Включать «подснежники» мы не спешили, чтобы не отвлекать друг друга от дела. Связь планировали применять только в случае крайней необходимости. И такая необходимость возникла как раз в момент, когда Корчагин приблизился к первому снайперу. Спутник, контролирующий все переговорные устройства и показывающий нам снайпера, зафиксировал его смещение в сторону. А Корчагин шел на прежнюю точку. Мне пришлось включить «подснежник», дающий слабый сигнал вызова. Отозвались сразу старший лейтенант и старший прапорщик:
– Я – «Второй». Слушаю…
– Я – «Третий». На связи…
– «Второй», я – «Первый». Твой объект сместился влево. Возможно, покинул помещение. Осторожнее, не нарвись на неожиданную встречу.
– Понял. Ориентируюсь.
– Продолжай сближение. Бери чуть левее.
– Вижу его. Он в кустах присел. Поел намедни что‑то несвежее. Работаю, хотя запах будет неприятный.
– Работай! Противогаза у меня нет. Смотри, куда ступаешь…
Монитор отчетливо показывал, как точка совместилась с другой точкой. И уже через пару минут продолжила движение. Одновременно другая наблюдаемая нами точка застыла на месте.
– «Третий»… – позвал я.
– Я – «Третий». Колдую с отмычками…
Колдовство длилось недолго: замок, видимо, попался простой. Вальтер проник в дом и стал подниматься на чердак. Судя по всему, никто из хозяев ему навстречу не вышел и поздороваться желания не проявил. И даже чуткий микрофон «подснежника» не донес до нас звуков удара. Бил Вальтер, видимо, предельно аккуратно, стараясь не потревожить странными звуками хозяев дома.
– Я – «Третий». «Первый», можешь работать.
– Я – «Второй». «Первый», можешь работать, – подтвердил старший лейтенант Корчагин, который расправился со вторым снайпером так же бесшумно.
Я встал. Встал и подполковник Волоктионов.
– Гони, Паша… С богом…
ПОДПОЛКОВНИК РОЗОВ
– Приехали, Артур Юрьевич… – сказал майор Руманов, якобы, разбудив меня. – Штаб на втором этаже. Вас там ждут, поднимайтесь, я только машину закрою…
Я даже потянулся, показывая, что в самом деле дремал. Но из машины вышел сразу, и сразу же пошел в сторону лестницы. У меня почему‑то не было желания оставаться в темном дворе наедине с майором. А на втором этаже горел свет.
В оперативном штабе, расположившемся в недостроенном, но уже имеющем крышу, окна и пол доме, сидели четыре офицера. Один зевал за рацией, трое с биноклями в руках стояли у окон, просматривая дороги. Я не понял, для чего нужен такой просмотр. Если на дорогах есть посты, зачем еще людей с биноклями сажать? Все равно ничего не увидят. И вообще существование такого штаба показалось мне лишним.
Майор Руманов задержался с приходом, а на меня никто не обратил внимания, словно я был привычным предметом местной мебели. Единственным предметом мебели, поскольку таковую в дом еще не завезли, если не считать раскладного походного стола и нескольких стульчиков.
– Здесь еще кто‑то есть? – спросил я офицера, сидящего за рацией.
– На первом этаже отдыхают четыре бойца группы захвата.
В такой относительно многочисленной компании чувствовать себя можно было спокойно даже при майоре Руманове. А я постоянно возвращался мыслями к странному поведению майора и еще более странному его взгляду. Что‑то здесь было не так, но понять конкретно, что происходит, я не мог.
На лестнице послышались торопливые шаги, и сопровождались они возбужденным разговором, который велся на чеченском языке, который я не понимал. Руманов поднялся вместе с двумя вооруженными офицерами в бронежилетах и в кевларовых касках. В руке держал мобильник. И сразу сообщил что‑то, отчего вскочили все присутствующие. Я ждал объяснений.
– Везунчик вы, товарищ старший следователь по особо важным делам, – зло сказал, наконец, Ваха. – В рубашке родились, можно сказать…
– Вы о чем? – спросил я, ничего не понимая.
– Вы пересели в мою машину, и это вас спасло. Фуртанбек Хаджибекарович вместе с заместителем начальника нашего управления взорвался в своем «Мерседесе». Мы здесь ждем этих спецназовцев, а они в стороне работают… И опять звонили на телевидение от имени Вахи-Взрывателя. Звонил человек, не знающий чеченского языка.
– Они хотят отвлечь наши силы отсюда, – предположил один из офицеров.
– Силы так и так придется отвлекать, – заявил Руманов, очевидно, имеющий право командовать. – Здесь остается только офицер связи, старший следователь, и я. Остальные на место взрыва…
У меня вдруг сильно закружилась голова. Я даже вынужден был прислониться к стене плечом, чтобы не показать подступившей слабости. А причина была проста – я все понял.
Вахид Георгиевич и есть Ваха-Взрыватель!
Самое простое взрывное устройство, какое возможно изготовить кустарным способом – ток подается на взрыватель от аккумулятора «мобильника». Для этого необходимо только позвонить на этот телефон, и произойдет взрыв. Руманов позвонил, Саламбеков взорвался, а мобильник, с которого был произведен звонок, полетел в урну. А по другому сотовому телефону он разговаривал со студией телевидения, предупреждая о взрыве. И я должен был взорваться в той же машине. Я взорвался бы, не пожелай заместитель начальника управления поехать вместе с Саламбековым. А сейчас Руманов отсылает отсюда всех, оставляя только меня и офицера связи, который сидит в наушниках, и зевает, ничего не замечая вокруг. Зачем он отсылает людей, занятых в операции?
Он хочет разделаться со мной?..
Он хочет завершить начатое?..
А я даже пистолета с собой не имею…
КАПИТАН БЕКЛЕМИШЕВ
Легко отдать приказ. Гораздо труднее его выполнить.
Приказ мне дали категоричный и предельно простой – только выводить из строя, но не убивать тех, кто устроил нам ловушку. А как это сделать, если основное мое оружие и есть удар, который убивает. Впрочем, другими ударами я тоже владею, но сдерживать себя в сложной обстановке бывает нелегко. Мне предстояло нейтрализовать только двух противников, однако сложность состояла в том, что эти противники один от другого находятся недалеко, и шум может привлечь внимание. Следовательно, необходимо действовать молниеносно и беззвучно. А уж как получится ударить, это будет видно. На одном ударе зацикливаться, когда не знаешь даже, с какой позиции придется бить, тоже рискованно.
Пользуясь тем, что снайпер уже не просматривал улицу, я спокойно перешел ее, и двинулся не по тротуару, а по проезжей части. Я помнил, что оба наблюдателя сидят в густых кустах газона и просматривают именно тротуар.
– «Первый», я – «База», – сказал в наушник подполковник Волоктионов. – Старайся прижаться ближе к кустам.
– Иду вплотную. Ближе никак не получится, – ответил я.
– Кстати, «Первый», я только что получил сообщение, что Ваха-Взрыватель взорвал машину с руководителем направленной против тебя операции подполковником Саламбековым и заместителем начальника республиканского ФСБ. Они ехали сюда. Не доехали. Будь готов к тому, что и это тоже на тебя повесят. Спецназ ФСБ на тебя зол, и будет работать только на уничтожение.
Отвечать мне было уже рискованно – первая засада, как я помнил, должна располагаться слишком близко, но, в знак того, что я услышал, я потер пальцем мягкую головку микрофона. При работе с «подснежником» это обычный и общепринятый сигнал, в понимании которого сомневаться не приходится.
Информация была, конечно, чрезвычайного характера и, по большому счету, требовала серьезного осмысления, но мне даже обдумывать ее времени было не дано, потому что пришлось сосредоточиться на бесшумном передвижении. Я шел бесшумно гусиным шагом и был уверен, что противник меня не услышит. А вот я услышал, как он легонько кашлянул в кулак. Да разве можно кашляющего человека в засаду выставлять! За это следует наказывать. И я взял на себя роль исполнителя наказания.
Глаза уже привыкли к ночной темноте. Я нашел этого человека там, где и рассчитывал, зашел ему со спины, и приставил ствол «ПП-2000» к шее.
– Не суетись, дружок. Я стреляю быстро…
Он медленно наполовину повернул голову, чтобы рассмотреть меня, и подставил под удар челюсть. Удар был коротким и резким. Пока он был «в отключке», я выключил торчащее из кармана переговорное устройство, заклеил ему скотчем рот, перевернул тело носом в землю и связал его «на бабу Ягу»[11]. Этого должно хватить, чтобы он не слишком пытался шевелиться в то время, когда я буду подбираться ко второму. А делать это следует быстрее, потому что какой‑то шум произведен был. Слова были сказаны, пусть и шепотом, и удар был довольно звучным. Скотч, как хорошо бы он рот ни заклеивал, все же не сможет скрыть мычания, которое человек обязательно будет издавать. Правда, был в моей практике случай, когда один умник пытался скотч со рта языком убрать. Язык у него сразу прилип. В результате человек даже мычать не мог. А за несколько часов, что пришлось ему так пролежать, язык онемел. В результате онемел и человек, хотя, как мне сказали, не полностью. Он иногда еще матерился, хотя на большее его не хватало. Но это было, наверное, когда он меня вспоминал.
