– Сними его к черту, – выругался я. – Он как горб у верблюда. Демаскируешь себя и нас.
Сержант глянул в мою сторону невидящими глазами, в которых оставался лишь страх. Неподалеку лежали убитые бойцы девятой роты, почти целиком погибло прикрытие. Бондарь продолжал механически нажимать на спуск ППШ, выпуская пули непонятно куда.
– Целься! – крикнул я. – Возьми себя в руки.
Пулеметная очередь снова рванула мешок на его спине, пуля звонко ударила в каску. Через минуту в нашу ложбинку буквально свалились Зайцев, комиссар Малкин и бронебойщик из первой роты.
Все трое тяжело дышали, приходя в себя. Перевязали простреленную руку комиссара. Паша Скворцов показал на склон. Под прикрытием молодых сосен к нам бежал танкист. Тоже свалился на нас, хрипло дыша и пытаясь что-то сказать.
– Ушел я от них… ушел, – наконец выдохнул сержант в обгоревшем комбинезоне. – А ребята погибли, весь экипаж. Какие ребята! Вместе с декабря воевали.
И вытолкнул из спекшихся губ булькающий, непонятный звук. Он смеялся и радовался своему спасению, одновременно всхлипывая, переживая за погибших друзей.
Паша Скворцов принес мой автомат и продырявленный вещмешок Бондаря.
– Убили Антоху… Через каску прямо в лоб. А мешок я забрал. Вдруг там харчи или курево.
Мы торопливо догоняли колонну. На несколько минут присели отдохнуть. Паша вытряхнул мешок. Ни еды, ни курева там не оказалось.
Перед нами грудой лежало всевозможное барахло. Плотно скатанный рулон кожи, новая командирская гимнастерка, куски мыла, пробитый пулей плоский котелок. В нем хранилось самое ценное: несколько пар трофейных часов, завернутых в тряпицу, катушки с нитками, иголки, женский маникюрный набор в расшитой бисером сумочке. Почти все часы были разбиты. Сохранились лишь две пары, которые взяли Паша Скворцов и танкист. У них часов не было.
– Дали гадам просраться, – морщась от боли, сказал комиссар Малкин. – Броневик, два грузовика… Я целый диск выпустил.
– И фрицев десятка полтора побили, – возбужденно добавил Паша Скворцов.
О своих погибших промолчали. Их было больше. Но полк вырвался из ловушки, а что будет дальше, мы отвыкли загадывать.
– Встаем, надо своих догонять, – дал команду Зайцев.
На поляне остался мешок. Кроме гимнастерки, мы все оставили. Местные найдут, порадуются мылу и ниткам с иголками. В разоренных войной селах такие вещи всегда пригодятся в хозяйстве.
Чертов «хеншель» от нас отстал. Самолет пытался преследовать полк, но один из опытных пулеметчиков сумел всадить в него несколько пуль из «дегтярева». Набрав высоту, немец пошел на свой аэродром.
Мы торопились уйти подальше от места боя. Лишь спустя несколько часов Ступак объявил привал. Подсчитали потери: при прорыве через дорогу полк потерял около семидесяти человек.
Нас осталось немногим более двухсот, в том числе полтора десятка тяжелораненых. С ними занимались санинструктор и несколько санитаров. Те, кто имел индивидуальные пакеты, отдали их, чтобы сменить повязки. Но раненым требовалась помощь хирурга, и люди умирали один за другим.
Совсем не было еды, и, что хуже всего, осталось совсем мало боеприпасов. У меня имелось шестнадцать патронов к противотанковому ружью и около двадцати в диске ППШ. Паша Скворцов закопал в землю «томпсон» (патроны к нему кончились), и тащил пулемет Дегтярева, доставшийся от Бондаря. Диск его был пуст.
Ручной пулемет у Скворцова забрали и передали кому-то из более опытных бойцов. Новичкам из пополнения оставили по одной обойме на винтовку, остальные патроны раздали пулеметчикам, чтобы набить хотя бы по одному диску.
Возле штаба я увидел нашего комсорга Валентина Шутова. Вид у него был сосредоточенный, за спиной вещмешок. Комиссар передал ему знамя полка, и рядом с политруком постоянно находились два автоматчика из комендантского взвода.
Вернулись три небольшие разведывательные группы, разосланные в разные стороны. Они доложили увиденное лично Ступаку, но вскоре пополз слух, что по всем дорогам движутся немецкие колонны, выставлены посты. На обочинах много нашей разбитой техники, лежат незахороненные тела погибших.
Одна из разведгрупп обнаружила перевернутый грузовик, который вез продовольствие. Много ли могут принести на плечах пятеро разведчиков? Сколько смогли, на себя навьючили. Мы получили по крошечному кусочку сала или по паре ложек консервов.
Высоко в небе плыл самолет-наблюдатель «Фокке-Вульф-189». Пара «мессершмиттов» обстреляла какую-то цель километрах в полутора от нас.
Насколько я помнил карту, Ступак собирался вывести полк, а точнее, его остатки, где-то между городами Изюмом и Балаклеей. Мы еще не знали, что 23 мая войска армейской группы Клейста и 6-й армии сомкнули кольцо окружения в районе города Балаклея. Слова «окружения» старались избегать.
Но даже если бы и знали, путь у нас оставался один – на соединение с нашими войсками.
До вечера отсыпались. Ступак послал группу из двадцати человек к месту, где разведчики обнаружили грузовик с продовольствием. Но пройти не удалось. Группу обстреляли, и, потеряв троих человек, она вернулась ни с чем.
С наступлением темноты двинулись дальше. Мы с Пашей Скворцовым несли на плечах наше длинноствольное ружье, имелись также две противотанковые гранаты. Меня назначили временно командиром взвода. Следом за нами шагали еще шесть человек, весь наш взвод.
Запомнилось, что ночью встретили еще одну колонну, которая шла примерно в том же направлении. Это были остатки сразу двух полков незнакомой нам дивизии – человек пятьсот или больше.
У них имелось несколько пушек и минометов. Подполковник, начштаба полка, предложил Ступаку присоединиться к ним. Капитан, полтора месяца выходивший из окружения летом сорок первого года, отказался:
– Большая группа не пройдет, завязнет в боях. Немцы крепко оседлали дороги и возвышенности.
– Будем пробиваться, – заявил подполковник.
– Мы тоже сдаваться не собираемся, – ответил опытный солдат Юрий Ефремович Ступак.
Его поддержали Зайцев, Евсеев и другие командиры. Мы разошлись. Каждая колонна двинулась своей дорогой. Позже я узнал, что Ступак раздумывал, не поделить ли оставшиеся двести человек на две-три группы.
Хорошо взвесив положение, решил, что распылять отряд не следует. Одна из причин заключалась в том, что мы несли знамя полка. Пока оно с нами, нас примут как боевую единицу и не станут мурыжить как разрозненные кучки окруженцев. Все хорошо знали, что при утере знамени любой полк расформировывается.
На рассвете наткнулись на разбитую колонну автомашин. Некоторые грузовики сгорели, другие были смяты танками. Несколько штук стояли вроде невредимые. Вокруг лежали тела расстрелянных и раздавленных танками красноармейцев и командиров.
Выставив посты, нам дали команду осмотреть грузовики.
– Медикаменты, боеприпасы, провизия, – коротко инструктировал Ступак. – Больше чем на четверть часа не задерживаться.
Еды, за исключением нескольких банок консервов, мы не обнаружили. Нашли сколько-то индивидуальных пакетов и рулон хлопчатобумажной портяночной ткани. На повязки для раненых пойдет.
Из оружия нашли несколько винтовок, довольно большое количество патронов, десятка три гранат. Это немного подняло настроение. Правда, патроны были винтовочные, автоматных не нашлось.
Паша Скворцов наткнулся на раздавленный танком труп старшего лейтенанта. Уцелела кобура с пистолетом ТТ и запасной обоймой. Пистолет Паша отдал мне, сам обзавелся винтовкой.
Люди продолжали шарить в грузовиках, искали еду, некоторые переворачивали все в поисках спирта. Капитан дал команду строиться и срочно уходить. Однако и после того, как полк свернул в сторону лесистой балки, несколько человек продолжали поиски.
– Оставшиеся будут считаться дезертирами! – крикнул им лейтенант Евсеев, догоняя колонну.
Мы ушли вовремя. По дороге катили два мотоцикла. Патруль или разведка какой-то немецкой части. Это были тяжелые «цундаппы», один из них с пулеметом. Задержавшиеся красноармейцы кинулись убегать, двое подняли руки, сдаваясь в плен.
Пулеметные и автоматные очереди убивали бегущих одного за другим. Я лежал вместе с расчетом «дегтярева», прикрывая отход полка.
– Если вслед не кинутся, огонь не открывать, – приказал Ступак.
Из семи человек до балки добежали лишь двое. Один из них был Жора Крупин. Он тяжело дышал, прижимая к груди фляжку. В сумке из-под противогаза лежали консервные банки.
Мотоциклы остановились на дороге, немцы о чем-то говорили с пленными, а мы догоняли своих.
– Что же вы нас не прикрыли? – отдышавшись и хлебнув из фляги, упрекнул меня Крупин.
Я почувствовал запах водки и молча выдернул флягу из рук.
– Это для раненых. Паша, забери сумку, посмотри, что там.
– Консервы и пачка махорки, – доложил помощник.
– Махорку подели на весь взвод, а консервы сдашь старшине, – сказал я. – Из-за водки, ты, Жорка, сам едва выбрался и фрицев мог на полк навести. Пошел вперед!
