Кабул об успешно проведённой операции… Меня даже поощрить обещали. Ну, я сейчас не об этом. Я этот разговор и веду к тому, что если мы официально попросили бы артиллерию поддержать действие нашего оперативного батальона огнём, то разрешение получил бы через… ну, очень большое время. А потом ещё и объясняй всем, что, да куда… Я с начальством не умею себя вести правильно. А так всё понятно. Просто и понятно. Артиллеристы ведут, как всегда, так называемый «тревожащий огонь», тревожащий противника, а мы выступаем в роли корректировщиков… Скажите, что тут неправильно? А самое главное, – подытожил Борис, – те задачи, которые передо мной, как офицером спецназа КГБ, поставлены, – выполняются…
Сводная группа оперативного батальона шла уже более четырёх часов. Полнейшая темнота и тишина сопровождали нас всё это время. Как здесь ориентироваться и по каким таким особенным признакам местности определяться в пространстве, при всей моей опытности и умению читать топографические карты, для меня оставалось загадкой. Теперь мы слепо следовали за проводником, безоговорочно доверяя ему наш маршрут и судьбу. Первоначально я ещё как-то пытался прослеживать на карте, где мы находимся, но через какое-то время, после того как далеко углубились в горы, запутался, сбился и окончательно оставил свои тщетные попытки соответствовать профессионалу спецназа. Я шёл в колонне боевой группы и думал о том, что, несмотря на свой, как мне казалось, значительным опыт, к этой территории надо привыкать ещё очень долго. Правильно поступают наши, как мы их называем, «отцы-командиры», обкатывая спецназовские группы в разных ситуациях и условиях местности. Пустыня, предгорья, десятки километров открытой простреливаемой местности – это тебе не наш подмосковный лес, где всё уже стало понятным. На открытом пространстве заплутать, оказывается, намного легче, чем в густом лесу. Теперь нам надо учиться и самим чувствовать пустыню, и уметь в ней прятаться.
На мой взгляд, территория Афганистана для партизанской войны предназначена хуже всего. То ли дело – земля Белоруссии, поросшая лесами, или горы Югославии и Кавказа… А джунгли Вьетнама или Латинской Америки! Но здесь, в Афганистане, на десятки и сотни километров – открытое пустынное пространство. Даже горы и то на многие километры просматриваются и не позволяют укрыться от взгляда наблюдателя ни одному живому существу… И остаётся прятаться в пещерах, ущельях, схронах и передвигаться только ночью. Но даже в этих, не очень пригодных для скрытого передвижения, условиях партизанское движение ширилось и разрасталось. Складывалось впечатление, что и местность подходящая как нельзя лучше…
Остановились на небольшой привал, чтобы ещё раз перепроверить свои планы и дать отдохнуть личному составу перед проведением основной фазы операции, ради которой и затеяли весь этот поход.
Боря оказался очень хорошим тактиком. Он сумел предусмотреть многие, казалось бы, самые незначительные мелочи. Успех таких, как это, мероприятий зависел от того, чтобы как можно меньше людей знали бы о нём и, в первую очередь, в самом ХАДе и Царандое. Поэтому и сейчас о том, в какую сторону двинется батальон, в каком количестве и с каким вооружением, вообще почти никто и не знал.
Батальон тем временем, не встретив на своём пути ни одного отвлекающего и препятствующего нам фактора, часам к пяти утра подошёл к нужному месту.
Остановились на привал и постарались отдышаться. Сразу же почувствовался холод, который ранним утром всегда бывает в горах. В движении эта прохлада не замечалась. Поэтому тепло разгорячённого от бега и ходьбы тела быстро превратилось в озноб и неприятное ощущение. Мокрая от пота спина начала стынуть. Теперь стало самым важным, чтобы быстро не отдать тепло и попросту не простыть. А то воевать, что называется, ещё не начали, а уже заболели…
И настала очередь мудрых советов Инчакова. Он уже походил по горам Афганистана ещё в предыдущей командировке, и его опыт был важен. Перед самым выходом Юра сказал мне, чтобы я в вещмешок кинул дополнительно майку, трусы, носки и кусок хлеба. «Выходишь на день – готовься провести в горах неделю. Сменное бельё, поверь, очень быстро пригодится», – напутствовал он. Я не стал кочевряжиться и сделал так, как он говорил.
Теперь его совет, особенно в отношении чистых майки, трусов и носков, как оказалось, был очень своевременным. Переодевшись, мы почувствовали, что холоду теперь до нас не добраться. По крайней мере, пока…
Небо начало сереть. Наступало время восхода, а значит, начала нашей операции. Бойцов расставили лицом к крепости, полукругом. Её в темноте ещё не было видно, и когда с восходом первых лучей солнца она проступила на фоне невзрачной горы, я даже расстроился. Это был неказистый самановый забор, окружающий три небольших строения с травяной плоской крышей. Назвать это крепостью мог только человек уж с очень романтическим и неординарным воображением…
– Да… я ожидал увидеть какой-никакой дворец. А тут, – печально проговорил я Юре, – забор какой-то…
– Говорят, что всё скрыто внутри, – тоже несколько удивлённый не очень впечатляющей картиной полушёпотом ответил мне Инчаков. – Видно, духи лучше нас знают, как правильно строить крепость в таких условиях.
Борис тем временем помогал командирам расставлять людей. Около пятидесяти бойцов послали вниз для того, чтобы отрезать возможную помощь со стороны виднеющегося в утреннем тумане на берегу реки кишлака. Остальных расставил полукольцом с этой стороны, – в готовности открыть огонь. Подтянули самодельные установки, и «артиллеристы» – специалисты-наводчики начали колдовать над своими импровизированными прицелами. Прицелом служила палка с отметками-рисками, с помощью которой определялся необходимый для стрельбы угол наклона ствола. Этот угол экспериментально опробовали на полигоне, и было выставлено несколько белых рисок на палке с пометкой в дистанции. Рисок было три. Именно они определяли расстояние: близко, средне и далеко. Всё остальное предполагалось учесть на месте и, как говорится, на глаз.
Мы с Юрой саркастически смотрели на это прицеливание и думали о том, что попасть они смогут через забор этой «крепости» только случайно… Но Боря был совершенно другого мнения.
Наши действия уже не надо было маскировать. Солнце взошло, и стало абсолютно светло. Хорошо просматривалась со всех сторон общая диспозиция всех готовящихся к бою. Оперативный батальон был на удалении от «крепости» более оружейного выстрела. Борис и планировал так, чтобы ни одного своего бойца не подвергать опасности. Да и цепь из своих солдат он выстроил не для стрельбы, а для создания устрашающего вида окружения. Типа «Иду на вы!» [77]. Тем более вся наша позиция находилась по другую сторону достаточно глубокого оврага.
И тут Борис повысил голос и стал даже не просто говорить, а орать… Это был митинг-призыв перед боем. Ничего
