Конечно, в целом мои тренировки проходили достаточно монотонно. Последние дни перед выступлениями — совсем не то время, когда стоит пробовать что-то новое или менять укоренившуюся тактику. Здесь остается только укреплять и развивать то, что уже успел наработать за все предыдущее время. Зато были в этом тренировочном конвейере и вполне ощутимые плюсы. Например, я вспомнил ощущение октагона. Что ни говори, а было приятно, что хотя бы что-то из той, моей прошлой жизни перетекло в эту, пусть и в немного измененном виде. Это уже не было ностальгией по «прошлому в будущем» — скорее это походило на радость узнавания привычного. Я каждый день занимался спаррингом, и это давалось мне все легче и легче. Делая основной упор на технику, я стремительно привыкал к нашей клетке, к работе у сетки.
Ну а в свободное от тренировок время — все-таки, какой бы напряженной ни была подготовка, она не может быть круглосуточной — я занимался с остальными бойцами, отобранными для участия в турнире. Врать не буду, мне нравилось ощущать себя тренером. Было очень приятно и увлекательно делиться своим опытом и смотреть, как твои идеи тут же воплощаются в жизнь, меняя работу твоих подопечных. Да и сами бойцы были исключительно талантливыми спортсменами и схватывали все буквально на лету. Больше всего мне нравилось, что каждый прием, который я демонстрировал на тренировках, они старались тут же включить в свою работу и начать применять на практике.
В нашей совместной работе я в который уже раз получил лишнее подтверждение тому, что человек, для которого важнее всего в жизни его дело, никогда не будет вспоминать о своих званиях или о том, сколько раз его физиономия мелькнула на обложке какого-нибудь журнала. Парни, с которыми я занимался, уже были звездами спорта практически международного масштаба. Тем не менее, они жадно хватались за любую возможность узнать что-то новое. Каждый незнакомый или малознакомый им прием тут же брался ими на вооружение — сразу после расспросов о том, для чего он нужен и что дает самому бойцу. Моя преподавательская работа была осмысленной и эффективной, а «ученики» — прилежными и инициативными. Пару раз мне даже приходилось проводить отдельные, индивидуальные занятия — некоторым из бойцов хотелось с самого начала получше проработать те навыки, которые они стали оттачивать с моей легкой руки.
Однако не все было так радужно. Как известно, в любой бочке меда всегда обнаружится своя ложка дегтя. И в моем случае такой ложкой, а я бы сказал, как минимум половником дегтя являлся Тэнк Эббот. Я-то в своих занятиях делал упор на том, чтобы выявить свои слабые стороны и побольше работать над универсальностью. Ведь это давало бойцам больше инструментов для борьбы, раскрывало их с разных сторон и позволяло быть более гибкими на ринге. А, наверное, даже очень далеким от спорта людям понятно, что гибкость в выборе тактики всегда дает больше преимуществ и шансов на победу. Не говоря уже о том, что такой боец получает возможность грамотнее распределить свои силы и продержаться на ринге дольше, чем остальные.
Но Эббот был искренне убежден, что никаких слабых сторон у него нет, а универсальность придумали лентяи и идиоты специально для тех, кто, как и они сами, не хочет и не умеет работать по-настоящему.
— Засунь себе свою борьбу в задницу! — орал он на весь зал. — Я терпеть не могу обниматься с потными мужиками и нюхать яйца!
— Тэнк, когда ты окажешься на полу, у тебя не останется выбора, — парировал я.
— Ха! Вы только посмотрите на него! — продолжал изгаляться Эббот. — Этот парень всерьез думает, что Тэнк Эббот может оказаться на полу! Дружище, для того, чтобы перевести меня на пол, для начала нужно ко мне хотя бы подойти. А это ни у кого не получится, я тебе гарантирую!
Эти самоуверенные речи, больше похожие на ярмарку тщеславия, мне приходилось выслушивать по несколько раз в день. В то время как другие бойцы прислушивались ко мне и, даже если им что-то и не нравилось, старались все равно овладеть новыми для себя техниками — мало ли что может пригодиться в реальном бою? — Эббот продолжал возмущаться и кричать, что он непобедим, что в гробу он видал все эти новые техники и что уронить его на пол не получится ни у кого и никогда.
— Откуда такая уверенность, Тэнк? — спросил я у него как-то раз. — Я пока еще не встречал и даже не слышал ни об одном бойце ни в России, ни в Америке, кто хотя бы раз в жизни не оказывался на полу.
— Считай, что ты теперь его встретил, приятель! — моментально ответил Тэнк с самодовольным видом. — Ты хочешь знать, почему меня невозможно перевести на пол? Так, черт возьми, именно ради этого я несколько лет только и занимался тем, что нюхал эти чертовы потные яйца в вольной борьбе!
Какое-то время я еще пытался его переубедить и, как говорили разные там интернет-тренеры и коучи в моем двадцать первом веке, мотивировать. Но потом я бросил эту затею. Как говорится, насильно мил не будешь. Тем более я уже был хорошо наслышан о человеческих качествах Эббота и его непростом, а попросту говоря, говнистом характере. Проблемы с дисциплиной у этого огромного дядьки были всегда. Об этом мне в кулуарных беседах рассказывали другие бойцы, сталкивавшиеся с ним на различных соревнованиях, да, честно говоря, и Грейси вскользь упоминал что-то подобное. Хотя уж кто-кто, а Ройс всегда старался быть корректным и не комментировать неподобающее поведение своих коллег, поэтому такие отзывы, исходящие от него, уже сами по себе говорили о многом.
В общем, вскоре я перестал пытаться переубеждать Эббота. Таких ребят обычно жизнь наказывает сама, причем очень убедительно и в самый неожиданный для них момент. За свою карьеру я мог припомнить множество подобных случаев, и самое интересное, что ни один из них еще ни разу ни в чем не убеждал таких же людей — каждый всегда думал, что уж его-то это точно не коснется. Поэтому я решил, что объяснять, что вольная борьба должна быть приспособлена для смешанных единоборств, человеку, который не желает приспосабливать даже самого себя для важного выступления, бессмысленно и бесполезно. Лучше направить свои усилия на то, что действительно можно улучшить.
В наш зал стал приходить Степаныч. Это меня обрадовало: я получил возможность небольшой разгрузки от тренерской части своей работы. А американские бойцы с интересом знакомились с советской школой бокса. В этой сфере Степаныч мог дать им гораздо больше, чем я. Он-то в силу возраста застал еще звездные времена советского спорта и успел впитать в себя все лучшее, чем славились бойцы того времени. Излишне говорить, что «благодаря» железному занавесу взаимопроникновение школ двух супердержав было практически невозможным. Поэтому многое из того, о чем рассказывал и, главное, что демонстрировал Степаныч, было для американцев в новинку. Нескольким из них он буквально заново поставил удар, после чего их работа на ринге, к их же удивлению, стала гораздо эффективнее.
Но мне приходилось помнить и о том, что я был не только бойцом, но и одним из организаторов турнира. Поэтому, помимо работы непосредственно в зале, на мне лежала еще и часть организационных забот. В частности, Грейси поручил мне проработать вопрос перевоза нашего октагона в Нью-Джерси, где располагался тот самый «Тадж-Махал», в котором и должен был состояться наш турнир. Задачка, на самом деле, была довольно серьезной — ведь расстояние до Нью-Джерси от нашего Лос-Анджелеса составляло от четырех до четырех с половиной тысячи километров в зависимости от выбранного маршрута! Да, это вам не сгонять на грузовике за полчаса!
Сначала я даже не понял, с какой стороны и подступиться к этому вопросу. Потом я вдруг вспомнил, что у меня остался номер телефона того дальнобойщика, который довез нас с Семеном сюда из Нью-Йорка. Недолго думая, я разыскал эту бумажку и тут же набрал нашего знакомого. По счастью, у него как раз выдался перерыв между рейсами, поэтому он снял трубку.
— Что, дружище, — весело обратился я к нему, — еще не забыл двух сумасшедших, которые устроили тебе приключение в ресторанчике на трассе? Ну, тот самый байкерский фестиваль, который лишил нас всех ночного сна?
