– Куда ты клонишь, Грейс?
– Ты водишься с такими людьми как... Бубба. А также Девин и Оскар. Ты живешь в мире насилия и окружаешь себя подобными людьми.
– Тебя это никогда не коснется.
– Это уже случилось. Черт. Хотя я знаю, ты скорее умрешь, чем позволишь кому-нибудь причинить мне зло. Физически. Я все это знаю.
– Но...
– Но какой ценой? Что с тобой происходит? Ты не можешь зарабатывать на жизнь чисткой канализационных труб, а, возвращаясь, благоухать мылом, Патрик. Это въестся в твои поры. Выхолостит тебя подчистую.
– А может, уже?
Миг тишины в трубке был долгим и мрачным.
– Еще нет, – сказала она. – Но это чудо. На сколько тебя хватит, Патрик?
– Не знаю, – сказал я сдавленным голосом.
– Я тоже, – проговорила она. – Но я не люблю осложнений.
– Грейс...
– Я позвоню тебе, скоро, – сказала она, и на слове "скоро" ее голос дрогнул.
– Хорошо.
– Доброй ночи.
Она повесила трубку, а я продолжал слушать гудки. Затем я сдавил пальцами сигарету и отшвырнул от себя пачку.
* * *
– Где ты пропадаешь? – спросил я Буббу, когда наконец достал его по мобильному.
– Во дворе магазинчика Джека Рауза в Саути.
– Чего ради?
– Потому что Джек сейчас там, как, впрочем, Кевин и большая часть всей команды.
– Хорошо же ты разделал Кевина, – сказал я.
– Для него Рождество уже наступило, да. – Он довольно хихикнул. – Старина Кев сосет свой супчик через соломинку, горемыка.
– Сломал ему челюсть?
– И нос тоже. Одним ударом двух зайцев.
– Но, Бубба, на глазах у Грейс? – спросил я.
– Почему нет? Должен тебе сказать, Патрик, женщина, с которой ты встречаешься, из разряда неблагодарных.
– Надеялся на чаевые? – съязвил я.
– Нет, всего лишь на улыбку, – сказал он. – На "спасибо" или хотя бы на благодарный кивок. Я бы все принял.
– Ты дубасил человека на глазах у ее дочери, Бубба.
– Ну и что? Он сам напросился.
– Грейс этого не знала, а Мэй слишком мала, чтобы понимать.
– Вот что я тебе скажу, Патрик. Просто для Кевина выпал плохой день, а для меня – хороший. Очень хороший.
Я вздохнул. Пытаться толковать Буббе о социальном договоре и принципах морали – это все равно, что вести разговор о холестерине с "Биг Маком".
– Нельсон все еще сторожит Грейс? – спросил я.
– Как ястреб.
– Пока все не закончится, Бубба, он не должен спускать с нее глаз.
– Он и сам не захочет. Думаю, он влюбился в эту женщину.
Я аж вздрогнул.
– Так чем, собственно, Кевин и Джек сейчас заняты?
– Укладывают вещи. Похоже, собираются в путешествие.
– Куда?
– Не знаю. Но выясню.
Я почувствовал едва ощутимую усталость в его голосе.
– Бубба.
– Да?
– Спасибо за охрану Грейс и Мэй.
Его голос потеплел.
– Всегда пожалуйста. Ты ведь сделал бы то же самое для меня.
Возможно, чуть деликатнее, но...
– Конечно, – сказал я. – Может, ты на какое-то время ляжешь на дно?
– Почему?
– Кевин может нанести ответный удар.
Он рассмеялся.
– Ну и что? – Он фыркнул. – Кевин.
– А как Джек? Может, ради поддержания авторитета он должен наказать тебя за то, что ты избил одного из его людей.
Бубба вздохнул.
– Джек – это мыльный пузырь, Патрик. Тебе этого не понять. Он, конечно, окреп, и он опасен, но только для хилых. Не для таких, как я. Он знает, чтобы вывести меня из игры, придется использовать невообразимую кучу народа, а если промахнется, надо готовиться к мировой войне. Он похож... когда я служил в Бейруте, нам раздавали ружья без пуль. Это и есть Джек. Ружье без пуль. А я – тот чокнутый шиит, который едет на грузовике с бомбами вокруг его посольства. Я – это смерть. А Джек слишком нежный, чтобы играть со смертью. Он ведь получил свой первый опыт власти довольно давно, еще в Ассоциации.
– О чем ты? – спросил я.
– "Охранная ассоциация Эдварда Эверетта", ОАЭЭ. Местная организация по охране правопорядка. Помнишь? Еще в семидесятых.
– Смутно.
– Да, черт возьми. Все они были добропорядочными гражданами, все жаждали защитить свою округу от негров, скандалистов и тех, "кто не так смотрит". Черт, мне самому дважды от них досталось. Твой старик так меня отделал...
– Мой старик?
– Да. Сейчас вроде смешно, столько всего было. Черт, отряд просуществовал каких-то шесть месяцев, но они заставили оболтусов вроде меня платить, когда попадались. Ничего не скажешь.
– Когда это было? – спросил я, так как из глубин моей памяти стали всплывать обрывки сцен – собрания в комнате отца, громкие, самоуверенные голоса, сопровождавшиеся звоном льда в стаканах, пустые угрозы в адрес похитителей автомобилей, нерадивых операторов, а также любителей граффити нашей округи.
– Не знаю. – Бубба зевнул. – Я тогда воровал колпаки с колес, значит, был еще сопляк. Наверно, нам было лет по одиннадцать-двенадцать. Думаю, год семьдесят четвертый или пятый.
– А мой отец и Джек Рауз...
– Были вожаками. Кроме них были еще, дай вспомнить, Пол Бернс и Терри Климстич, и забавный паренек, залетный, который вечно носил галстук, да, были еще две женщины. Никогда не забуду – они сцапали меня, когда я снимал колпаки с машины Пола Бернса, и стали бить ногами в ботинках, не очень сильно, но я поднял глаза и увидел, что это бабы... Охренеть!
– Кто были эти женщины? – спросил я. – Бубба?
– Эмма Херлихи и Дидра Райдер, представляешь? Бабы надрали мне задницу. Каково?
– Мне пора, Бубба. Скоро позвоню. Ладно?
Я повесил трубку и набрал номер Болтона.
Глава 28
– Что они сделали? – спросила Энджи.
Мы, то есть Болтон, Девин, Оскар, Эрдхем, Филдс и я, стояли у журнального столика в гостиной Энджи и разглядывали копии фотографии, которую раздобыл Филдс, разбудив редактора местного еженедельника "Дорчестер Коммюнити Сан", выходящего в округе с 1962 года.
Снимок находился рядом с хвалебной статьей, посвященной местной охранной ассоциации, и был датирован 12 июня 1974 года. Под заголовком "Соседи, которые не дремлют" начиналась статья, точнее, патетические излияния по поводу отважных подвигов ОАЭЭ, а также других подобных ей, как то: "Наблюдатели Адамс Корнер" из Непонсета, "Лига Сейвин Хилл", "Жители Филдс Корнер против преступности" и "Защитники Эшмонт Сивик".
В третьей колонке была цитата моего отца: "Я пожарник и одно знаю наверняка: огонь необходимо остановить на нижнем этаже, пока он не вышел из-под контроля".
– Твой старик умел кусаться даже словами, – сказал Оскар. – Даже тогда.
– Это было одно из его любимых высказываний. Он годами упражнялся в нем.
Филдс переснял фотографию членов ОАЭЭ на баскетбольном поле "Детской площадки Райна", на которой они пытались выглядеть одновременно вояками и добряками.
В центре группы мой отец и Джек Рауз, стоя на коленях, держали с двух сторон эмблему Ассоциации с трилистником в верхних углах. Оба будто позировали для футбольной открытки, подражая стойке нападающих форвардов: один кулак утоплен в землю, другая река держит эмблему.
Непосредственно за ними стоял еще совсем юный Стэн Тимпсон, единственный при галстуке. В этом же ряду слева направо разместились: Дидра Райдер, Эмма Херлихи, Пол Бернс и Терри Климстич.
– Что это? – спросил я и указал на маленькое черное пятно в правом углу снимка.
– Имя фотографа, – ответил Филдс.
– Можно его как-то восстановить, рассмотреть?
– Я вас опередил, мистер Кензи.
Мы повернулись и посмотрели на него.
– Этот снимок сделала Дайандра Уоррен.
* * *
Она была похожа на смерть.
Кожа ее была цвета гипса, а одежда, свисающая с исхудалой фигуры, вся в складках.
– Расскажите, пожалуйста, об "Охранной Ассоциации Эдварда Эверетта", – попросил я.
