Дон Хайме безмятежно улыбался:
– Вот именно, дорогая моя... Вы еще не знаете, но мне удалось отыскать сеньора Роблеса и побеседоватьс ним о ваших делах. Сеньор Роблес оказался сговорчивым и понятливым молодым человеком – ну, а мне, не сочтите за похвальбу, всегда были свойственны логическое мышление и умение убеждать... Довольно быстро он согласился со мной, что участие в вашей... научной экспедиции было бы непростительной авантюрой, с которой серьезный человек не станет связываться...
– Вы его убили?
– Кристина! – с ласковой укоризной воскликнул дон Хайме. – Как у вас язык повернулся? Наши семьи двести лет жили по соседству, я никогда не давал повода... Наконец, я хочу, чтобы вы стали моей женой... К чему убивать совершенно неповинного человека, если есть другие аргументы, гораздо более приятные?
– И за сколько же он меня продал?
– Будьте уверены, сумма была солидной...
– Откуда у вас деньги? Вы же не богаче меня...
– Зато у меня есть друзья... а у вас их, похоже, не осталось, если не считать этого молодого человека, который столь дурно воспитан, что палит из пистолета в столовой приличного дома... Да и он под категорию друзей вряд ли подходит... Милейший сеньор Смит, не согласитесь ли прогуляться со мной по двору и обсудить некоторые финансовые вопросы?
– Я бы охотно сообщил, как вам лучше всего употребить ваши денежки, – сказал Мазур. – Но тут, во-первых, присутствует дама, а, во-вторых, не хочется вновь осквернять столовую в приличном доме, на сей раз словами... Но вы меня все равно поняли, а?
– Речь идет о весьмабольших деньгах...
– У меня еще четырнадцать патронов в обойме, – сказал Мазур. – А вот причин вас жалеть у меня нет. Ни единой. Так что держите язык за зубами...
– Невероятно, – произнес дон Хайме, таким тоном, словно не играл, а всерьез не мог поверить в услышанное. – Такие молодчики от денег не отказываются...
– Он не наемник, – перебила Кристина, все так же гордо восседая в кресле. – Он мой любовник.
– Боже мой, – дон Хайме самым что ни на есть трагическим видом обвел взглядом шеренгу потемневших фамильных портретов. – Это все проклятые Соединенные Штаты с их вольностью нравов... Говорил же я, что не следовало вас отпускать в эту богопротивную страну с ее полным упадком нравов... Слышали бы вас...
– Вы собираетесь сказать что-то еще? – тоном герцогини, распекающей нерадивого слугу, спросила Кристина.
– Пожалуй, – кивнул дон Хайме, безусловно пораженный в самое сердце столь шокирующей новостью. – Что же, если дела обстоят именно так... не пора ли подвести кое-какие итоги? Аквалангиста у вас больше нет. Без него вся затея бесполезна, вам самой лучше и не браться... Остается одно: передать все дела мне. Хотя вы и удручили меня до последней степени столь шокирующими известиями, я все же готов выделить вам двадцать пять процентов...
– А почему не пятьдесят? – саркастически усмехнулась Кристина.
Дон Хайме спокойно разъяснил:
– Простите, это невозможно. У меня были крупные расходы, и условия игры таковы, что более двадцати пяти процентов я вам никак не могу выделить. Для вас, в вашем положении, это все равно фантастическая сумма... Это полмиллиона долларов....
«Нехило, мать твою!» – воскликнул Мазур про себя и поднялся с кресла. Присев на подлокотник, крайне вольно обнял Кристину за плечи и, склонившись к ее уху, громко произнес, умышленно нанизывая вульгаризмы:
– Кристи, на твоем месте я не верил бы этому старому козлу ни на грош. Чует мое сердце, он тебе не отслюнит ни цента. Обязательно наколет. Еще прикончит, чего доброго, хорошо, если просто оставит на бобах...
Он чувствовал, как девушка напряглась от его бесцеремонных объятий – но из роли она выйти не могла, недавнее шокирующее заявление обязывало... Кристина не шелохнулась. Сказала задумчиво:
– По-моему, ты прав, Джонни... У меня точно такие же впечатления.
– Кристина! – укоризненно воззвал дон Хайме. – Как вы только могли подумать?! Ваш отец был моим другом...
– И как вы с ним поступили?
– Неужели вы подозреваете меня в причастности к этому... инциденту? Могу поспорить, это влияние вашего...
Мазур видел глаза девушки – и, ориентируясь на их выражение, как ни в чем не бывало сказал:
– У меня, конечно, не сыщется столько благородных предков, да и гербов отроду не водилось... И все же, милейший дон Хайме, я, кажется, знаю, каким качеством должен обладать истый идальго... Он должен тонко чувствовать, когда его присутствие становится совершенно неуместным, и ему, пусть мысленно, желают убраться к чертовой матери...
– Молодой человек, этот дом – не ваш...
– Хозяйка присоединяется к мнению гостя, – произнесла Кристина холодно.
Мазур усмехнулся:
– Вы, кажется, имели честь подметить, что в моем облике чего-то недостает? По-моему, в вашем тоже, благородный дон. Вам следует вместо этого галстука повязать пестрый платочек – и вот тогда ничем не будете отличаться от старых педиков из притонов французских кварталов Нового Орлеана...
Какое-то время висело тяжелое молчание.
– Бросьте, – сказал Мазур. – Вы не мифологическое животное василиск, и взглядом убивать определенно не умеете. А если не терпится, мы можем выйти во двор и решить нашу проблему, как кабальеро в старые времена. У вас пистолет в кармане, я и отсюда вижу... Значит, игра будет честная. Полагаю, снизойдете до плебея? Если вам мало словесного оскорбления, я могу и пощечину влепить...
Все-таки великое дело – порода... Дон Хайме, бледный, как полотно – а вот внутри, несомненно, кипящий, как вулкан – произнес с достойной уважения невозмутимостью:
– Оскорбить идальго может только равный, поэтому драться с вами я не буду.
– Да ну, какое тут благородство и фамильная спесь, – сказал Мазур. – Не хотите рисковать, когда на кону такойкуш?
– Совершенно верно, – без выражения откликнулся дон Хайме. – В конце концов, это тоже серьезный мотив. Чего ради я должен рисковать, подставляясь под пулю гангстера? Я искренне надеюсь, что у нас будет еще случай встретиться при более благоприятных обстоятельствах... Честь имею откланяться. – Он покосился в сторону. – Обломки моей трости можете взять себе. Рукоять серебряная, и вы сможете выручить за нее долларов десять...
Мазур, подавшись вперед, произнес сквозь зубы:
– Если ты, старая сволочь, не заберешь свои деревяшки, я тебе в спину шарахну без оглядки на традиции...
После недолгого обмена взглядами дон Хайме пожал плечами, с видом непринужденным и не сломленным подобрал обломки трости, вежливо поклонился и направился к выходу упругой походкой хозяина жизни. Спина у него оставалась безукоризненно прямой, голову он держал высоко, и со спины, надо отдать должное, его вполне можно было принять за двадцатилетнего лейтенанта в штатском. Мазур видел в разбитое окно, как благородный дон все той же безукоризненной походочкой шагает к воротам.
– Ты знаешь, я на досуге обожаю пофилософствовать, – сказал он задумчиво. – Как-то вывел для себя определение смертельно опасного врага. По-моему, это тот, кто отвечает трем требованиям: имеет возможностьтебя угрохать, желаетэтого достаточно сильно, и, наконец, настроен решительно. Сдается мне, твой сосед всем трем требованиям отвечает. Не хочу тебя пугать, но очень похоже, он и с тобой больше церемониться не будет. В конце концов, ты не единственная на земле красавица, уж извини.
– Я знаю, – отозвалась Кристина тусклым голосом. – Теперь он и меня прикончит при случае.
– Какого же черта ты ему брякнула насчет любовника? Не могла не понимать, что лишаешь бедолагу последней надежды.
– Именно этого мне и хотелось, – отрезала она. – Отца я ему не прощу. Пора было внести полную ясность... Боже мой, он ведь не врал насчет Роблеса. Если бы врал, Роблес давно бы приехал. Все рухнуло, все...
– Роблес, значит, аквалангист... – протянул Мазур. – Море, море... Он должен был нырять к... цели?
– Ты удивительно догадлив...
– И теперь у тебя нет ни денег, ни аквалангиста, – вслух рассуждал Мазур.
– Придется самой.
Мазур посмотрел на нее, присвистнул:
– Русалочка... Какая там глубина?
– Ну, футов сто...
– Как мы это небрежно произнесли... – сказал Мазур. – Сто футов. То есть добрых тридцать метров... Ты что, ныряла с аквалангом?
– Да, в Штатах. У меня есть сертификат...
– Ну, даже так... – произнес он с преувеличенным почтением. – А сколько у тебя погружений?
– Много.
– А точнее?
– Не менее дюжины.
– Понятно, – сказал Мазур. – Любительский сертификат каких-нибудь ускоренных курсов... А максимальная глубина, на которую ты ныряла?
– Какая тебе разница?
– Все-таки?
– Ну, футов на сорок...
– Один раз, а?
– Два.
– Немногим лучше. Два раза на сорок футов, под бдительным присмотром инструктора, который больше пялился на твою попку в бикини, чем учил всерьез... И еще десяток бултыханий на мелководье. С такими достижениями нечего и соваться на сотню футов, даже на привязи. Угробишься.
