помнишь? — Сам Гордеев Иванова в глаза не видел, но Турецкий вполне живо описал хирурга, оперировавшего Меркулова, так что большой неправды тут не было.
— Что-то не припоминаю.
— Как же так, а он тебя очень хорошо помнит — вы учились вместе.
— У нас группы большие были, может, он параллельно как-нибудь учился.
— Да нет, вроде бы вместе с тобой.
— Хирург в ЦКБ? — переспросил Великанов.
— Ага. Аппендицит моему приятелю вырезал.
— Аппендикс, — машинально поправил Великанов. — И давно он там — в ЦКБ?
— Кажется, да.
— А как он выглядит?
Об этом Турецкий ничего не говорил, а Гордеев не спрашивал. И напрасно, как теперь выяснилось. Ну что же, врать так врать.
— Среднего роста, нормального телосложения. Шатен… — А что еще говорить-то?!
— Нет, не помню.
Тут Гордеев сообразил: небольшая нестыковка. Турецкий сказал, что хирургу Иванову лет тридцать пять как минимум. А вот Великанову на шесть лет меньше, этого Турецкий просто не знал. Конечно, они все равно могли быть однокурсниками: в медицинский институт люди часто поступают не с первого захода, так что однокурсники совсем не обязательно должны были быть ровесниками.
— Ладно, — сдался Гордеев. — Но у нас есть еще один общий знакомый. Точнее, знакомая. Калерия Астафьева. — Тут он в первый раз с удовольствием обнаружил, что Великанова, оказывается, можно чем-то удивить.
— Как вы ее нашли?
— Случайность. Что вас связывало?
— Трудно объяснить. В общем, ничего.
— Может быть, вот эта самая нетрадиционная медицина? — предположил Гордеев.
— Ну вы совсем меня за идиота держите, да? Нет, на такое шаманство я никогда не куплюсь.
— Тогда не понимаю, — признался Гордеев.
— Да что тут понимать! Спали мы с ней.
«Кажется, я идиот, — подумал Гордеев. — Почему такая простая идея не приходила мне в голову?»
— Вы были близкими друзьями?
— Ну уж нет. Просто секс, и все. Раз в неделю, не чаще.
Гордеев чувствовал некоторое разочарование, но гораздо важнее было то, что в течение свидания Гордеев со своим клиентом обменялся записками.
«Откуда ты узнал о покушении на генерала Грязнова?»
«Мне сообщил Щукин — глава благотворительного фонда „Ольвия“ — в знак благодарности. Я успел спасти его престарелую мать, которая была фактически при смерти. Со Щукина же за эту акцию пытался взять деньги какой-то человек, который замышлял ее по собственным мотивам. Щукин имел за что-то зуб на Грязнова, но отказался».
«Что же, — подумал Гордеев. — Либо меня разыгрывают по крупному, либо налицо признак доверия. Посмотрим, что будет дальше».
8— Что-то ты, Саша, какой-то бледный, — заметила Ирина Генриховна. — Или просто побрился?
— Поработай с мое, — пожаловался и. о. заместителя генерального прокурора. На самом деле, вчерашний день он провел, например, затачивая карандаши. Нашел у Меркулова в кабинете огромную коробку «Кохинора» и переточил все до одного. Оказалось, очень нервы успокаивает…
Перед выходом из дома Турецкий решил еще раз проверить электронную почту. Кто знает, возможно, Гордеев что-нибудь из колонии черканул? Почта действительно имелась — точнее, только одно письмо. Турецкий внимательно его прочитал.
«Мужчины, которые хотят бросить курить, с успехом используют для этой цели гипноз, а у женщин этот метод менее эффективен. Ученые наблюдали за 5600 людьми, которые бросали курить под гипнозом. Из них успешно бросили курить тридцать процентов мужчин и только двадцать три процента женщин. По мнению исследователей из университета Огайо, женщинам вообще труднее бросить курить. Несмотря на то что женщины более гипнабельны, чем мужчины. Гипнотерапия синдрома раздраженного кишечника более успешна у женщин, чем у мужчин. Психотерапевты склонны считать, что во многих случаях люди, обращающиеся к гипнотерапевту, чтобы бросить курить, в глубине души не желают избавиться от этой привычки. Пресс-секретарь организации „Акция против курения и для здоровья“ («Action on Smoking and Health — ASH») сказала, что у женщин имеются некоторые трудности в борьбе с табакокурением, но не все исследования подтверждают этот факт. И добавила: «Гипноз не является признанным методом борьбы с курением, но имеются отдельные сообщения, что гипноз помогает некоторым курильщикам, особенно мужского пола».
Ознакомительная версия.
