Поскольку это было не общественное мероприятие, а чисто рабочая процедура, жителей никто и не собирался оповещать. Так что на бережку присутствовало всего-то десятка два разнокалиберных и разномастных чиновников - ну и, разумеется, два гордых первооткрывателя, которые мэра свеженькой сенсацией малость и ошарашили…
Неподалеку от берега стоял на якоре плавучий кран, перегнанный с судоремонтного завода, вокруг него - три моторки. От П-об-разной стрелы уходили в воду два туго натянутых троса.
Смолин встрепенулся, приложил бинокль к глазам. Вовремя: из воды показался аквалангист в черном гидрокостюме с ярко-оранжевыми лампасами, ухватился за борт моторки, перевалился в нее, и, сдвинув маску на затылок, принялся что-то ожесточенно семафорить руками на кран.
На палубе крана, и в рубке началась легкая суета. Тросы натянулись еще более… звуки над водой далеко разносятся, вот и до Смолина долетело тяжелое фырканье движка, поскрипывание металлических тросов…
Есть! Над водой показался закрепленный четырьмя тросами броневик, по-прежнему в позе лежащего на боку. С него ручьями текла вода, порой в тонких струйках играла мимолетная радуга. За кормой крана взбурлила вода, он медленно разворачивался корытообразным носом к берегу, чтобы аккуратненько переместить туда историческую находку.
Это уже было и неинтересно, откровенно говоря. Смолин перевел бинокль на одну из моторок - там так и лежали два ярко-красных пластиковых мешка. Смолин видел десять минут назад, как их подняли аквалангисты - там, конечно же, все, что находилось в броневике…
Итак. Что же, собственно, произошло? Да попросту случилось так, что молодая журналистка Инга Извольская по какому-то побуждению души приобрела за смешные деньги на «блошином рынке» шантарского антиквариата (есть такой, по воскресеньям работает в одном из Домов культуры) кипу старых бумаг - архив слинявшего когда-то в Харбин купца Гла-дышева, надо полагать, привезенный на родину его вернувшимися после войны потомками. И, разбирая пожелтевшие листы, наткнулась на сущую бомбу - самоличное повествование купца о том, как нагрянувшие на броневике трое красных аспидов лишили его саквояжа со всеми накоплениями в виде золотого песка, золотых монет и разных побрякушек с каменьями. Изучив этот документ, отправилась к увлекавшемуся историей известному шантарскому ученому Хижняку (тому самому, что в узком кругу был более известен как Кот Ученый). Любитель исторических загадок, а главное, хороший аквалангист, он живо взялся за дело - и буквально через два дня интенсивных погружений обнаружил-таки броневик. Конечно, совсем не там, где торчала каменюка с эпитафией.
Смолин ухмыльнулся. Память у него была отличная, он наизусть помнил все, что было написано на сожженных им собственноручно листочках из купеческого дневника - и Маэстро текст восстановил на отдельном большом листе доподлинной бумаги царских времен, и почерк Гладышева имитировал, и состарил надпись, не особенно и напрягаясь. Ну разумеется, въедливая экспертиза на самом высшем уровне могла бы выявить подделку - но кто эту экспертизу будет проводить? Главное, броневик-то нашелся!
А в броневике - два черепа с пулевыми отверстиями в затылке, самые доподлинные черепа. И полное отсутствие саквояжа. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы моментально догадаться, что же произошло на берегах Шантары девяносто лет назад. И кардинальнейшим образом переоценить личность товарища Вальде - мерзавца первостатейного, хладнокровно пристрелившего боевых товарищей ради двенадцати кило презренного металла…
Куда он ухитрился саквояж запрятать, будут гадать еще лет двадцать - да хоть сто. Главное, никто никогда и не заподозрит, где на самом деле саквояж пребывает. Все шишки - на товарища Вальде, который может протестовать разве что с помощью спиритического блюдечка, но подобные протесты ни наукой, ни юриспруденцией современной не рассматриваются вовсе…
«Я тебя достал и в могиле, сука чухонская, - подумал Смолин не без веселости. - Протестовать ты уже не имеешь физической возможности, а главное - ты их действительно убил алчности ради. Так что не обессудь, если теперь правдочка выплывет на свет божий…»
Броневик уже покоился на берегу, и вокруг него расхаживал мэр со свитою… ага, вон и Инга, и Кот Ученый парочке репортеров что-то увлеченно брешет…
Смолин опустил бинокль и убрал его в замшевый футляр, неплохо сохранившийся. Вот и всё, дальше решительно неинтересно - ну что там может быть интересного? Вся слава достанется Инге с Котом Ученым… против чего Смолин ничего не имел, наоборот, к тому и стремился. Сам он в жизни не горел желанием блистать на публике. Толковый антиквар, как хороший разведчик, предпочитает всю жизнь провести в полнейшей безвестности. Ремесло такое, дамы и господа…
Прохладный ветерок трепал Смолину волосы. Он стоял у самого края высоченного обрыва - слава богу, не в переносном, а в прямом смысле - смотрел на могучую Шантару, щурился от солнца, и по его лицу блуждала веселая, беззаботная, совершенно мальчишеская улыбка. Он опять выиграл, и не по глупой случайности, а исключительно своими собственными трудами и, что уж там, талантами. Победил - что было ох как нелегко…
Похоже было, что до старости еще очень и очень далеко.
Красноярск, февраль 2009
