А эти двое... Целыми днями они сидели друг напротив друга, смотрели и... молчали! Никто и никогда не слышал, чтобы они без какой-либо необходимости произнесли хоть одно слово. Никто не видел их улыбок.
Первое время с ними пытались общаться, но потом плюнули – на любой вопрос реакция была одинакова. Та же, что и у ямы в чеченском ауле. И пугать их лишний раз не хотели.
Однажды один из них обратился к Василию:
– Дай сигарету... – Тихий, бесцветный голос, опущенная голова. Скопцов поднял руку к карману "разгрузки" – и тут же тело недавнего пленника вздрогнуло, непроизвольно напряглось, сжалось в ожидании удара.
– Возьми... – Скопцов протянул пачку. Парень несмело протянул чуть подрагивающие пальцы к сигарете.
– Пачку бери! – Василий с трудом удержался, чтобы не заорать. Насильно затолкав пачку в ладонь пленника, резко развернулся и пошел в сторону. Все равно куда. Ему сейчас надо было побыть одному.
То, что он видел, было страшно. По-настоящему, без дураков, страшно. Что же надо было делать с этими ребятами, чтобы они перестали быть самими собой?!
Сколько же времени они были в плену? Месяц? Или год? Неважно... За это время "чичи" сумели убить в них людей. Превратили в рабов, в бессловесный рабочий скот... И это не могло не пугать.
Сумеют ли эти ребята когда-нибудь оправиться, вернуться к нормальной, полноценной жизни? Трудно сказать.
Через некоторое время пацанов отправили в Россию, домой, к родителям. А в бригаде появилась новая "фишка". Под первый виток резинового медицинского жгута, которыми бойцы обматывали приклады, стали вкладывать патрон. Свой патрон. Тот самый. Последний. Этого никогда не обсуждали вслух, но после той памятной встречи каждый из бойцов знал – его в плен не возьмут.
После этого парни окончательно перестали сомневаться в нужности и полезности того, что они здесь делали. Окончательно ушли остатки жалости к противнику. Тот, кто способен делать такое, не может, не имеет право носить звание человека. А с дикими животными во все времена поступали одинаково.
И правозащитникам, слезливо ноющим о бедах "гордого и свободолюбивого" народа, лучше помолчать. Они либо не понимают, за кого заступаются, либо отрабатывают вложенные в них деньги. Потому что по-настоящему гордый человек не будет унижать того, кто рядом с ним! А тот, кто сам любит и понимает свободу, никогда не лишит ее другого!
И эти, местные, доморощенные... В его представлении они были намного хуже тех, с Кавказа. Те – другие. Чуждые законы и правила, чуждый менталитет. Эти же вроде бы как свои. Но только чеченцы руководствовались своими законами и понятиями, на которых выросли, которые впитали с молоком матери. Глупо злиться на волка за то, что он родился с зубами. Проще его убить, чтобы он эти зубы не пустил в ход.
Теперь эта компания местных бандитов в глазах Скопцова перестала быть людьми. Дикие животные, наслаждающиеся полученной возможностью безнаказанно унижать и оскорблять того, кто рядом, давать выход своим самым низменным инстинктам. Нелюдь. И Василий знал, что он сделает с этой самой нелюдью...
Секрет чистоты и порядка в домике без видимых признаков обитания получил объяснение. Омерзительное объяснение – рабство! Знал ли Альберт Матвеевич о происходящем на этой его заимке? Знал, вне всяких сомнений. А вполне возможно, что не просто знал, а даже организовал все это!
Со стороны реки резко ударил выстрел. Одновременно со вторым Скопцов перевернулся со спины в положение для стрельбы лежа и приготовил оружие. Но оно не понадобилось.
Эти козлы опять развлекались – стреляли поверх голов рабов. Люди испуганно падали на землю, в воду мелкого ручья, закрывали головы руками, стараясь вжаться в галечник. А бандюки хохотали.
Старшой, который к этому времени уже успел забраться в палатку, опять появился снаружи.
– Эй, бля, кончай херней страдать! – заорал он в коротком перерыве между выстрелами. – Че, патронов до хера?! И этим... работать надо.
Остальная компания очень неохотно прекратила "развлекуху". Вот и еще одно объяснение странным событиям той недавней "охоты".
Побросав в беспорядке автоматы, бандиты сели в кружок на галечник. Откуда-то появилась колода карт. Через несколько минут уже вовсю шла игра.
С соблюдением всех мер предосторожности, Скопцов отполз назад, за ветви кустарника. Здесь ему делать было нечего. Пока нечего. Но он всенепременно вернется сюда немного позже.
А пока что надо было вернуться к "домику". Посмотреть, кто же из "местных шишек" сюда заявится. А может, и еще что-нибудь новенькое, интересное удастся узнать.
Возле самого "домика" Скопцов чуть было не столкнулся с новой процессией – тот самый оборванный и заросший бородой до самых глаз мужик и его конвоир из компании бандитов.
А следом за ними неспешно шли старые знакомые Скопцова – Николаша, преданный помощник Альберта Матвеевича, и еще двое в камуфляже. В одном из них Скопцов уверенно опознал водителя начальника милиции. Знакомые все лица.
Все тащили какие-то ящики и коробки – надо полагать, припасы для рабов и их охранников на следующую неделю. Разумеется, что большая часть груза пришлась на долю раба, который согнулся под ней в три погибели.
Один из водителей о чем-то разговаривал с конвоиром – Скопцов не старался услышать. В большей степени его внимание привлек Николаша – он, хмурый и чем-то недовольный, постоянно оглядывался по сторонам, внимательно обшаривая взглядом окружающие тропу заросли.
Один раз его взгляд прямо уперся в то место, где скрывался в тот момент Скопцов. Василию показалось, что глаза их встретились – помощник Органчика остановился, замер на месте, не отводя глаз от старой березы, за корнями которой и укрылся Василий.
Скопцов торопливо уткнулся лицом в землю. Он не хотел, чтобы его сейчас заметили. И в то же время не мог не восхищаться Николашей – интуиция у того была развита невероятно для обычного человека! Василий в очередной раз задался все тем же вопросом: "Кто он такой?.." Откуда у него все эти умения и навыки? Кажется, Маша говорила что-то про Афганистан. Какой-то спец, так и не сумевший найти себя в гражданской жизни?
Когда Василий опять взглянул на тропу, там уже никого не было. Только слышались удаляющиеся шаги и негромко бубнил водила главного милиционера района. Внезапно в голове Скопцова ярким огнем вспыхнула неожиданная и дерзкая мысль. Какое-то время он еще размышлял, лежа за спасительными корнями. А ведь может и получиться! Поднявшись, он быстрым шагом направился в сторону "домика".
Остановившись неподалеку от того места, где был спрятан рюкзак, Василий закинул автомат за спину, подпрыгнул и, ухватившись за верхние доски забора, подтянулся. Легко перебросил тело во двор, передвинул автомат в боевое положение и, полуприсев, пошел вдоль стены дома, плотно прижимаясь спиной к теплым бревнам.
Как он и ожидал, во дворе никого не оказалось. Только три уже знакомых черных джипа стояли в глубине, под навесом...
Неслышно пройдя под окнами дома, Скопцов ступил на крыльцо... Открыл дверь – вот когда он поблагодарил мысленно того, кто с такой завидной добросовестностью смазывал навесы! В глубине помещения было слышно неразборчивое бухтение голосов, да на улице до хрипоты исходил лаем Душман.
Прикрыв за спиной дверь, Василий шагнул к следующей двери, той, что вела в главный зал охотничьего домика. Тихое "бу-бу-бу" разговаривающих внутри стало громче и разборчивей. Прижавшись щекой и ухом к дверному полотну, Василий стал слушать.
– ...И я вообще не понимаю – из-за чего так нервничать! – говорил Шубин в обычной своей манере – громко и напористо. – Ну, журналюга какой-то! Он же ничего конкретно не знает! Все, что он скажет, можно списать на его психическую болезнь!
– И те два трупа? – а вот это подал голос начальник милиции!
– А что?! – ярился Шубин. – И их тоже!
– Ты, Анатолий, не забывай, что те двое мертвы уже давно... – солидно вступил Органчик. – Они у тебя в колонии умерли. В то время, как срок отбывали. И этому журналисту, маму его...
Тут Органчик сочно, со вкусом, длинно и витиевато выругался. Скопцов даже подумать не мог, что солидный глава администрации знает такие слова!
– ...каким-то образом попал в руки список нашего щелкопера, Бизикова. Компетентные органы вполне может заинтересовать, каким же это образом умершие в колонии зэки оказываются очень даже живыми и на свободе! Расследование никому из нас не нужно.
– И что ты предлагаешь? – опять начальник милиции.
– Необходимо все дело сворачивать. – Слова прозвучали в полной тишине. Какое-то время висела пауза, которую нарушил Шубин:
– Нет! Я не согласен!
– А тебя, Анатолий, никто и не спрашивает! – резко ответил Органчик. Сейчас это был совсем другой человек – не чиновник-златоуст, которого привык видеть Скопцов, а жесткий и требовательный командир. – Если брать по большому счету, то вина в этом провале полностью твоя!
