Врачи посоветовали меньше ногу нагружать, но у меня свой метод лечения и я предпочитаю ходить как можно больше и в дополнение ко всему постоянно обрабатываю ногу аппликатором. Хорошая такая штука – на резиновой основе множество мелких иголок. Прокалываю, сколько терпения хватает. Во-первых, работает принцип «клин клином вышибают», то бишь боль болью... Во-вторых аппликатор заставляет сильнее циркулировать кровь, и нога моя начинает работать, как новая. И про железяку я забываю.
* * *
Навестив в больнице сестру, я не сразу пошел к Андрею, как обещал Татьяне. Там же, на территории городской больницы недавно построили храм во имя Святого великомученика Пантелеймона, и я зашел в храм поставить свечки за здравие сестры и племянника. И ей, и ему это, мне казалось, очень нужно. Так теперь получилось, что забота о Татьяне с Андреем легла на мои плечи. Вернее, сам я вынужден был взять на себя заботу о ближайших родственниках, поскольку больше о них и позаботиться было некому. Отец Андрея, тезка мой Леха Красников, семью давно бросил. И пришлось мне им помогать. Тем более трезво размышляя, не будучи виноватым, я все же свою вину за случившееся чувствовал.
Главное, в чем я был виноват – вовремя не сменил рожок автомата. Хотя, по большому счету, это Андрея и его друзей не спасло бы. Мне хватило патронов на две очереди, но Исрапил Людоед успел бросить гранату и отскочить за скалу. Четверо солдат уже попали в зону поражения гранаты.
Двое бойцов были убиты, двоих, в том числе и Андрея, ранило. Их оперировали в том же госпитале, что и меня. Андрею ампутировали обе ноги выше колен, его товарищу – только одну ногу до колена. Комиссия, проводившая расследование, моей вины не усмотрела; тем не менее я себя винил. Винил в том, что парни оказались недостаточно подготовленными психологически. Расслабились тогда, когда расслабляться было нельзя.
Мог ли я тогда послать искать эту злополучную низинку не Андрея, а кого-то другого? Конечно, мог... И пусть говорят, и даже сам я говорю, что для комбата все его солдаты – это его солдаты, и за всех он отвечает одинаково. Но за племянника я еще отвечаю не только перед его матерью, но и перед своей сестрой. Анализируя уже задним числом все события последнего времени, я хорошо понял, что всегда боялся, как бы кто-то не сказал, что я берегу племянника. И потому всегда посылал его вперед. Чаще, чем других. И это было, может быть, несправедливо...
* * *
Срочную службу Андрей служил в спецназе ВДВ.
Что такое современная служба продолжительностью в год – это я понимал хорошо. И не просто понимал, я, как командир батальона спецназа ГРУ, хорошо знал, что настоящего солдата воспитать за год невозможно. Можно только навыки дать, да и то не в полном объеме. Но наше правительство пошло на поводу у политиков, которым на безопасность России, по большому счету, наплевать. И ввели такой срок. Обосновали это переходом армии на профессиональную основу. То есть на постепенную замену срочников контрактниками. Но эту замену грамотно провести не сумели, и в результате никогда наша армия не была такой слабой, как в период этой замены, которая никогда уже, кажется, не закончится.
С каким багажом военных знаний и навыков Андрей вернулся, можно было не спрашивать. Он считал, что вернулся воином... Я же знал, что воина из него можно сделать только года через три-четыре нормальной службы. А он вернулся со службы в элитных войсках без военных навыков и опыта, зато с гонором.
У меня, естественно, никаких планов относительно племянника не было. Ну, встретились пару раз после возвращения, не больше. Потом Татьяна жаловаться стала. На работу не устраивается, приходит поздно, с запахом спиртного, часто руки разбиты. А потом позвонила и заплакала:
– Леша, приезжай...
– Что случилось?
– Беда у нас.
– Говори яснее. Что случилось?
– За Андреем сегодня милиция приходила. Подрался с кем-то там... Посадят теперь. Что делать? Приезжай...
– Сам он где?
– Не ночевал дома...
У меня был разгар служебного дня. Я не мог бросить службу и ехать, чтобы выслушивать сестру, тем более что она сама ничего толком не знает.
– Ладно. Как только появится, звони, я приеду.
– А раньше?
– Зачем? Тебя утешать?
– С тобой-то как-то спокойнее.
– У меня служба. Позвони, как появится.
Что такое служба, Татьяна знала не понаслышке, потому что мы с ней выросли в военной семье и воспитывались отцом офицером, человеком сдержанным, справедливым, но всегда различающим дела служебные и личные и всегда отдающим приоритет делам служебным. Она на позвонила уже вечером, домой.
– Леша, пришел он... Только вот...
– Трезвый?
– Вроде бы да.
– Пусть не уходит. Сейчас приеду.
И я отправился на другой конец города.
* * *
На мой звонок дверь долго не открывали, хотя я слышал по ту сторону двери какой-то шорох. Дверной глазок у сестры был, но в подъезде на лестничной клетке лампочка не горела, и трудно было понять, кто пришел, потому что свет с верхнего и с нижнего этажей был тусклым и слабо пробивался. Наконец сестра спросила:
– Кто там?
– Я. Что прячешься, если сама звала?
Она дверь открыла, ухватила меня за рукав и втащила в квартиру. Затем выглянула за дверь посмотреть – нет ли там кого.
– Что с тобой? – спросил я. – Шпионов ловишь?
– Милиция опять приезжала. За Андреем. Я дверь не открыла.
– Заслужил, значит... – сделал я вывод, и прошел в квартиру.
Андрей сидел на кухне, мрачный, затравленный, с кровоподтеком на скуле, и пил чай, с трудом удерживая чашку – пальцы на руке распухли. Может быть, сломал, может, просто ушиб или выбил сустав.
Не сразу вступая в разговор, я взял чашку и сам налил себе чай. Пил, как обычно, без сахара. Если есть конфеты, самые дешевые карамельки, могу с конфетами попить, а пить чай с сахаром, на мой вкус, это только напиток портить. Сделав несколько глотков чаю, я предложил племяннику:
– Докладывай.
Он неуверенно пожал плечами.
– А что тут докладывать? Подрался.
– Эх, десантура... Драться тебя плохо учили – без рук остался.
– Без одной руки, – поправил он мрачно.
– И без головы. Без головы даже в СИЗО прожить трудно. А ты туда, похоже, рвешься.
– Никуда я не рвусь... Обычные разборки между парнями. Я виноват, что ли, что у него челюсть оказалась такой слабой.
– Сломал?
– Челюсть человеку сломал и шейный позвонок повредил, – сказала стоявшая у двери Татьяна. – Для того его в армии учили... А еще милиция спрашивала, почему не работает и на что живет. А что я скажу? У мамы на шее детина сидит...
– Да устроюсь я на работу, устроюсь!
– Если не посадят, – проговорила мать. – Милиционер сказал, что статья за хулиганство. До двух с половиной лет. И еще эти... Телесные повреждения. Еще пару лет добавят. И что с ним теперь делать? Они же помнят еще. У них и документы есть. Перед армией...
Это я тоже знал. Перед армией ситуация была такая же, тоже племянник где-то кулаки в ход пустил. Отделался от суда только тем, что в армию забрали. Снисхождение, так сказать, проявили. Военком сумел с ментами договориться. С военкома тоже спрашивают за призывников. Вот и надавил...
– Уеду, – сказал Андрей нерешительно.
– Чтобы во всероссийский розыск попасть? Тогда еще пару лет добавят, – прокомментировал я его намерение.
– А что делать? – спросила Татьяна.
– Сидеть, – сказал я. – Или с пострадавшим попробовать договориться.
– Может, в армию опять? – нерешительно, не понимая ситуации, предложила сестра.
Я пожал плечами.
– Контрактником... – уверенно сказал Андрей, и я понял, что они с матерью уже обсуждали этот вариант как наиболее вероятный. – Возьми к себе, дядь Леш...
Для меня это, признаться, было неожиданностью, и неожиданностью не самой радужной. Я уже имел опыт службы с родным младшим братом, когда командовал ротой, а он у меня в роте взводом. Потом я просто попросил его написать рапорт о переводе. Ситуация получалась такая, что другие командиры взводов и на меня смотрели косо, и на брата. Он написал и перевелся. Как оказалось, удачно. Сейчас в Москве служит, и в звании уже меня обогнал...
– Мы контрактниками берем обычно тех, кто у нас служил, – нашел я слабый аргумент для возражения. – У нас служба особая. Постоянно действующие войска, как система ПВО или ракеты стратегического назначения... Кто со стороны приходит, обычно не справляются...
– Дядь Леш, я же в спецназе ВДВ служил, – настаивал племянник. – Я справлюсь.
– Что ж, в тюрьму ему идти? – сказала Татьяна с укором, уловив мое внутреннее сопротивление и подобрав, как обычно, нужные слова для обострения вопроса.
Я налил себе еще чашку чая.
– Что у вас за чайник такой? Вода постоянно горячая...
– С термосом... Так что, дядь Леш?
– К себе в батальон не возьму, это точно. Но завтра утром зайду к заместителю командира бригады, он у нас вопросом личного состава занимается, поговорю. Если есть возможность, позвоню сразу, и беги в военкомат. Оформление все равно через них.
