– Захватить бы всю партию сразу, и дело с концом… – Майору Ялаеву самый простой вариант казался самым радикальным. – Ничем не рисковать, не ждать, когда бандитов больше станет…
Разин отрицательно головой помотал.
– И упустить тех, кто в героине заинтересован? Нет уж… Нам не этих парней уничтожить надо… Они вообще в смысле значимости – никто… Они только чужую волю выполняют… Нам надо уничтожить хозяев героина, тех, чью именно волю эти парни и выполняют… И не захватить, а именно уничтожить, чтобы никогда уже они не смогли наживаться на чужой беде… Поэтому приказ о ночной операции будет однозначным – работать на уничтожение, пленных не брать…
Майор Ялаев с легким удивлением поднял брови. Он не видел очевидной необходимости в таких жестких мерах, но не возразил, только на Паутова коротко и вопросительно глянул. Майор Паутов взгляд поймал, вздохнул и стал смотреть в землю. Он знал, чем вызвано такое жесткое решение подполковника, но тоже ничего не имел против, потому что хорошо знал и другое, уже из собственной практики. Много раз случалось, когда захватывали бандитов живыми, потом их судили, давали им большие сроки, а через каких-то два-три месяца те же самые бандиты снова попадали в руки спецназа… И это бандиты, а о крупных мафиозных деятелях и говорить не стоило. Этих, если не убить, и до суда не доведут. А ментовский майор еще чеченского опыта не набрался и думает смесью иллюзий закона и собственных представлений о справедливости и неизбежности наказания. Но скоро, как думал Паутов, и менту придется понять, что справедливость и неизбежность наказания зависят не от закона, а только от него самого. Пусть хотя бы последние сводки посмотрит… Где бы бандитов ни обложили, пленных взять никак не удается… Все группы полностью уничтожаются… Это и есть справедливость и неизбежность наказания на практике…
– Наш командир идет… – сообщил старший лейтенант Васильевс.
Майор Известьев подошел и вздохнул устало. Посмотрел на майора Ялаева, сдержал что-то, что на языке вертелось, но все же высказал:
– Беда с этими ментами… Долго разжевывать приходится проходные моменты, которые школьнику должны быть понятны…
– Майор Яковлев человек осторожный… – Ялаев ловко отвел претензии к ментам от собственной персоны. – Давайте будем на месте решать, как ночью работать… Время теряем, на нас уже косо посматривают…
Именно для обсуждения они здесь и собрались…
– Я примерно определил, где располагать группу… – сказал подполковник Разин. – Но нам необходимо знать, где будут «краповые», чтобы в темноте своих не перестрелять… Оцепление должно быть плотным, чтобы никого в темноте не выпустить… Ни человека, ни пакета с героином… Поэтому, думаю, сначала за дело должны взяться снайперы…
– Со снайперами проблем нет… У меня трое, у вас, я видел, тоже трое… Вот с плотностью оцепления у нас могут возникнуть проблемы, – сказал Известьев. – Я по дороге сюда с Джабраиловым поговорил. Толковый парень… Если бы он так много не курил, я бы его к себе служить позвал… Он предупреждает, что родственники Бачаевых – целых три семьи! – имеют дома по периметру кладбища. И из их окон можно без проблем контролировать все подходы, кроме одной стороны. А одна сторона – которую они контролировать не могут, находится со стороны центра города, и вообще у всех на виду… Так что скрытое выдвижение в сторону кладбища должно быть в самом деле чрезвычайно скрытным, а главное, точно рассчитанным по времени. А чтобы не попасть под огонь своих же, давайте просто определим границы зоны ответственности, и все…
– Зоны ответственности – это естественно… – согласился подполковник. – Но пуля, к счастью ли, к сожалению ли, эти границы зоны ответственности пересекает без препятствий…
– В таком случае, мне кажется, исходить следует от точки проникновения группы бандитов на кладбище, – сказал майор Паутов. – Скажем, перекрывается то место, где они проникли… Это обязательно, потому что человеческая психология заставляет человека отступать тем же путем, которым он пришел, потому что он уже видел там свободный путь… Значит, этот путь следует перекрыть… И оставить для прострела коридор, скажем, левее или правее точки проникновения. И определим ширину этого коридора…
– Резонно… – согласился Известьев.
– Но лучше будет, если никого до этого коридора не допускать, – добавил Разин.
– Похороны приближаются к воротам, – сказал, вставая, старший лейтенант Васильевс.
– Пора… Идем к воротам… – поднялся и подполковник. – В самом деле, надо посмотреть, чтобы там ничего не произошло. Хотя, наверное, и произойти не должно… Бачаевы не пойдут на обострение, чтобы не привлекать к могиле лишнего внимания…
Долговязый майор Яковлев взял с собой двух башкирских собровцев Сулейманова и Скобцева и еще трех сотрудников отделения, чтобы присутствовать на похоронах убитых ментов. Сами пошли к дому старшего прапорщика Хромова, отправив остальных к дому лейтенанта Куркаева.
Яковлев понимал, что погибшие сотрудники – это всегда утрата не только для семьи, но и для отделения. И одновременно с этим понимал, что косые взгляды в его сторону неизбежно будут присутствовать. Он ответственен за тех, кто в бой идет, он не уберег… Тем не менее долговязый мент пошел, потому что вину с себя снимать не хотел. Бой есть бой, и он сам мог бы погибнуть… И еще готовился сказать что-то перед тем, как будут опускать тело в могилу. Он – начальник, и сказать доброе слово о подчиненном – это прямая обязанность начальника…
В дом они не входили, дожидались вместе с соседями у ворот, когда вынесут носилки с телом. Носилки выносили медленно, под плач женщин. Тело старшего прапорщика Хромова, завернутое в белые материи, несли высоко, так, что даже майору с его ростом невозможно было посмотреть в лицо погибшему. Он, впрочем, и не рвался, близко не подходил. Носилки поставили за воротами на дороге. Там родственники и друзья стали подходить по одному, что-то шептать, впрочем, не для других, а для покойника, и никто не слышал того, что шептали другие. Потом подошел имам, стал читать над телом молитву, провожающую погибшего воина в последний путь. После молитвы носилки трижды поднимали и опускали. Это, как понял Яковлев, тоже какой-то обычай. И только после этого носилки понесли в сторону кладбища. По поселковым меркам путь был не самый близкий, однако никаких машин не было, весь путь предстояло преодолеть пешком. Женщины остались около ворот, провожая старшего прапорщика Хромова только взглядами и слезами.
Долговязый мент спросил какого-то пожилого чеченца, распоряжавшегося похоронами:
– Надо сменить носильщиков? – и показал на себя и башкирских собровцев.
– Вам – нельзя… – сказал чечен. – Вы – неверные…
Глянул коротко на старшего лейтенанта Сулейманова, носителя откровенного азиатского типа лица, признал, видимо, в нем представителя магометанской веры, но не поправился. Настаивать Яковлев не стал.
* * *
Почти одновременно с первой процессией к воротам кладбища приблизилась и процессия с телом Мусы Бачаева. Третья процессия с телом лейтенанта Куркаева только еще появилась в конце улицы. Яковлев подумал, что при входе в ворота, если две процессии встретятся, может возникнуть спор о том, кому идти первому. И этот спор вполне вероятно мог перерасти в настоящее побоище, вовсе не подходящее месту и траурной торжественности момента. Но какую процессию останавливать? Ни одна не захочет уступить другой, потому что каждая готова обвинить другую в гибели своего человека.
Видимо, поняли положение и Разин с Известьевым. По крайней мере, они вышли за ворота и обеспокоенно посматривали в одну и в другую сторону. Но тут в процессии с телом Мусы Бачаева нашлась какая-то разумная голова, должно быть, прозвучала команда, и процессия стала двигаться заметно медленнее, чтобы пропустить носилки с телом старшего прапорщика Хромова. Тут же и майор Яковлев спохватился, что надо меры принимать. Он опять подошел к тому пожилому чечену, что в процессии распоряжался, и теперь уже не попросил, а сказал строго, как и положено говорить менту:
– Скажите носильщикам, чтобы добавили шага… Надо развести две процессии…
Чечен, как понял долговязый майор, тоже не желал испортить траурную торжественность и сразу подчинился, сказал что-то носильщикам, те пошли быстрее…
* * *
– Я же говорил, они сами не пожелают обострения ситуации, – сказал подполковник Разин. – Им есть чем рисковать, и в такой момент они все свои чувства и горскую гордость спрячут в задницу, иначе им придется потом эту же задницу подставлять хозяевам героина…
– Оцепление, значит, можно было бы и не выставлять… – качнул могучей головой старший лейтенант Васильевс.
– Тогда уже мы повели бы себя не так, как должны себя повести, и это показалось бы подозрительным… Они показывают нам концерт, а мы должны показать им цирк, как я уже говорил… И будем продолжать показывать, пока не подойдет время вытащить из «цилиндра фокусника», то бишь из могилы, груз…
