Спустя минуту троица стояла у рояля. Водитель бригадного «Студебеккера» гостеприимно наклонил горлышко водочной литрухи.
– Ну, за знакомство! – предложил Данила и немедленно выпил.
Поднося рюмку к губам, Батя боковым зрением заметил камуфлированную омоновскую куртку, мелькнувшую в дверном проеме. Поставив недопитую рюмку на полировку рояльной крышки, беглец осторожно опустил руку в карман тулупчика. В воровскую ладонь легла наборная рукоять финки, всегда готовой к употреблению…
Как и следовало ожидать, Батю не разыскали ни к полудню, ни после него. Хотя «оперативно-розыскные мероприятия» отрабатывались по полной программе. Каждый кустик, каждая ложбинка в радиусе тридцати километров от зоны были тщательно исследованы солдатами внутренних войск и операми Управления исполнения наказаний. Патрули ГИБДД с самого утра мерзли на питерской трассе. В воздух несколько раз поднимался вертолет. Из камер штрафного изолятора беспрерывно доносились протяжные завывания – это оперчасть допрашивала друзей пахана. По коридору ШИЗО бегали ошалевшие начальники. Но никто из пытаемых так и не дал наводку о «конкретной козырной тачке», которая и должна была подобрать пахана на шоссе.
Было очевидно: закрыть беглеца по горячим следам уже не удастся. А это, в свою очередь, означало, что о ЧП следует сообщить в Питер. Оргвыводы могли последовать незамедлительно. К полудню руководство колонии принялось лихорадочно ощупывать, на месте ли погоны и головы. Требовалось отыскать козла отпущения, и – как можно скорей.
В половине первого начальник ИТУ вызвал в свой кабинет Батиного «отрядного».
Душевной и обстоятельной беседы не получилось. Спустя три минуты старший лейтенант вылетел из кабинета. При этом одна его рука прижимала к плечу оторванный погон, а другая держалась за глаз. Вслед Заметалину неслись нелестные замечания, изощренность которых заставила густо покраснеть даже штабного шныря из рецидивистов, случайно оказавшегося рядом.
– …в ухо-горло-нос твою мать, отца, бабушку, кошку, собаку и весь семейный альбом!.. – напутствовал Гамадрила «хозяин».
Отравленный начальственным хамством, бессонной ночью и никотином бесчисленных сигарет, Заметалин печально побрел в свою промерзшую служебную каморку в прилагерном поселке. Натаскал дров, разжег «буржуйку» и, присев у разогретого железного цилиндра, попытался прикинуть перспективы на будущее.
Перспективы выглядели туманно. В свете последней беседы с «хозяином» перевод на туберкулезную или даже венерическую зону выглядел для старшего лейтенанта венцом карьеры.
Бился в тесной печурке огонь. Желтые блики плясали на облезлых обоях, выкругляясь на никелированной спинке допотопной кровати. Дрова потрескивали и стреляли, то и дело выбрасывая через приоткрытую дверку багровые трассирующие искры. Гамадрил, гревшийся у печи на корточках, всякий раз вздрагивал, как приговоренный к казни при звуках барабанной дроби.
Когда каморка прогрелась, Заметалин попытался было заснуть. Но – тщетно. Спать не хотелось. Думать тоже не хотелось.
Хотелось напиться и забыться, но денег для этого не было.
Единственным местом, где лагерным офицерам, по слухам, наливали в кредит, был ночной клуб «Кроликовод», расположенный на подъезде к Питеру. Добраться туда на попутке можно было за час. Личный транспорт сокращал это время более чем вдвое.
Выкатив из сарая старенький мотоцикл с коляской, Заметалин с трудом завел его и, проклиная ядреную русскую зиму с ее морозами, сугробами и зэковскими побегами, потелепался в звероколхоз самым малым.
Глухо бухали баллоны на промерзшем асфальте. Мотоциклетная коляска вибрировала на ухабах, как пустая бочка. Стеклянный щиток над рулем покрывался тонким синим ледком. Сжимая руль до боли в ладонях, Гамадрил то и дело поглядывал на спидометр, прикидывая, сколько остается до спасительного «Кроликовода».
Когда мотоциклист был почти у цели, случилось непоправимое. Старший лейтенант так и не понял, откуда из мутной белизны шоссе вынырнул этот жуткий «Хаммер». Сундукообразный задок джипа как-то совсем неожиданно появился в нескольких метрах от переднего колеса, и Заметалин резко затормозил, выворачивая руль влево. Но – поздно: проскользив пару метров по наледи, мотоцикл мягко тюкнулся в широкий бампер.
Гамадрил оледенел в параличе. Он смутно представлял, кому может принадлежать крутая козырная тачка и какую компенсацию зарядит лысый владелец за моральный и материальный ущерб.
Так оно и случилось…
Не успел мотоциклист спешиться, как из джипа вразвалочку вышли двое – мордатый нервный качок с жирным багровым затылком и шрамоватым лицом и невзрачный пацан без особых примет.
– Мужик, ты конкретно на филки попал! – с тяжелой угрозой объявил нервный, и его страшный затылок налился дурной кровью.
– Короче, пошли твою квартиру смотреть! – в тон ему предложил невзрачный.
Заметалин встретился взглядом с нервным, и тут ему сделалось вообще хреново. Этот человек несколько раз появлялся на зоне, интересуясь условиями содержания Бати. А ведь «отрядный» всегда отличался принципиальностью в перевоспитании осужденных. Видимо, беглеца уже приветили заступники, и тот успел опорочить честное имя офицера. Нечаянная дорожная встреча грозила обернуться непоправимым.
Подойдя к обезумевшему от ужаса Заметалину, нервный встал в позу футболиста перед пробитием пенальти и принялся картинно расстегивать брюки.
Гамадрил, невольно замедлившись в движениях, неотрывно смотрел, как мосластая рука издевательски медленно опускает «молнию» зиппера. Первой мыслью несчастного было – неужели его «отпетушат» прямо на оживленной трассе? Но эту мысль тут же заслонила вторая, куда более логичная: сейчас холодно, и потому акт надругательства наверняка состоится в теплом салоне «Хаммера». А раз так – никто не увидит картины грехопадения.
– Один раз – не пидарас… – едва слышно пробормотал Гамадрил.
Омоновец был огромен, как половозрелый самец гориллы, и добродушен, как сытый каннибал. Этот человек впечатлял габаритами и нерастраченной мощью: камуфлированная куртка пятьдесят восьмого размера едва не лопалась на его покатых плечах. В глазах, утопленных под тяжелыми надбровными дугами, теплилось нечто человеческое, и Батя решил не пускать в ход любимую финку. Да и матерый человечище в ненавистной форме не выказывал никаких хватательных рефлексов, присущих его братьям по разуму.
Подойдя к роялю, омоновец с чувством поздоровался с Данилой-мастером и Сережей-музыкантом. После чего вполне дружелюбно представился Бате:
– Прапорщик отдельной бригады санкт-петербургского ОМОНа Евгений Филонов. Для друзей – просто Жека.
Сухая татуированная рука утонула в огромной ладони омоновца.
– Я с этим батей сегодня на питерской трассе пересекся, – пояснил Черняев, разливая спиртное. – Прикидываешь: темно, стужа, точила бригадная не заводится… А ему – хоть бы что! Ладно, давайте за встречу…
Искоса взглянув на омоновца, Батя пригубил водки.
– А что в вашей бригаде мусо… то есть милиционеры делают? – напряженно спросил он.
– Что прикажут! – на рубленом лице Жеки обозначилось подобие улыбки. – В основном – силовые акции. Захваты, наезды…
– Жека у нас вообще герой, – горделиво вставил Пауков. – Знаешь, где он до ОМОНа служил? В дивизии крутющего спецназа «Холодная голова». Во всех войнах поучаствовал, от Крымской кампании до Чечни.
– Ладно, Данила, теперь о деле, – перебил Филонов. – Мусора, конечно, у нас козлы. Но я обо всем добазарился. Накроешь хорошую поляну – и с тебя слезут. Уголовное дело спишут в архив.
– А что за дело? – Батя уже предвкушал рассказ о не слишком удачной разводке ушастых и прикидывал, какие советы он сможет дать.
– Так, Даниле больше не наливать. – Пауков почти силой отобрал у Черняева огромную водочную бутыль.
– Почему это «не наливать»? – удивился Батя, уязвленный, что музыкант проигнорировал его вопрос.
– Понимаешь, батя, – доверительно подхватил Филонов, ставя водочную бутыль под рояль. – Нашему Даниле за один раз можно только поллитру кушать. Выпьет на рюмку больше – сразу же драться лезет. Ну, организм у него так устроен.
– Вполне простительное чудачество, – заметил Батя дипломатично.
– А бухает он только в «Кролиководе», когда хорошенько шары покатает. – Сергей-музыкант кивнул на бильярдный стол. – Не уследишь за его правильной дозой – Данилка сразу за кий. И ну колошматить всех, направо-налево… Неделю назад прицепился к каким-то мудилам.
– Одному треугольник для пирамиды на шею надел, другому руку сломал, третьему – обе ноги, – вставил омоновец.
