…Но, чу! Слышите шаги? Это начинают собираться мои друзья, в отличие от меня, молодые и красивые, как в тот вечер. И я сделаю все, чтобы они не скучали!
***
Александр Антонович Берков умер в субботу шестого ноября тысяча девятьсот четвертого года в своем поместье в возрасте двадцати девяти лет.
Вдова Пейца
Солнечным утром, когда солнце еще не успело как следует нагреть крыши домов и осушить росу в садах и палисадниках, в город въехала повозка, запряженная парой вороных коней. Прогромыхав по брусчатке городской площади, она свернула вниз, на улицу Ткачей, и сопровождаемая лаем бродячих собак, остановилась, наконец, у заколоченного дома Пейца, в котором вот уже года два никто не жил: хозяин в один прекрасный день исчез и до сих пор о нем не было никаких известий.
В окошках соседних домов немедленно показались лица любопытных горожан. Возница был нездешний – это они сразу определили по крою штанов и чудным сапогам с большими отворотами и коваными мысами.
Соскочив с козел, кучер обошел повозку сзади и помог выбраться женщине, которой, судя по осанке, было лет около двадцати пяти. Несмотря на июльскую жару, с утра дававшую о себе знать, женщина была одета в черную юбку, заметавшую ее следы, когда она шла к дому по пыльной дороге, и черную же блузку, с рукавами длинными настолько, что были видны лишь кончики ее тонких пальцев. На голове дамы красовалась шляпка с вуалеткой, скрывавшей лицо наполовину и оставлявшей для обозрения лишь великолепно очерченный рот и подбородок с ямочкой посередине. Волосы были зачесаны и убраны под шляпку. Величественно, словно королева, она вошла в дверь, которую распахнул перед ней, предварительно содрав доски, извозчик.
– А она хорошенькая! – закручивая ус, сказал Райда, отвернувшись от окна, но столкнувшись с сердитым взглядом жены, поспешил добавить: – Правда, худа – может, болеет?! Да и лица не видать…
Женщина презрительно фыркнула и отняла у мужа пивную кружку, которую тот любовно прижимал к животу.
– С утра залил глаза свои бесстыжие! – прошипела она и, обтерев кружку передником, поставила ее на полку.
– Ну что ты, что ты, Мария, взъелась?! Ты же знаешь: из-за проклятой жары я чувствую себя совершенно ни на что не годным. И лишь глоток холодного пива…
– Хватит болтать, Райда… – перебила его жена. – Скоро обед, иди работай.
– Но жена… Всего лишь кружечку, а? Жарко…
– Ну уж ладно, – смягчилась Мария, – что с тобой сделаешь, старый ты черт!
Райда мигом добрался до кружки и спустился в подвал, где в холодке стоял вожделенный жбан превосходного пива, насыщая влажный воздух запахом солода и хмеля. Мужчина втянул носом и, зажмурив глаза, покрутил головой от удовольствия.
Между тем его жена, повязав на голову пеструю косынку и схватив корзину, вышла из дома. В это время она обычно отправлялась на базар, но сегодня повернула в противоположную сторону. Пройдя несколько шагов, она столкнулась с соседкой Петрой, к которой направлялась, для того чтобы поделиться последними новостями. И как оказалось, Петра сама спешила к ней.
– А у нас напротив, в дом Пейца, вселилась какая-то женщина вся в черном! – выпалила Мария.
– Да. Мой младший сынишка тоже ее видел! – закудахтала Петра. – Вот, иду к тебе спросить: что за особа, откуда свалилась на нашу голову?
Мария подняла вверх брови:
– А мне почем знать? Она только приехала… И кучер у нее… такой чудной! Но он почти сразу уехал, как только содрал доски, которыми был заколочен дом.
– А может нам… – неуверенно начала соседка.
– …Зайти? – продолжила Мария. – Не думаю, что сейчас это удобно, дорогая… Эта дама, должно быть, устала с дороги – ей надо разложить вещи… Впрочем…
Возможность увидеть содержимое чемоданов странной незнакомки так понравилась Марии, что спустя мгновение, переглянувшись, они с Петрой направились к дому Пейца, по дороге обсуждая, кому стучать в дверь.
Однако на подходе к дому женщины замедлили шаг: у редкой ограды был привязан мерин, принадлежавший полицмейстеру Самсону Казимировичу Дыбенко, – поэтому в дом кумушки зайти не посмели. Испытав жесточайшее разочарование, они направились на рынок, где местные старухи уже вовсю промывали кости незнакомке и строили самые разные предположения относительно ее появления в городе.
***
Самсон Казимирович был неприятно удивлен оказанным ему прохладным приемом. Будучи одним из отцов города, он привык к совершенно иному обращению. Вдова же не предложила ему даже чаю! Бумаг, подтверждающих ее личность и право на дом, у нее не оказалось, но она заверила Самсона Казимировича, что к вечеру все документы доставят. К большому неудовольствию Дыбенко, никакого повода задержаться он не обнаружил, к тому же по всему было заметно, что хозяйка тяготится его присутствием: она поминутно смотрела в окно, словно ожидая кого-то, и на все вопросы отвечала только «да» или «нет».
– Так значит, Эва Пейц… Я мог где-то видеть Вас раньше? – сделав последнюю попытку завязать сколько-нибудь содержательный разговор, спросил Дыбенко.
Вдова, несмотря на жару, плотнее закуталась в шаль – и отрицательно покачала головой.
– Ну что же… – полицмейстер окинул влажным взором черную стройную фигуру и с сожалением поднялся, – думаю, что скоро у нас с Вами будет случай познакомиться поближе.
– Несомненно… – рассеяно пробормотала Эва, с облегчением подавая ему фуражку.
От вдовы Самсон Казимирович сразу же направился в трактир. Настроение его было препоганым – он чувствовал себя оскорбленным.
«Да кто она такая, эта Пейц? Что о себе возомнила?!» – думал он.
Вспомнив ее мужа, Йозефа Пейца, которого считал полным ничтожеством, он в очередной раз удивился: что такая цаца, как Эва, могла в нем найти? Выпив подряд две кружки холодного пива, полицмейстер поспешил к губернатору, чтобы доложить о подозрительной вдове.
По дороге Дыбенко встретил Панкрата Сиза, работавшего у него писарем, и грубо отчитал его за то, что тот посмел отлучиться из участка. Выпустив пар, полицмейстер почувствовал себя значительно лучше. Проходя торговыми рядами, он выбрал букет белых роз в подарок жене губернатора и, ущипнув цветочницу, ответившую ему смущенным хихиканьем, вновь ощутил себя хозяином города.
***
– Стало быть, Пейц сам подписал эту бумагу? – недоверчиво вертя в руках дарственную на дом, спросил губернатор Брыльский.
Наслышанный от городничего Дыбенко о красоте и манерах странной вдовы, Роман Янович решил лично познакомиться с нею и вызвал ее к себе под предлогом проверки бумаг, дающих ей право на наследство Пейца.
– Да, Ваше превосходительство, собственной персоной, – кивнула вдова.
– И значит, Йозеф скончался в прошлом году, а Вы его вторая жена? – маленькие умные глазки буравили изысканную овальную брошь, скреплявшую на груди вдовы тонкую кружевную шаль.
– Именно так, Ваше превосходительство… – потупилась Эва.
– Но помилуйте, сударыня… Обстоятельства, при которых Ваш муж покинул город, весьма необычны… Быть может, Вы объясните мне причину его столь… внезапного исчезновения? Почему он не взял с собой ничего из вещей?
Вместо ответа вдова, скрестив руки на груди и глядя Брыльскому в глаза, спросила:
– Вы когда-нибудь были в Павице?
– Нет. Не бывал-с. Но…
– Жаль! – перебила его Эва. – Там восхитительные места, и люди никогда не совершают необдуманных поступков. Что же касается Йозефа, то признаюсь Вам: я не сразу заметила, что он страдает редким заболеванием, когда человек ходит по ночам, совершая странные, а порой и страшные поступки, а потом вовсе ничего не помнит.
– Но позвольте, сударыня, как же Вы смогли выйти замуж за человека, который не помнит, кто он и что он? – искренне удивился Брыльский, наливая себе воды из графина, стоявшего на столе, в граненый стакан, и залпом осушив его.
