— Скузи, — проскрипел Бондарев, вываливаясь из такси. Через пять секунд он был возле машины с красным крестом. — Чао, — устало проговорил Бондарев. — Жуткая пробка, да?
Водитель, только что жизнерадостно скалившийся во все стороны и колотивший по рулевому колесу в такт мелодии из приёмника, замолк.
— И погода тоже хуже некуда, — сказал Бондарев. — Ты чего молчишь, ублюдок?
Водитель изображал сдержанное дружелюбие, но рта не раскрывал.
— Ладно, — махнул рукой Бондарев. — Чёрт с тобой.
Водитель на всякий случай кивнул.
— Ты чего везёшь? — тихо спросил Бондарев по-русски.
Водитель изменился в лице и хотел было наклониться вперёд, но Бондарев опередил его. Потом он столкнул тело водителя вправо, на сиденье, открыл дверцу, поднял с пола маленький револьвер и снял с правой руки водителя часы. Часы на левой руке он оставил.
Люди вокруг по-прежнему были заняты пробкой, и на Бондарева пока никто внимания не обращал. Он обошёл микроавтобус с красным крестом и дёрнул заднюю дверь.
А потом запрыгнул внутрь.
Револьвер был видавшим виды, с тугим спуском — Бондарев давненько не держал в руках такого антиквариата. Но в принципе не важно было, что за кусок металла у тебя в руке, важна сама рука и направляющая её воля.
Носилки были закреплены посреди салона, и Бондарев бросил своё тело влево от них, сбивая весом одного из лжемедиков, а рукоять револьвера направляя точно между глаз второму, сидевшему с правой стороны от носилок.
Тот, которому досталось револьвером, моментально расслабился и обмяк, свесив голову на грудь, а первый стал трепыхаться и даже попытался что-то достать из кармана. Бондарев был не в том настроении, чтобы уговаривать, поэтому он просто выстрелил парню в колено. Грохнуло, как будто взорвалась бомба, а парень побледнел, закатил зрачки и хотел было заорать, но Бондарев сунул ему ствол в зубы. Свободной рукой он сдёрнул покрывало с лежащего на носилках тела, бросил мимолётный взгляд и снова занялся парнем с простреленной коленкой.
— Где остальные? — спросил Бондарев. — Побыстрее, мне некогда…
На всякий случай он повторил вопрос по-английски, и парень, тараща бешеные глаза, ответил с сильным акцентом:
— Остальные здесь… Сейчас они тебя убьют.
То есть была ещё машина сопровождения. Обидно. День сегодня явно не задался.
— Сейчас ты получишь… — клокотал араб, исходя кровью и ненавистью.
— Само собой. — Бондарев выстрелил ему в голову, закрывшись ладонью от брызг. Потом он выстрелил в висок тому, что был оглушён. Бондарев бросил револьвер на пол, вытащил у обоих покойников пистолеты, лёг на пол, под носилки, выждал четыре секунды…
И тогда пришли остальные.
Машина сопровождения шла не вплотную за фургоном, а на некотором расстоянии, преодолеть его даже бегом требовало времени, и этого времени им понадобилось на четыре секунды больше, чем Бондареву.
Машины на шоссе то и дело требовательно сигналили, поэтому звук открываемой задней двери оказался смазан, нечёток, и Бондарев среагировал уже на появление тонкого просвета между дверцами. Отреагировал сразу из обоих стволов. Он так и не понял, успели ли те выстрелить в ответ. Просто когда он толкнул ногой дверцу и увидел гребаное шоссе, гребаные машины и гребаное итальянское небо, людей перед собой он не увидел, люди были внизу на асфальте, все трое. Опять, как тогда перед «Тратторией да Марко», в жарком воздухе пахло кровью, только теперь к этому запаху примешивался бензин и выхлопные газы. И ещё одно различие — у Бондарева не было ощущения, что всё идёт по плану.
Он чуть приподнялся и увидел лицо водителя следующей за микроавтобусом машины — водитель «Фиата» быстро тараторил в мобильник, глаза его испуганно бегали. А карабинеры, они тут, в аэропорту. Появятся они быстро. Значит, нужно этим людям дать другой объект для внимания.
Бондарев приподнялся, бросил на пол оба пистолета, взял стоящую в углу канистру с бензином, расплескал вокруг, потом выпрыгнул наружу и вытащил из кармана зажигалку. Водитель «Фиата» с ужасом следил за его действиями. Бондарев встретился с итальянцем взглядом и медленно кивнул, подтверждая страшную догадку. Итальянец вывалился из «Фиата» наружу в тот момент, когда Бондарев сделал два шага назад и швырнул зажжённую сигарету внутрь микроавтобуса.
И снова всё было стандартно и ожидаемо — причин оборачиваться не оказалось. У Бондарева хватило ещё наглости пройти сто метров вдоль замершего в оцепенении потока машин, найти пустую подержанную «Ланчию», хозяева которой отбегались уже навсегда, вытащить оттуда сумку и все содержимое «бардачка». Бондарев лёгким бегом обогнул пылающий микроавтобус, добрался до своего такси, выслушал недовольные комментарии водителя, сунул ему пару смятых купюр и скомандовал: «Аванти, аванти!»
Пробка впереди постепенно рассасывалась, зато новая собиралась позади из-за горящей машины, красный крест на борту которой был практически уже не виден. Бондарев в последний раз посмотрел на неё и подумал, что большего провала у него в жизни не было. В Москве будут очень недовольны. Но они должны будут понять — иначе было нельзя. Это единственный выход и для него, Бондарева, и для оставшегося лежать на носилках в микроавтобусе Воробья, часы которого Бондарев переложил из кармана в трофейную сумку.
Два дня спустя коротко стриженный Бондарев в солнцезащитных очках уже на площади Данте в Генуе. У него билет на паром, но до парома ещё час. Он медленно идёт по площади, пробираясь мимо японских туристов — точно таких же, что и неделю назад в Милане. Он думает о том, как хорошо быть японским туристом в Италии — никто на тебя не обращает внимания.
В уличном кафе Бондарев заказывает рыбный салат и бокал местного белого вина, неторопливо ест, расплачивается и шагает в сторону набережной. Внезапно он чувствует беспокойство, причём реагирует быстрее, чем осознает причину этого беспокойства. Что-то со свистом проносится мимо, Бондарев чувствует сильный рывок, но удерживает в руке трофейную сумку и в свою очередь дёргает сумку к себе. Парень на мотороллере теряет равновесие и рушится набок, мотороллер с грохотом врезается в стену, которой на вид лет пятьсот. Стена выдерживала и не такое, выдерживает и мотороллер.
Бондарев перекладывает сумку в левую руку и отступает назад, боковым зрением отслеживая ситуацию на флангах. Где-то должна быть группа прикрытия, где-то… Но тут парень поднимается на ноги — вид у него жалкий и растерянный, из носа течёт кровь. Бондарев неожиданно понимает, что это обычный уличный воришка, вдобавок к тому неудачливый и неопытный. Кто-то громко зовёт полицию, японцы снимают все на цифровые камеры.
«Нет, хватит с меня, — думает Бондарев. — Так можно и совсем рехнуться. Пора домой».
Он появится в Москве в четверг, на пять дней позже, чем было предусмотрено планом.
Глава 3
Алексей Белов: ловушка
Алена с жалостью смотрела на кривой шов над левой бровью брата. Сшито было наскоро, крупными стёжками, а торчащие в стороны зелёные нитки делали из шва мерзкое насекомое, обосновавшееся у Алексея на лбу. На щеке расплывался тёмный кровоподтёк, а нога все ещё плохо сгибалась. Зато боли в рёбрах Алексей уже не замечал.
— Я же тебя не просила, — уже не в первый раз произнесла Алена.
— Я знаю.
— Тогда зачем ты?.. Ты же ведь знаешь, кто у него отец и чем это может для тебя кончиться!
Алена почти дословно повторила фразу, которую вчера сказала Алексею мать.
— Я знаю, — успокаивающе сказал он. — Я всё это знаю.
— И ты больше не… Знаешь, — неожиданно перескочила она на другое, — мне вчера соседи уже говорят — ваш Леха психом из армии пришёл. Вот так! Нравятся тебе такие разговоры? Нравятся? Ты что, правда ненормальный теперь?
— А с войны нормальными не приходят, — сказал Алексей и тут же пожалел об этом.
Зато потом он целых четыре дня вёл себя абсолютно нормально и здраво. Ходил в магазин за продуктами, ездил на другой конец города узнавать насчёт работы, смотрел телевизор, даже начал читать какую-то книжку из Аленкиных, но бросил — скучно.
На пятый день у него перестала болеть нога, и в семь часов вечера, когда мать и сестра прилипли к телевизору, Алексей заглянул на огонёк к Виталику.
— О, пришёл, — сказал Виталик не слишком радостно. — Ну ты и придурок, Леха…
— Я чего пришёл, — перебил его Алексей. — Дверь на ночь не закрывай.
Виталик несколько секунд соображал, а потом схватился за голову:
— Ой, мама дорогая… Ты соображаешь, что делаешь?
Алексей очень хорошо соображал. За прошедшие четыре дня он узнал об Олеге Фоменко достаточно, чтобы теперь действовать наверняка.
Неторопливо, без суеты он подошёл к Олегу, когда тот допивал пиво из банки, смотрел на танцующих пэтэушниц и дёргал головой в такт музыке. В клубе было слишком темно, чтобы Олег мог его заметить.
