Ознакомительная версия.
Один кадр остановился, отодвинув на второй план остальное. Это была фотография в галерее Имперского Военного Музея. Питт живо представил себе ее. Камера запечатлела германского пилота, позировавшего около своего боевого самолета во время первой мировой войны. На нем была летная форма, его правая рука лежала на голове огромной немецкой овчарки. Собака, очевидно, талисман, высунув язык, смотрела на своего хозяина преданными глазами. Пилот повернул к камере свое мальчишеское лицо, которое казалось голым без традиционного прусского шрама от дуэли и монокля. Однако, гордая тевтонская военная кровь легко угадывалась по оттенку его дерзкой улыбки и прямой осанке.
Питт даже припомнил подпись на фотографии: «Македонский Ястреб».
Лейтенант Курт Хейберт из 91 авиационного полка одержал 32 победы над врагом на Македонском фронте, один из выдающихся асов великой войны. Предположительно был сбит и пропал без вести в Эгейском море 15 июля 1918 года.
Некоторое время Питт лежал в темноте с отрытыми глазами. Сегодня ночью больше не удастся заснуть, подумал он. Привстав и облокотившись на руку, он дотянулся до прикроватной тумбочки, взял свои часы марки «Омега» и поднес их к глазам. Светящиеся цифры показывали 4.09. Затем он сел, опустив босые ноги на кафельный пол. Пачка сигарет лежала рядом с часами, он достал одну и прикурил ее от серебряной зажигалки. Глубоко затянувшись, он встал и потянулся. Его лицо сморщилось; мускулы спины до сих пор ощущали дружеские похлопывания, которые достались им от радушных людей с Брейди Филд сразу после того, как они с Джордино спустились из кабины гидроплана. Питт невольно улыбнулся в темноте, когда вспомнил о крепких теплых рукопожатиях и поздравлениях, доставшихся им. Лунный свет, падавший в окно офицерской казармы, и теплый прозрачный воздух раннего утра заставили Питта почувствовать себя отдохнувшим. Он снял трусы и начал рыться в багаже при скудном освещении. Когда ему удалось нащупать плавки, он быстро надел их, захватил полотенце из ванной и шагнул в темноту ночи.
Там, на улице, блестящая средиземноморская луна окутала его тело, она заливала призрачным светом окружающий пустынный ландшафт. Небо было усыпано звездами и млечный путь яркой белой полосой выделялся на черном бархатном небе.
Питт направился по дорожке, ведущей от офицерской казармы к главным воротам. Он остановился на минуту, посмотрев на пустынную дорожку, и заметил многочисленные черные прогалы в линии разноцветных огней, обрамлявших края посадочной полосы. Наверняка некоторые огни сигнальной системы были повреждены во время налета, подумал он. Несмотря на это, основная полоса оставалась видна для пилота, совершающего ночную посадку. Позади промежуточных огней он сумел различить темный силуэт гидросамолета, одиноко пристроившегося на противоположной стороне площадки, как утка в гнезде. Пулевые повреждения в корпусе Каталины были незначительными, и техники Службы Обеспечения Полетов собирались утром сразу же приступить к ремонту, обещая, что восстановление займет всего лишь три дня. Полковник Джеймс Льюис, командир базы, принес свои извинения за задержку, объяснив это тем, что часть техников будет заниматься ремонтом поврежденных при налете реактивных самолетов и уцелевшего транспортника С-133. Между тем Питт и Джордино решили воспользоваться гостеприимством полковника и остаться на Брейди Филд, используя вельбот с Первой Попытки для сообщения между кораблем и берегом. Такая договоренность устраивала всех, потому что жилые каюты на борту Первой Попытки были тесными и уже переполненными.
—Не рановато ли для купания, приятель?
Голос оторвал Питта от его мыслей, и он увидел, что стоит под белым ярким прожектором, установленным над контрольно-пропускным пунктом у главного входа в базу. КПП располагался на ограничительной линии, где заканчивалось и начиналось движение, и там мог находиться только один человек. Невысокий плотный охранник шагнул из двери и внимательно посмотрел на него.
— Мне не спится, — едва сказав это, Питт почувствовал себя в глупом положении, потому что не придумал ничего более оригинального. Но, черт возьми, ведь это же правда, подумалось ему.
— Я вас не осуждаю, — сказал охранник. — После всего, что сегодня случилось, я был бы действительно удивлен, если кто-нибудь на базе смог бы заснуть спокойно. — Но сама мысль о сне вызывала рефлекс, и охранник зевнул.
— Вам должно быть ужасно скучно сидеть здесь всю ночь в одиночестве, — сказал Питт.
— Да, скучновато, — отозвался охранник, держась одной рукой за кожаную портупею, а второй он сжимал автоматический Кольт 45 калибра, который висел у его бедра.
— Если вы собираетесь покинуть базу, вам следует показать мне пропуск.
— Извиняюсь, но у меня его нет. — Питт забыл попросить полковника Льюиса выписать им пропуска, чтобы выходить и входить на базу.
Важное и неприступное выражение появилось на лице охранника.
— Тогда вам следует вернуться в казарму и взять его. — Он смахнул с лица мотылька, летевшего на свет прожектора.
— Это будет напрасной тратой времени. У меня совсем нет пропуска, — сказал Питт, беспомощно улыбаясь.
— Не надо со мной шутить, приятель. Никто не может зайти на базу или выйти с нее без пропуска.
— Я смог.
В глазах охранника мелькнуло недоверие.
— Как же вам это удалось?
— Я прилетел.
Охранник с удивлением посмотрел на него. В его глазах появились огоньки. Еще один пролетавший мимо мотылек сел ему на белую форменную фуражку, но он этого не заметил. Затем из него громко вырвалось:
— Вы пилот с Каталины, летающей лодки!
— Виноват, так оно и есть, — ответил Питт.
— Послушай, я хочу пожать твою руку. — Губы охранника растянулись в широкой улыбке, обнажив ровный ряд зубов. — Это было самое захватывающее пилотирование, какое я когда-либо видел. — Он протянул массивную руку.
Питт взял протянутую руку и пожал ее. У него самого было сильное пожатие, но оно показалось бы слабеньким по сравнению с пожатием охранника:
— Спасибо, но я бы был более удовлетворен, если бы мой противник грохнулся на землю.
— Черт возьми, он не мог уйти далеко. Старая груда хлама дымила, как труба, когда перевалила через холмы.
— Может, он упал на другой стороне?
— Невозможно. Полковник посылал туда целый взвод охранников, чтобы мы на джипах прочесали весь остров. Мы искали до темноты, но так ничего и не обнаружили. — Он выглядел растерянным. — Конечно, меня больше вывело из себя то, что мы вернулись на базу слишком поздно, чтобы можно было где-нибудь перекусить.
Питт улыбнулся:
— Вероятно, он упал в море или сумел дотянуть до материка, прежде чем упасть…
Охранник передернул плечами:
— Может быть. Но в одном я уверен точно — его нет на Тасосе. Я лично гарантирую этот факт.
Питт засмеялся:
— Этого вполне достаточно для меня. — Он поправил полотенце на плече и подтянул свои плавки: — Ну, очень приятно было поговорить с тобой…
— Летчик второго класса Муди, сэр.
— А я — майор Питт.
Лицо охранника вытянулось:
— О, я извиняюсь, сэр. Я не предполагал, что вы офицер. Я думал, что вы один из тех гражданских из НУМА. Я разрешу вам выйти в этот раз, майор, но я буду признателен, если вы получите пропуск на базу.
— Обещаю, что первым делом после завтрака я займусь этим вопросом.
— Моя смена приходит в 8.00. Если вы не вернетесь к этому времени, я предупрежу сменщика, и он разрешит вам пройти без каких-либо хлопот,
— Спасибо, Муди, Возможно, увидимся еще. — Питт помахал ему, затем повернулся и зашагал вниз по дороге к берегу.
Питт держался правой стороны узкой мощеной дороги и где-то через милю подошел к маленькой бухточке, окруженной большими гранитными скалами. Лунный свет указывал ему дорогу, и он шел вслед за ним, пока его ноги не ступили на мягкий песчаный берег, Питт положил полотенце и подошел к линии прибоя. Волна разбилась, и белый пенный гребень скользнул по мокрому песку, лизнув его ноги. Поколебавшись мгновение, волна откатилась назад, создавая впадину для следующего гребня. Чувствовалось легкое дыхание ветерка, и блестящее море было относительно спокойно. На темной глади воды отражались лунные блики, и серебряная световая дорожка тянулась по морской поверхности до самого горизонта, где в абсолютной темноте встречались вместе море и небо. Питт погрузился в теплое безмолвие воды и поплыл вдоль лунной дорожки.
Внутренние ощущения всегда переполняли Питта, когда он бывал один и рядом с морем… Казалось, что его душа покидала его тело и он превращался в бестелесную, бесформенную субстанцию. Его мозг становился ясным и чистым: вся умственная работа останавливалась, и все мысли исчезали. Он смутно ощущал тепло или холод, запахи, прикосновения и все другие чувства, кроме слуха. Все, что занимало его в такие минуты, — это наслаждение тишиной. Были забыты все его поражения, победы, любовь и привязанности, даже сама жизнь исчезала и терялась в безмолвии.
Ознакомительная версия.
