...Было сонное, обеденное время, когда из-за изнуряющей жары закрывались даже продуктовые магазины. С 13.00 до 15.00 – во всем Израиле «тихий час»...
Он вышел из такси, огляделся по сторонам и подошел к какой-то крохотной уличной кафешке. Не успел он усесться в пластиковое кресло, как к нему подошла девочка-официантка (это было и есть общеизраильским явлением – официантами в таких забегаловках, как правило, работают старшеклассницы или студентки, чтобы иметь «карманные деньги»):
– Роце лаазмин ма шегу, адони?
– Кэн! – ответил Андрей, не колеблясь.
– Шомэа?
– Бира бвакаша...
– Эйзе бира?
– «Туборг» им еш эцлашем.
– Бэтах, ше еш! Кама? Эйзе кос?
– Хэци литр.
– Бэсэдэр! Хаке рак дака!..[40]
Она убежала куда-то внутрь этой кофейни, а Андрей сидел пораженный... Пораженный тем, что только что услышал от самого себя!
«...Твою мать! Я же еще пять часов назад не мог вспомнить ни единого слова на иврите! Ни единого!.. А теперь... Потарахтел с официанткой, да так лихо, словно никогда отсюда и не уезжал!.. – Он отер ладонью пот со лба и жестко потер виски. – Ну почему же так?! За два месяца так и не сумел вспомнить ни французский, ни английский, родной украинский „возродился“ в башке еле-еле, а этот „еврейский“ всплыл в одну секунду!.. Хотя... Давно известно, что всплывает везде и всегда в первую очередь... Да вот только... На хрена мне это надо! Что же ты, башка моя дурная, меня так подводишь-то? Какие это у тебя такие планы, которые даже мне еще не известны?..»
Андрей потягивал мелкими глоточками ледяное пиво, «Туборг» израильского розлива, редкостная дрянь, по правде говоря, и напряженно думал, как ему быть, «Куда пойти, куда податься?», а поморщить мозг было над чем... Он, «перекати-поле», за пять лет «жизни в Израиле» так ничего своего и не нажил. Жил по принципу «все свое ношу с собой»... Он успел сменить массу съемных, меблированных квартир, которые и подыскивал с помощью своих знакомых по одному-единственному критерию – «У меня нет ничего, кроме меня самого и пары-тройки джинсов, футболок, но я хочу жить как человек!..» И самое странное, что ему это удавалось, – здесь можно было купить все, только успевай раскрывать свой кошелек... Проблема заключалась в другом... На то, чтобы найти такую «коморку Папы Карло», чтобы она была отдельная, без соседей, уходило довольно много времени. Иногда даже месяц-полтора!.. Все это время ему надо было где-то перекантоваться. А вот где?!
«...Идти к Генке?.. Он меня, конечно, примет... Только вот... Жена у него... Алиса, мать ее!.. „Девушка из высшего общества“, как в песне у Валерия Меладзе... Большая проблема!.. Да и сопьюсь я с ним! Как пить дать, сопьюсь на хрен!..»
Его товарищ, друг, можно сказать, одессит Генка Калюжный, работал музыкантом в одном из русских ресторанов, коих не только в Нетании, а и во всем Израиле было великое множество. Они, собственно говоря, именно так и познакомились в январе 98-го. Через ресторан «Одесса», в котором играл одессит-музыкант и пил пиво забредший в ресторан на огонек одессит-посетитель... Они были практически одного возраста – Генка на год младше – и имели массу общих интересов. А когда Андрей узнал еще и то, что гитарист «младший сержант Калюжный» в составе военного оркестра МО СССР летом 88-го побывал в Кабуле, где, так уж случилось с простым «одесским лабухом», умудрился заработать медаль «За боевые заслуги», а через год, в Нагорном Карабахе, в Степанакерте, медаль «За отвагу» – вот тут-то их дружба переросла в нечто, что было на порядок выше, – они стали братишками!..
«Это же что такое надо было сделать, где и как давать свои „гастроли“, чтобы за год заработать две самые уважаемые во все времена солдатские медали? – думал тогда Андрей. – С гитарой наперевес он на „духов“ ходил, что ли?! И сооружал ею „испанские воротники“, не иначе!..»
В общем... Генка его, конечно же, принял бы, даже не задал бы вопроса, на какое время! Проблема была с его теперешней женой... Алиса... Дочка каких-то там московских профессоров-доцентов, которые на земле обетованной себя не нашли, тут своих, «таких умных» девать было некуда!.. Доця их рванула во все тяжкие: «секс, водка, рок-н-ролл», пока не столкнулась нос к носу с Генкой. Который и заделал ей ребенка... Как говорят в Одессе, «дурное дело – не хитрое!»... В 99-м... Ей 19, ему 30... Пацан родился классный! Никитка! Крепкий, умный, смышленый... И Геныч любил его от всего сердца!.. А вот Алиса... Превратилась почему-то из милой, веселой девчонки в мегеру! Она «пилила» своего мужа «тупой пилой» и требовала все больше и больше денег... А он на этой «благодатной почве» все чаще прикладывался к «беленькой», благо в ресторане этого добра было завались...
«...Нет, к Генычу идти нельзя! Без вопросов!.. Алиска нас двоих до смерти запилит! Да и бухать с ним каждый день, как раньше бывало, я сейчас просто не смогу – сдохну!..»
Он посмотрел на опустевший бокал и подозвал девушку-официантку:
– Еще одно пиво, пожалуйста...
Закурил, посидел бездумно, пытаясь отвлечься от «проблем насущных», закурил, какую уже по счету, сигарету, и... опять окунулся в свои раздумья, притронувшись к холодному, запотевшему бокалу:
«...Значит, к Генке нельзя – это понятно и решено!.. А что тогда? Куда идти? К кому попроситься пожить?.. Вот это ты приехал, Андрюха!.. Дурак ты, капитан, другого слова и нет! Куда ты ехал? К кому?!. Что же ты с Маришкой в Обани не остался?!»
Он пил пиво и курил... Так, в тяжелых раздумьях, прошел час... Потом второй... Четвертая «поллитруха» пива и вторая пачка сигарет... Он перебирал в своем мозгу то совсем небольшое количество знакомых и раз за разом отбрасывал в сторону очередного кандидата, «готового принять его на постой»...
«...Ну, что?.. Выбора-то, как оказалось при „ближайшем рассмотрении“, особенного-то и нет... Придется идти к ней... – Он опять с силой потер свой лоб ладонью. – Но как же не хочется-то!!! „Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой“... Есть только один „плюс“ – она тоже одесситка... Может, и поймет, и впустит землячка...»
Он подозвал официантку, рассчитался за выпитое и, выйдя из-за столика, медленно побрел по улице в сторону ненавистного ему дома... Стрелки его часов показывали «местное» время – 15.30...
... – Та-а та-та-та-та та-та та-та та-та та-та-та-а-а!!! – пропиликал звонок мелодию «Ламбады».
Он стоял и ждал, когда откроется дверь, бесконечно долго – минуты три, никак не меньше... Наконец-то щелкнул замок, открылась дверь – и... в дверном проеме стояла Лина и смотрела на него совершенно заспанными и абсолютно ничего не понимающими глазами...
– О!.. – Она «навела резкость», потерев глаза ладонью. – Явление свалилось!.. Чего надо?..
Лето... Лето было жаркое... А эта «мадемуазель» и так вообще никогда не страдала излишними комплексами... То есть вообще никогда, наверное, с самого рождения...
Она стояла в дверном проеме совершенно голая, давая понять всем своим видом «незваному гостю», что ей абсолютно все равно, кто к ней пришел в такой неурочный час...
– Воды попить не дадите, девушка...
Она осмотрела Андрея с головы до ног:
– Ага!.. А то так жрать хочется, шо аж переночевать негде?..
– Ну... Типа того...
Она еще раз «оценила перспективы», смерив Андрея пытливым взглядом, и отступила в сторону:
– Заходи!..
Через минуту Филину пришлось пройти «экспресс-допрос» голого «следователя» на тему: «Где тебя носило с прошлой зимы? Что делал все эти девять месяцев? Что думаешь делать дальше? И... Надолго ли тебя принесло на мою голову в этот раз?!.»
Ответив кое-как, он, было дело, присел на краешек стула, но...
– Ты шо там, на стул, свою жопу тулишь, «бедный родственник»? – прокричала она[41] из кухни. – Не хера мне тут мебель гадить! Разделся – и бегом под душ! Шаромыжник!..
...Холодные струи воды освежили Андрея, освежили его голову, и он вышел из ванной комнаты уже «совсем другим человеком»...
– Жрать хочешь?
Это было ее «С легким паром!»...
– Я в последний раз...
– Короче, хочешь!.. – перебила она его. – Так, и шо щелкаешь клювом, как голодный баклан? Сел и жри!..
Она так и слонялась по кухне голяком, пока Андрей ел еврейские национальные блюда – куриный бульон и «гефелден фиш»[42] ... Которые, положа руку на сердце, он совершенно не любил – «жирная водичка» и «какая-то жеваная дрянь под рыбьей шкурой», как называл он всегда эти «блюда»!.. Ему бы сейчас пару шматков родного, хохлятского копченого почеревочка, да с чесночком!..
– Пить будешь?
Андрей посмотрел на Лину:
– Не знаю... Я пива жахнуть успел пару литров... Окосею под жару...
Только его согласия никто и не спрашивал!.. В высокие, стограммовые рюмки уже наливалась водка «Keglevich»... Поганое, вонючее пойло, если честно, рассчитанное на «израильский рабочий класс» «ниже среднего». В общем, гадость редкая, но «била по шарам» здорово!.. А что еще надо простому работяге со стройки? Дешево и сердито...
И Андрея повело... Здорово повело!.. Да и не удивительно же нисколько!.. Все его предыдущие события-мытарства, ослабленный «до невозможности» организм, усталость от перелета, пиво и уже успевшая стать непривычной израильская жара...
