– Информация достоверная? – в голосе ротного послышалось удивление. – Не брешет обезьяна?
– За что купил, за то и продаю, Лесник! – ответил замполит.
– Хорошо, доложу по команде, – успокоился Лесовой. – Саперам передай, чтобы берегли приза, как родного!
– Уже приказал, стерегут, как двоюродного, – скаламбурил Александр.
– Так, а теперь шутки в сторону! – голос ротного посуровел. – Вскорости в дело пойдут второй и третий взводы. Ожидай от меня зеленую ракету в зенит – она означает начало второго этапа проводки армейской колонны мимо Темаче. Заблокируйте его так, чтоб никто никуда: ни туда, ни оттуда. Как понял?
– Вас понял! – штатно ответил Петренко, не растолковывая командиру, что задачу такую слышит вторично и повторяться нет смысла.
– Конец связи! – ротный по-уставному вышел из эфира. «Наверное, запарился командир, заговариваться стал», – подумал Хантер, сочувствуя.
Он вылез на башенку, взял бинокль, приставив к глазам. Из-за горки, на которой остановился ООД[18], ничего не видно, там угадывались тучи пыли, слышался мощный рев тяжелой техники. Посмотрев на часы, Хантер вновь удивился – с момента начала боя прошло всего полтора часа! От удивления старлей ощутил… что проголодался.
– Что там со жратвой, опытный ты наш? – спросил он Лома. – Будем обедать?
– Я думаю, что скорее да, чем нет, – скорчил умное выражение морды лица старший сержант Логин. – Во всяком случае, так, как утром, нам сегодня уже не придется воевать.
– Дозор! Всем – праздник живота! – полетела эфиром полезная команда.
Пока бойцы под руководством Лома занимались приготовлением пищи, Хантер подался на противоположный склон кургана – рассмотреть свой почин.
Тот оказался дисциплинированным – лежал на том месте, где и упал. Коричневые одежды запеклись на спине от крови: три пули прошли навылет. Недалеко от жмура валялся китайский АКМ, Александр поднял его – на прикладе насчитал пятнадцать зеленых заклепок… Пятнадцать чьих-то жизней забрал душара, пока сам не нарвался на пулю.
Старший лейтенант задумался: где-то когда-то он читал, что, дескать, после того, как впервые забираешь человеческую жизнь, бывает плохо – тошнит, люди страдают от укоров совести и все такое прочее. Ничего подобного сейчас он не чувствовал. Во время боя им владели лишь охотничий азарт и удовлетворение от удачного выстрела.
После боя ничего плохого с ним тоже не случилось. Вот лежит мертвый враг, стрелявший по тебе. Если бы он был точнее, то, может быть, недалеко горела бы твоя броня, а рядом валялся бы твой труп – все, что осталось от твоего молодого, красивого, загорелого тела… Все как на охоте на серьезного зверя!
«Может, я какой-то не такой?» – спросил он сам себя.
Конечно, никто не ответил, а копаться в душе не хотелось, поэтому Хантер решил перевернуть погибшего и внимательно осмотреть. Так и сделал, взявшись за мертвое плечо, ощущая, что трупное окоченение потихоньку делает свое дело. Убитый оказался молодым пуштуном, на вид – его ровесником. Густые длинные волосы цвета воронова крыла рассыпались, черные глаза безразлично смотрели в родное для него небо.
– Больше никогда так не делайте, товарищ старший лейтенант! – услышал Петренко позади себя.
Он оглянулся – там стоял солдат из саперов, в шлеме и бронежилете, автомат за спиной, в правой руке он держал бухточку веревки с «кошкой» на конце.
– Чего это? – недовольно спросил офицер, словно был пойман на чем-то недозволенном.
– Потому как «духи» часто перед своей смертью сами себя минируют, засовывая под руку гранату с выдернутой чекой, – спокойно объяснил сапер. – Иногда с трупами соплеменников так поступают их земляки. А вот трупы наших военнослужащих, подбрасываемые душманами, почти всегда бывают заминированными!
– Правда? – не очень, но все же удивился Хантер. – С какой такой целью?
– С такой, как наши себя подрывают последней гранатой: забрать с собой к Аллаху еще кого-то из неверных, – терпеливо пояснил «крот». – Поэтому лучше привязать покойника за что-то, например за ногу, веревкой или телефонным проводом и потянуть. Затем надо подождать, так как бывает, что ставят мину с замедлением, а потом уже осматривать.
– Спасибо, солдат! – Петренко уже не сердился на «крота». Сапер остался за его спиной, без интереса наблюдая.
– Чего пялишься? – подколол его старший лейтенант. – Жмуров не видел?
– Да видел, товарищ старший лейтенант, многих видел, к сожалению, – просто ответил неожиданный собеседник. – Соображаю – как его лучше заминировать…
– Хочешь минировать козла? – без удивления спросил офицер.
– Не хочу, просто обязан, – без энтузиазма, но упрямо заявил солдат.
– Ладно, перекури пока, обожди, – вновь рассердился Петренко.
Ему стало как-то неловко перед сапером, оказавшимся в этих вопросах намного опытнее, к тому же совсем без эмоций.
– Как скажете, – безразлично ответил боец, присев на корточки, раскуривая вонючую «Донскую».
Хантер успокоился и наконец осмотрел погибшего. Осмотр дал неожиданные результаты. Одежда не содержала ничего информативного – обычная пуштунская одежда. Обувь – новые кроссовки серого цвета фирмы «Монтана», сорок третьего размера.
Оружие и амуниция: не новый, но приличный «лифчик»[19] китайского производства с четырьмя полными магазинами, двумя китайскими же гранатами Ф-1, штыком от китайского автомата, напоминающим штык от советского карабина СКС. «Лифчик» пробит в двух местах, забрызган кровью. Одна пуля попала в магазин, разворотив его.
Гранатомет РПГ-4 египетского производства, тоже почти новый; на боку покойного была сумка с гранатами. В поясе погибшего «духа» замотана всякая мелочь – монеты, кусочки тряпок зеленого и красного цвета, пачка сигарет «Честерфилд» и новенькая английская зажигалка с пьезоэлементом. На мертвой руке продолжал отсчитывать кому-то другому секунды с минутами новенький японский хронометр «Ориент».
Под одеждой, на груди покоился небольшой мешочек, в котором Хантер нашел почти новенькое японское портмоне с калькулятором, работавшим от солнечных батареек, и вдобавок управляемое сенсорикой пальцев. Ничего подобного старлей в своей жизни еще не видел.
Рядом выглядывала немалая плитка чарса с клеймом производителя. Попутно в портмоне Петренко изыскал какой-то документ на урду, с фото, который подтверждал, что покойник являлся членом какого-то там исламского комитета. Обнаружились и деньги – около полутора тысяч афгани, полтысячи пакистанских рупий, несколько десятков наших чеков, сотня индийских рупий и т. п. Отдельно лежала кипа замызганных черно-белых фоток. Почин был снят в различных ракурсах: при оружии, в окружении таких же пуштунов, но с опознавательными знаками малишей[20]. Последнее фото принудило старлея содрогнуться: на ней застреленный «дух» радостно щерился, одной рукой поднимая отрезанную мужскую голову, а другой – ритуальный клинок, карачун. Из головы ручьем лилась кровь, а сама голова, очевидно, принадлежала при жизни славянину, поскольку цвет ее волос был светлым.
– Твою, дурака, мать!.. – выругался старший лейтенант. – Ты посмотри на этого урода! – Он протянул фотографию саперу.
– Вот сволота, б…! – выругался в свою очередь «крот». Успокоившись, Хантер решил взять с собой трофеи: оружие, боеприпасы, амуницию, шапку-пуштунку, портмоне со всем содержимым, чарс, часы, а также сигареты с зажигалкой. Сапер остался минировать труп, а Хантер, нагруженный бакшишами, попер их к своей бээмпэшке. Бойцы ждали его на обед и с удивлением встретили офицера, притянувшего полную охапку трофеев.
– Это правильно! – выказал общую мысль Лом.
Сам старлей чувствовал себя не очень уверенно, ему казалось – подчиненные видят в нем обычного мародера, что питается падалью. Лом заметил расположение духа офицера и приблизился к нему вплотную.
– Не волнуйтесь вы так, Александр Николаевич, – тихо обратился он не по уставу. – Среди нашего брата существует такая традиция: добытое в бою, взятое на приз – твое, никто никогда никого не будет за это попрекать. Так что не беспокойтесь, никто не станет в вас пальцем тыкать.
– Спасибо, Александр! – с признательностью и облегчением промолвил Петренко.
Тряхнув головой, словно скидывая с себя все тревоги и волнения, Александр, присев возле груды трофеев, распорядился бакшишами. Позвав Соболева, он отдал тому «Командирские», а «Ориент» нацепил себе на запястье. Деньги и чарс старший лейтенант сложил кучкой и, набросав пшеницы, подпалил. Пряный дым поднялся вверх. Подведя глаза на бойцов, он прочитал в их глазах немой укор, но ничего никому не сказал, дождавшись, пока не сгорят банкноты с наркотой.
Сигареты с зажигалкой и портмоне старлей оставил себе, распределив все по карманам. Магазины с патронами, гранатомет, сумку с гранатами, автомат и эфки Хантер закинул в десантный отсек, приказав Соболю присматривать за трофеями. Порожний «лифчик» отдал наводчику, попросив при случае отстирать от козлячьей крови и заштопать пулевые отметины. Кепку-паккуль выпросил себе Шаман, и Александр с легкой душой отдал ее. Китайский штык нацепил себе на пояс. Документы жмура и дикарские фотографии старший лейтенант закинул в полевую сумку, хранившуюся на броне, – для отчетности. Едва старлей управился с распределением аннексий и контрибуций, как подбежал насмерть перепуганный сапер.
