Ознакомительная версия.
Пистолет — единственное имевшееся у Зигмунда оружие, прихваченное им во время побега, — Стас отобрал у него сразу, той же ночью. И запер в своем столе, после чего не расставался с ключом от ящика все те полгода, пока брат скрывался в его доме.
Конечно, Лизочке пришлось рассказать все, как есть: она не только не переносила лжи, но всегда чувствовала малейший, даже самый незначительный обман, относясь к этому крайне болезненно… Именно поэтому и оказалось невозможным скрыть от нее проклятый диагноз.
Станислав Збигневич тяжело вздохнул, перебирая в памяти неприятные воспоминания, связанные с братом. На душе было почему-то особенно тяжело сегодня, хотя все вроде бы складывалось нормально. Утром звонил Вадька, уже совершенно успокоенный, сказал, что заедет завтра. Это означало, что нужная сумма — аванс от очередного клиента — у него на руках и очень скоро часть ее, необходимая для излечения Лизы, окажется у него, Паляницкого.
Казалось бы, он должен испытывать ликование, радостную надежду, а не ощущение, будто к его сердцу присосалась пиявка. В чем же дело? Да, скорее всего, в том, что он уже разуверился в счастливых поворотах судьбы, особенно после провала его эксперимента с Дорой, когда казалось, что у него получилось то, что до сих пор не получалось ни у кого, включая ученых с мировым именем. Что впереди, помимо всего прочего, чуть ли не Нобелевская маячит…
А может быть, все дело в Зигмунде? В том, что впервые за все эти годы предстоит вернуть тому этот чертов пистолет… Конечно, Вадька был прав, когда ругал их всех за то, что Зигмунда вообще вовлекли в это дело. Но к кому же еще, спрашивается, было с этим обращаться? Ни у Субботина, ни у Паляницкого-старшего никаких связей в криминальном мире отродясь не было. Да и вовлекать в такое постороннего человека куда более рискованно, чем хоть и плохенького, но своего!
Пусть Зигмунд круглый идиот: разве умный человек позаимствовал бы на его месте для последнего из дел машину Хабарова? Да еще и пояснив, что, мол, во-первых, она всегда под рукой стоит, во-вторых, замок на гараже — одно название?! Ему даже мысль о том, что участие в деле профессорской тачки — лишняя наводка на клинику, в голову не пришла… Действительно идиот! С предыдущим угоном его вообще едва не зацапали. Тоже «крутой», у которого мозгов не хватает на то, на что вполне хватает у любого из нынешних отмороженных подростков…
Тем не менее брат есть брат: Станислав Збигневич не сомневался, что в случае провала тот его не сдаст. Именно по этой причине о возможности провала он не думал, куда больше беспокоила необходимость вернуть Зигмунду пистолет. Стас понимал, что «несчастный случай», да еще в очередной раз связанный с машиной, больше не пройдет. Значит, остается единственный вариант — откровенное убийство. Клиент, к счастью, бизнесмен, поэтому вряд ли подозрение в первую очередь упадет на клинику. А если и так, это его тоже не волновало: к тому моменту, как дело будет завершено, они с Лизочкой уже будут в Японии. Документы он начнет готовить прямо завтра.
Что касается пистолета, все эти годы Зигмунд пытался уговорить Станислава Збигневича вернуть ему оружие. Но старший брат, хорошо зная своего младшенького, не собирался этого делать, понимая, что, во-первых, назад он его уже не получит. Во-вторых, с пистолетом в руках Зигмунд наверняка рано или поздно во что-нибудь вляпается. Но теперь даже это не имело для него большого значения, главное — Лиза, все остальное, включая работу, он ради нее уже готов был терять…
Стас вздохнул, выключил телевизор, перед которым сидел почти весь вечер, бессмысленно пялясь на экран, и, поднявшись, направился в соседнюю комнату.
Ящик письменного стола, в котором хранилось оружие, он давно уже не запирал: Зигмунд у них с Лизой практически не бывал. Выдвинув ящик, он взял пистолет в руки. Черный, тяжелый «макаров» с вытертыми до серебристого рыбьего блеска боками, не раз побывавший в деле, не один год его пользовали по назначению… Станислав Збигневич оружие, в принципе, уважал, чувство надежности, связанное с обладанием им, было ему знакомо. Офицер запаса, никогда не нюхавший пороха, всего лишь месяц после военной кафедры «отдыхавший» в специальном лагере неподалеку от Ясной Поляны, он все-таки умел с ним обращаться. Во всяком случае, пистолет брата периодически смазывал, разбирал и собирал, и сейчас ему не нужно было открывать обойму, чтобы убедиться в том, что там не хватает двух патронов: он никогда не спрашивал Зигмунда, на кого или на что тот их использовал.
Стас повертел «макаров» в руках, зачем-то взвел курок, и как раз в этот момент в прихожей раздался длинный и настойчивый звонок в дверь.
Бросив оружие в ящик и поспешно задвинув его, Паляницкий недоуменно посмотрел на часы, висевшие над письменным столом: кого это несет в столь неурочный час? Половина второго ночи.
Направляясь в прихожую, он сообразил: наверняка это Вадька, иначе охранник позвонил бы ему снизу, предупредив о неурочном посетителе. Дверь дома давно уже была снабжена домофоном, а после того как, несмотря на это, квартиру на третьем этаже все-таки обчистили, жильцы обзавелись консьержем. Даже двоими — дежурившими посменно, благо размеры подъездов в их доме это позволяли.
Что касается Субботина, он давно был здесь настолько своим, что охранники — к слову сказать, по просьбе самого же Стаса — пропускали его свободно, не спрашивая хозяина квартиры.
Другой вопрос, что такого могло случиться, чтобы Вадим завалился к нему среди ночи? Неужели не зря терзало какое-то тяжелое предчувствие?
Стас нахмурился, ускорил шаг и распахнул двери, не спросив, кто это… Ему понадобилось не более пары секунд, чтобы понять и кто, и осознать собственную ошибку, и все, что должно сейчас, а главное, потом последовать.
Перед глазами Станислава Збигневича в этот момент были не эти мужчины с мрачными и суровыми лицами, на некоторых пестрела знакомыми черно-зелеными пятнами форма, не люди, в считаные секунды заполонившие прихожую, он видел сейчас только одно: бледное до желтизны лицо Лизы на казенной подушке, ее неправдоподобно маленькие, худые, как у десятилетней девочки, руки поверх одеяла…
— В чем дело, господа? — Паляницкий каким-то чудом взял себя в руки, ему требовалось выгадать всего несколько минут, может быть, секунд.
— Паляницкий Станислав Збигневич? — Худощавый блондин в возрасте между сорока и пятьюдесятью, с палочкой в руке, выступил вперед и пристально уставился на Стаса. Почему-то тому подумалось вдруг, что у мужчины очень приятное лицо и умные глаза…
— Я самый…
— У нас имеется ордер на ваш арест…
И незваные гости, и хозяин находились в этот момент как раз посередине гостиной, возле кресла перед темным экраном телевизора, у которого Паляницкий провел этот вечер.
— Думаю, тут какая-то ошибка, — спокойно пожал Стас плечами и в следующую секунду, улыбнувшись, метнулся к двери в соседнюю комнату, возблагодарив судьбу за то, что так и не собрался после смерти родителей снять с нее французский замок, который вроде бы был теперь ни к чему.
Последнее, что он слышал, прежде чем нажать на курок выхваченного им из ящика стола и прижатого стволом к виску пистолета, был чей-то резкий окрик:
— Ломайте двери!
Первого удара тех, кто выполнял этот приказ, Станислав Збигневич Паляницкий уже не услышал…
22Первый в этом году снег осчастливил Москву уже под утро. Большие пушистые хлопья вдруг неуверенно заскользили вниз — от еще не тронутого рассветом неба к ненадолго опустевшим и затихшим улицам, словно так и не решили до конца, стоит или не стоит дарить столице по-настоящему зимний день.
Ирина Генриховна Турецкая наблюдала это скольжение из окна своей квартиры, пристально разглядывая начавший уже белеть асфальт перед подъездом дома.
Александр Борисович Турецкий, еще издали приметивший, что его законное место на стоянке занял какой-то хмырь, припарковавшись за углом, смотрел на первый снег, уже начавший скрипеть под его ботинками, наоборот, задрав голову кверху, ощущая себя участником этого всегда нового и торжественного действа…
У него немного закружилась голова от небесного хаотичного мельтешения белого на черно-синем фоне, пришлось остановиться, пoжалев при этом, что оставил надоевшую палку в «пежо».
У Ирины Генриховны, увидевшей его в этот момент, екнуло и забилось в два раза быстрее сердце: ей в первую секунду показалось, что это Антон Плетнев, а вовсе не Шурик медленно бредет вдоль дома… Неужели они и правда похожи, как считает Меркулов? Раньше она этого не замечала. Но и Шурик уже давным-давно не заявлялся домой под утро, она почти успела отвыкнуть от привычки волноваться за него, строить предположения насчет того, где носит ее непутевого мужа на сей раз…
Ознакомительная версия.
