Оглянувшись еще раз назад, Здоровяк увидел, что чекисты для него недосягаемы, если бы он вздумал сделать к ним бросок. Стоя от них в двух метрах, он был стопроцентной мишенью. Не видя шансов на победу в схватке с противниками, он вновь подчинился их требованию.
Стоя спиной к своим противникам, Здоровяк приготовился к личному обыску. Он не услышал, как к нему подошел один из чекистов и резко ударил пальцем в нижнюю часть черепного изгиба, где начинается первый шейный позвонок. Потеряв сознание, Здоровяк, падая, разбил бы себе лицо о металлическую лестницу, но чекист успел подхватить и поддержать его. Как заботливая мать, тот бережно положил его на верхний ярус мешков с рисом. Оба чекиста, надев на руки Здоровяка наручники, изъяли у него из карманов все, что там находилось, извлекли из подплечной кобуры пистолет, сняли с плеч вещмешок, забрали у него все, что представляло для них интерес, даже туфли, так как в них могла содержаться масса сюрпризов — от тайников, где могла храниться секретная информация, до холодного и огнестрельного оружия.
После выполнения неотложных формальностей, связанных со Здоровяком, парии позволили себе отвлечься от него и обратить внимание на Першина, который, молча наблюдая происходящее, плакал. Трудно было предположить два месяца тому назад, что такой здоровый, сильный и волевой мужчина способен так расслабиться, чтобы заплакать, но происходящее было фактом.
Парни, подойдя к Першину, тоже расстроенные его видом, обняв, стали успокаивать. Першин, обнимая их и целуя, говорил:
— Я уже потерял надежду на свое освобождение и приготовился к худшему. Большое вам спасибо, ребята, от меня и моей семьи.
— А вы уж простите наших сотрудников за то, что они не уберегли вас, что повлекло за собой такие мучения, — попросил его один из чекистов, белокурый, крупноголовый гигант.
— В случившемся не их вина, а моя беспечность. Я знаю, что их ваше начальство будет наказывать, но я постараюсь за них заступиться. Вы хоть мне представьтесь, чтобы я знал, кто меня спас, — блаженно улыбаясь, еще полностью не избавившись от воздействия наркотиков, попросил чекистов Першин.
Белокурого гиганта звали Валерием Михайловичем, его напарника — Николаем Владимировичем.
— Ростислав Всеволодович, как вы себя сейчас чувствуете? — поинтересовался у него Николай Владимирович,
— А что такое?
— Мы беспокоимся о вашем здоровье. Как вы считаете, вам сейчас нужна скорая медицинская помощь или можете потерпеть?
— У вас сейчас из-за меня какие-то проблемы?
— За судном ведется наблюдение его друзей, — показав большим пальцем правой руки через плечо на Здоровяка, заметил Николай Владимирович. — Судно в три часа дня покинет порт. Нежелательно, чтобы мы высадились в порту. Где-то в открытом море нас возьмут на борт пограничники, а до того времени нам придется побыть на судне.
— Конечно, мне надо показаться врачу, так как "лекарства" этого шакала и его друзей мне здоровья не прибавили. Но если я мучался и терпел два месяца, то уж денек как-нибудь перебьюсь на судне без опасных последствий для своего здоровья. Только, парии, пускай радист теплохода передаст на берег моим родственникам, что я жив, здоров и скоро увижусь с ними.
— Это мы сможем осуществить, — пообещали ему чекисты в два голоса.
Несмотря на то, что парии годились Першину в сыновья, они сейчас разговаривали с ним как медицинские работники, — нежно и доброжелательно, с: некоторой виноватостью в голосе, как бы беря на себя часть вины в том, что позволили Першину подвергнуться такой опасности…
Оставим Першина и его окружение на судне и обратимся вновь к группе иностранных агентов.
Возвратившись на берег, Курносый доложил резиденту о выполнении возложенного на исто задания. Довольный приятным сообщением, Фокин поручил водителю и Курносому загрузить байдарку камнями. Те, выполняя его указание, отбуксировали лодку от берега метров на пятьдесят и утопили ее в море. Выйдя на берег, они, не стесняясь резидента, поснимали с себя трусы и стали выжимать из них воду, тогда как Фокин, не теряя зря времени, продолжал давать им указания:
— Ты, Леонид Васильевич, останешься здесь на дежурстве, дождешься отправления теплохода. Он должен в три часа дня покинуть бухту. Алексей Иванович за тобой прибудет в шестнадцать часов.
Он мог данного указания Курносому и не делать, так как ранее уже дал такую команду. Поэтому Курносый, одевшись, прошел к своему автомобилю и взял из багажника огромный сверток, в котором находились принадлежности аквалангиста, продукты питания и другое. Проходя мимо Фокина, Курносый деловито произнес:
— Дай Бог, чтобы все прорезало, как мы хотим.
— Дай Бог, — согласился с ним резидент, на всякий случай даже суеверно перекрестившись.
Когда машина с резидентом ушла, Курносый немедленно распаковал свой сверток. Взяв из него прибор и включив его, он удовлетворенно констатировал, что прибор подает устойчивые, постоянные ровные сигналы. Облюбовав под скалой, у самой воды, удобное для себя место, рассчитанное на многочасовое дежурство, как бы застолбив его, он кинул на него кусок брезента.
В том, что в назначенное время за ним приедет товарищ, чтобы отвезти домой, Курносый нисколько не сомневался, но до шестнадцати часов надо было еще продержаться, и тут на товарища никакой надежды не было. Надо рассчитывать только на себя. Не считая чекистов профанами и страхуя себя от возможной неприятной неожиданности, он надел костюм аквалангиста, приготовил баллон с кислородом, чтобы тот был постоянно под рукой.
Только после выполнения этих мер предосторожности он позволил себе плотно позавтракать. Не спеша пережевывая пищу, вспоминал, что из того, что они должны были сделать, он еще не выполнил. Прервав завтрак, он прошелся по бухте, подобрал два окурка. С удовлетворением отметил, что в бухте не осталось следов пребывания его друзей. Положив окурки под камень, он вернулся к месту своего привала и продолжил завтрак.
С трассы его "гнездо" не просматривалось. Обнаружить его практически можно было только со стороны моря. Возвышающаяся над ним козырьком скала не давала посторонним возможности видеть его, наблюдать и контролировать его действия.
Закончив завтракать, Курносый по привычке посмотрел на приемник, довольно отметил, что принимаемые им сигналы с теплохода постоянные. Обстановка благоприятствовала отдыху, можно было бы немного поспать, но Курносый отогнал от себя такой соблазн. Перебарывая в себе, желание уснуть, подкрепляясь из термоса глотками крепкого кофе, он, бдительно нес возложенное на него дежурство, не завидуя Здоровяку, которому на теплоходе со своим пленником было менее уютно.
"Там, на теплоходе, Здоровяк находится, как в ловушке. Правда, если у него все пройдет гладко, то он раньше меня попадет домой, но зато я меньше подвергаюсь риску. Кругом — горы и камни. Ко мне никто не сможет подойти незаметно, не вызвав камнепада", — успокаивая себя, думал Курносый.
Несмотря на то, что Томилко слишком поздно проинформировал Качанова о намерении иностранной агентуры тайно вывезти из страны российского подданного, тот к вечеру уже успел установить за Капитаном плотное наблюдение, из которого тот, как из-под колпака, уже не смог бы выбраться.
Предположение Качанова, что агенты намерены вывезти из страны ученого-атомщика Першина, соответствовало действительности, а поэтому размах принимаемых им в операции мер был вполне оправдан.
Через Капитана оперативники Качанова вышли на Здоровяка, окружив его своим "вниманием и заботой". Когда у резидента Фокина началась операция по высадке "десанта" на теплоход Ломакина, она тоже проходила под наблюдением чекистов.
По тому, как энергично она проводилась, Качанов понял, что ему и его подчиненным ночью спать не придется. Понимая всю ответственность, которая сейчас автоматически была возложена на его плечи, Качанов вместе с оперработниками был на передовой позиции, где на месте без проволочек немедленно давал подчиненным необходимые указания, Работы у него было столько, что о сне не приходилось даже думать.
По рации Качанов получил сообщение от своего сотрудника, пост которого находился в непосредственной близости от тайной бухты иностранных агентов. Тот сообщил, что к ранее находящимся на берегу агентам на "москвиче" подъехала новая группа из трех человек. Среди прибывших он опознал ученого-атомщика Першина.
Не успев завершить разговор по рации с оперработником, Качанов был побеспокоен радистом походной лаборатории, который, остановившись рядом, молча ждал конца разговора, чтобы сообщить какую-то новость.
— Ну, чего там у тебя случилось? — спросил его Качанов.
— В квадрате сорок пять, — то есть там, где находится бухта, — заработал маяк, подающий устойчивые, одинаковой силы однообразные сигналы.
