Ознакомительная версия.
— Штамо, к вашим услугам, Дмитрий Аркадьевич, если помните.
— Ах адвокат? — И столько было в ее голосе неприязни, что у Штамо вспыхнуло подозрение о сговоре следователя с его недругами.
— Мне необходимо немедленно встретиться с вами, — сухо сказал он, — для обсуждения весьма важного вопроса.
— Может быть, господин адвокат, вы что-то путаете? — ледяным тоном произнесла Ершова. — Если мне не изменяет память, подследственный категорически отказался от ваших услуг защитника, написал соответствующее заявление. Так какие же тогда вопросы? Советую, если вам вообще нужны какие-то советы, обратиться с этим вопросом к тем, кто вас нанимал. Надо напомнить?
— Нет, благодарю. Я помню господина Брусницына, помню и других коллег Гусева, которые так заботливо упекли его за решетку, а затем наняли адвоката для его же защиты. У меня память хорошая, смею уверить. Но меня в данный момент волнует несколько иная проблема, та, в курсе которой только мы с вами, госпожа Ершова, и я полагаю, сейчас самое время ее обсудить. Вещь щекотливая и, как бы вам сказать…
— А вы не стесняйтесь, господин адвокат, как просится на язык, так и говорите, — с сарказмом перебила она. — Где же ваше хваленое красноречие?
— Я бы не советовал вам разговаривать со мной таким уничижительным тоном, — вкрадчиво заметил он. — Вы же знаете, о чем у нас пойдет речь, верно?
— И знать не хочу… Слушайте, — уже раздраженно сказала она, — не морочьте мне голову. Говорите, что надо, или кладите трубку. У меня нет сейчас времени для пустых бесед с вами.
— Я не открою посторонним вашу тайну, если скажу, что речь пойдет о двухстах тысячах долларов?
— О чем? — изумленно протянула Ершова. — Двести тысяч? Я не ослышалась? Откуда они у вас?
— Они не у меня, а у вас, уважаемая, — жестко заявил Штамо. — И переданы вам с моей помощью. То есть, проще говоря, лично мною. Надеюсь, вы не станете отрицать этого факта?
— Какого факта?! Вы что, намекаете на дачу мне взятки?! Вы в своем уме? Дмитрий… как вас там?
— Ах вот что! — усмехнулся Штамо. — Ну что ж, я должен был предвидеть такой поворот судьбы. И, уверяю вас, я его предвидел. Всего хорошего, до скорой встречи. Полагаю, что вы теперь сами будете кровно заинтересованы найти меня, чтобы договориться. Но уже на моих условиях, имейте это в виду!
— Нет, подождите! — решительно возразила Нина Георгиевна. — Вы выдвигаете в мой адрес какие-то абсолютно нелепые, гнусные обвинения, подозреваете меня бог знает в каких преступлениях и машете ручкой? Мол, ищите меня! Да кому вы нужны? Кому вообще нужны ваши идиотские обвинения? Вы где живете? Вы соображаете, что сейчас несете, какую злобную чушь? У вас что, совсем плохо со здоровьем? Так лечитесь, черт возьми! Пока вас насильно не взялись лечить…
— Вы угрожаете, — спокойно констатировал Штамо. — Очень хорошо. Я ожидал от вас такой реакции, госпожа следователь по особо важным делам. Я записал на диктофон вашу взволнованную и прекрасно вас характеризующую с точки зрения э-э… нравственности, точнее, ее полнейшего отсутствия речь. Превосходный образчик трусливой демагогии и наглой лжи. Моим слушателям, смею надеяться, чрезвычайно понравится. Желаю здравствовать!
В трубке послышались короткие гудки.
Нина Георгиевна обомлела. Не то чтобы испугалась, нет, но как она вообще могла совершенно забыть о своей должности, о собственном реноме, о профессиональной выдержке, чтобы позволить себе такие неоправданные эмоции, так глупо сорваться?! А все этот проклятый Валера, будь он неладен!
Смятение ее было столь велико, что из головы в момент выдуло все сладкие мысли и чувства, только что терзавшие воображение. Но что все-таки произошло? Откуда у адвоката этот его тон? Он что, шантажировать ее решил? Но ведь у него же нет, не может быть решительно никаких свидетелей. Двести тысяч… Болван, знал бы он, у кого сейчас эти деньги… Кстати, может, знал бы — так и не пер против танка. Но он полез. А что происходит в таких случаях, а? Танк ведь железный! Как, бывает, гаишники кричат зазевавшимся девкам? «Эй, не лезь под машину! Водитель не трахает, а давит!» Пора бы и этому Штамо научиться понимать столь примитивную истину.
…Поймал такой вот шибко самонадеянный тип Золотую рыбку. «Давай свое желание», — говорит та. «Хочу быть героем!» — отвечает. И оказывается в заснеженном окопе под Сталинградом. В руке граната, а на него наползают два немецких танка…
Вспомнился Нине Георгиевне давнишний анекдот, усмехнулась, и гнев сам собой растворился. Да вот и чайник уже почти весь выкипел, так ему и перегореть недолго. «Внимательнее надо быть», — совсем спокойно укорила она себя. И до конца дня напряженно занималась текущими делами.
Лишь запирая перед уходом сейф, куда спрятала папки со стола, она вспомнила, что ни новый адвокат Гусева — этот Вадим Райский, ни его охранник — Валерий Разин… Валера так и не позвонили сегодня. Странно. Правда, Валера и не обещал звонить сюда, на службу. Но настроение ее почему-то снова стало портиться, как это было после разговора с Штамо. Надо же, привязался, как банный лист к …! А ведь он теперь, возможно, и не отстанет, значит, что же, принимать меры?
Нина Георгиевна не зря считала себя умной женщиной. Она умела правильно оценивать обстановку и вовремя принимать нужные решения. Старалась также не оставлять без внимания и случающиеся изредка проколы, чтобы сделать из них верные выводы на будущее. Научилась за годы следственной работы держать, как говорится, руку на пульсе. Оттого, наверное, и неприятности, которых всегда хватало в правоохранительном ведомстве, ее прежде не задевали. Почти. Но на этот раз и Сережка, родной братец, и его приятель Игорь Брусницын, кажется, за чем-то все-таки не уследили, и вот — первый тревожный симптом.
Размышляя так, она спускалась к выходу, к своему джипу — подарку все того же Сережки, который — прости ему Бог! — имел возможности делать подобные подарки, и думала о вновь возникшей проблеме. Сказать брату? Но тогда возникнет сакраментальный вопрос: «Где деньги, Зин?» Брусницын — тот тогда вообще не слезет, пока всю ее не выпотрошит наизнанку. Манера у него такая сволочная — все только для себя, все ради собственного удовлетворения, а ты — неважно, хочешь не хочешь — заткни свою пасть и молчи. Неистребимая жажда насилия у них в крови — у этих, прошедших Чечню. Может, оттого и тронул душу Валера, что не ощутила она в нем знакомого уже ей зверства обезумевшего от похоти самца.
И тут явилась новая мысль. Нина Георгиевна даже остановилась на лестнице, чтобы не потерять ее. А что? В том варианте, который ей неожиданно пришел в голову, вполне могли совместиться и спасение, и удача. Как он ей ответил-то сегодня ночью? Насчет «функций»? Интересно, что он сам-то при этом имел в виду? Она так и не сумела выяснить, да, впрочем, в тот момент и не до выяснений было. Но он сказал, что у него их, этих «функций», с избытком — именно эту фразу она почему-то хорошо запомнила. А какие еще дополнительные «функции» могут быть у охранника? Ясно же! Избавиться от лишней заботы, от ненужного свидетеля, например, от излишне любопытного или слишком болтливого и тем самым очень опасного сотрудника. Новое время диктует и новые законы, о которых прежде наверняка никто и не слыхивал. А раз имеется острая необходимость, обязательно найдется и подходящий исполнитель.
И, самое главное, Валера тогда будет привязан так крепко, что крепче не придумаешь! А о таком любовнике, не говоря уже — защитнике, настоящем телохранителе, можно только мечтать. Ну вот они — другие бабы — пусть и мечтают, а у нее уже есть! Нет, очень плодотворная идея. А теперь надо немедленно мчаться домой и — ждать, терпеливо ждать звонка. Сегодня она просто обязана выдержать экзамен, который сама только что придумала…
2
Адвокат Штамо, бросив телефонную трубку и поразмыслив о состоявшемся разговоре, подумал, что немного погорячился и раскрыл свои карты раньше времени. Но одновременно пришел и к другому выводу. Судя по реакции Ершовой, вопрос той взятки ею вполне мог не обсуждаться. И это просто проверить.
Вряд ли она пошла бы на такой шаг самостоятельно, она наверняка с кем-то могла предварительно договориться. С кем? А с тем человеком, которого нередко упоминала в разговорах, не называя, однако, фамилии, но прозрачно намекая, что он имеет непосредственное отношение к Генеральной прокуратуре и, следовательно, может повлиять на положительное решение вопроса с Гусевым. Собственно, поэтому и размер взятки не вызвал, помнится, резкого протеста у Гусева — тот ведь знал, что в жизни почем, и понимал, что двести тысяч долларов — не та сумма, ради которой стоит рисковать жизнью. А что в принципе все сводится к тому, было уже ему, заботами Дмитрия Аркадьевича, популярно изложено. Нет, конечно, согласился-то подследственный далеко не сразу. Да и с какой стати ему давать взятку должностному лицу, которое расследует его дело, нагромождая при этом одну небылицу на другую? Гусев не чувствовал себя виноватым, на сотрудничество со следствием категорически не шел, всякую вину свою отрицал и в качестве свидетелей требовал привлечь своих бывших уже теперь партнеров. И, что самое любопытное, в первую очередь господина Брусницына, из-за договора с которым, по мнению Егора Савельевича, и разгорелся весь этот сыр-бор. Но последнее — уже детали, которые могут всплыть в процессе расследования, а могут вообще кануть в бездну. Той же Нине Георгиевне оказалось достаточно намека на это обстоятельство, как она словно бы сменила гнев на милость и тут же предложила подследственному — через его адвоката, разумеется, через Штамо, — новые условия сотрудничества. Она даже готова была изменить меру пресечения для Гусева, выпустив его на волю и ограничившись подпиской о невыезде — то есть осуществить на деле мечту каждого уголовника, который в принципе плевал на всякие подписки. Правда, уверяла Ершова, сама она уже не может решить эту проблему лично, зато знает, кто смог бы это сделать. Но действия подобного рода должны быть оплачены, увы! И назвала сумму, которая в конечном счете и была ею получена от Дмитрия Аркадьевича — из рук в руки.
Ознакомительная версия.
