— Я понял. И еще один тип остался жив.
— Именно. Милиция считает, что есть связь между трупом вот из этого дела, — генерал ткнул пальцем в один из листов, — и полутрупом из того. — Палец перескочил на другой документ, тоже с фотографией.
— Так… Но он ничего не говорит.
— Надо будет — заговорит. Посылай запрос в свою шайтан-контору.
— Посылать куда?
— Не обращай внимания. Сколько тебе нужно времени?
— Минут десять как минимум.
Голубков присвистнул. Быстро. Но ответ пришел через семь минут. Правда, генерал успел два раза принять валокордин.
— Есть, — сказал Билл. Что?
— Я выслал фотографии обоих фигурантов. Это одна и та же террористическая организация. Вот только раньше за ними ничего, кроме нескольких не очень крупных взрывов, не числилось. Они, конечно, связаны с более крупными бандформированиями.
— Вот и хорошо. По крайней мере, можно сказать, что исполнителей мы нашли. Хуже всего, что оставшийся в живых мерзавец наотрез отказывается говорить.
— Это не все, — сказал Билл. — Вот сведения по лаборатории.
— Так, негусто. Что-то моих ребят все нет. — Голубков почесал затылок.
— Здесь мы. — Пастухов вошел на его последних словах. — У нас пусто. Секреты сплошные. Позор!
— Ничего, давайте работать, — скромно сказал Билл. И положил на стол распечатку.
— Читай, Артист, — приказал Голубков.
Артист прокашлялся и начал читать хорошо поставленным голосом:
— Страница первая, «Лаборатория ХР-384 была создана на базе научно- исследовательского института биохимических разработок. Просуществовала с семьдесят пятого по семьдесят восьмой год. Научные сотрудники. Номер один. Семенов Андрей Валерьевич, руководитель проекта, снс…
— Старший научный сотрудник, — расшифровал Голубков.
— Кандидат химических наук. Закончил химический факультет ЛГУ в шестьдесят восьмом году. Защита кандидатской диссертации в семьдесят втором. Годы жизни: сорок шестой — восемьдесят шестой. Причина смерти — черепно- мозговая травма, полученная в автомобильной катастрофе. Несчастный случай.
— Умер? — спросил Билл.
— Умер, — кивнул Голубков.
— Второй, — продолжил Артист, — Колпаков Роман Евгеньевич, мнс. Кандидат химических наук. Закончил химический факультет ЛГУ в шестьдесят восьмом. Защита кандидатской диссертации в семьдесят втором. Годы жизни: сорок шестой — восемьдесят третий. Причина смерти — ожоги третьей степени, полученные при пожаре в санатории «Чайка». Несчастный случай…
— Тоже умер? — спросил Билл.
— Погиб…
Артист читал дальше одну краткую историю жизни за другой. Никто из сотрудников лаборатории не прожил больше сорока лет.
— Умер? — каждый раз спрашивал все более гаснущим голосом Билл.
— Умер, — так же тускло отвечал Голубков.
— И каждый раз несчастный случай!
— Разумеется, это не случайность. Не бывает таких случайностей.
— Но неужели ваши внутренние органы и в то время продолжали действовать такими грубыми методами?
— А может, дело вовсе не во внутренних органах…
— Ага! — перебил Артист. — А вот это уже, кажется, будет поинтересней. Тут почти что мистика.
— Что там?
— Номер шесть. Кукушкин Алексей Клементьевич, мнс, кандидат химических наук, закончил химический факультет ЛГУ в семьдесят втором. Защита кандидатской диссертации в семьдесят пятом. Годы жизни: пятидесятый — семьдесят девятый. Причина смерти — отравление неизвестным сильнодействующим ядом. Суицид.
— Как их, однако, после закрытия-то перекрючило…
— А вот сотрудник, вернее, сотрудница под номером семь еще не совсем потеряна для общества. Даты смерти тут не видно. Да и характер, очевидно, у нее дай бог каждому.
— Читай! — почти прокричали Билл и Голубков в унисон.
— Номер семь. Огинская Софья Михайловна, старший лаборант, на момент работы в лаборатории была аспиранткой химического факультета ЛГУ Закончила химический факультет ЛГУ в семьдесят четвертом. Диссертацию не защитила. Год рождения пятьдесят второй. После закрытия лаборатории была замечена в связях с диссидентскими кругами. В восемьдесят втором году бежала из Советского Союза. Дальнейшая ее судьба неизвестна…
— Ух ты!
— Умерла?
— Жива! Итак. Что мы в результате всего этого имеем? Негусто, конечно, тут с вариантами.
— И почти все версии отпадают.
— Остается одна эта дама, Софья Михайловна Огинская.
— Женщина-загадка…
— Сбежала из Союза в восемьдесят втором году!
— Это сотрудница-то стратегического объекта!
— Как ей удалось?
— И куда она могла уехать?
— Да, скорее всего, сейчас ее уже не найти.
— А может, и она тоже приказала долго жить?
— Да, похоже, дама у нас тоже отпадает. Ищи-свищи ветра в поле.
Все кричали, перебивая друг друга.
— Это я проверю, — сказал Билл. И защелкал клавишами.
— Теперь с этим питерским бандитом. Нужно съездить туда и попытаться его расколоть. — Предложение исходило от Пастуха.
— Смешно. Исходя из медицинского заключения, он в прямом смысле полутруп, — сказал Док.
— Ну, это парень живучий… — Билл задумчиво вертел в руках фотографию из милицейского отчета.
— С чего ты взял? — встрепенулся Трубач. Он с трудом переносил эту мозговую атаку. Трубач хотел действовать, реально, по- настоящему мстить.
— Четырехпалый, — буркнул Билл с таким видом, будто увидел своего одноклассника.
— Это что, настолько известная личность? — уточнил Голубков, тоже рассматривавший фотографию через плечо американца.
— Как у вас здесь говорят, в воде не горит, в огне не тонет.
— Наоборот.
— Какая разница! В отчете стенограмма допросов. — По лицу Билла было видно, что его осенила счастливая мысль. — Когда Четырехпалый выходит из себя, начинает сыпать угрозами, пророчить апокалипсис.
— Тебя это навело на шибко умную мысль? — Полковник в дедуктивных способностях Билла уже не сомневался, но и переоценивать их не считал нужным.
— Просто он все время употребляет слово «знак», — изрек американец с видом ученого, совершившего величайшее открытие. — Скорее всего, не просто апокалиптический бред, а вполне конкретный намек… Так вот, речь идет о сигнале к действию, который они должны получить. И тогда все начнется.
— Так что за сигнал? — Генерал решил повернуть разговор в прежнее русло.
— В это-то как раз все и упирается. — Билл отбросил фотографию.
— Что же это может быть? Какие средства связи можно использовать? — Пастухов произнес это скорее для себя, чем для других.
— Телефон, — сказал Муха, который, как всем казалось, сладко спит на диване в уголке. — По крайней мере, именно его мы нашли в бункере. И номер. Разве не так?..
В кабинете повисло молчание.
— Товарищ генерал, — сказал наконец Пастухов, — по этому номеру уже звонили!
— Это значит… — не закончил Голубков.
— Что сигнал уже послан, — сказал Трубач.
Вашингтон
24 декабря 1986 года, 17.07
На пороге стояла женщина лет двадцати пяти. Волосы стянуты сзади в скромный пучок. За очками с толстыми стеклами, закрывающими пол-лица, — глаза, светлые, может быть, голубые.
— Здравствуйте,
— Доброе утро, — не вставая, произнесла Соня надтреснутым голосом.
— Утро? Нет, мисс Софи, уже не утро. У вас, видимо, сбились внутренние ритмы. Сейчас пять вечера.
— Извините, я спала, в кои веки удалось…
— Вы неважно себя чувствуете?
— Мягко сказано. А вы, собственно, кто?
— Простите, я не представилась. Меня зовут Даниэла Де Ритис. Я ваш новый следователь.
Очень хорошо. Одного, значит, для меня мало… Скорее красивая, чем нет. Может, поэтому не вызывает желания нахамить ей с порога?..
— Новый следователь? А мистер…
— Мистера Хайда на время отстранили. Я, конечно, не должна этого говорить, но он, кажется, не очень хорошо справляется со своими обязанностями.
Соня засмеялась, искренне, весело. «Вот какая… Тот, значит, не справляется, а она думает, что все получится? Так. Посмотрим…»
— Удачи, мисс…
— Де Ритис.
— Интересная фамилия.
— Я наполовину итальянка.
— Здесь у вас все «наполовину»… Ну что, начнем исправлять ошибки вашего предшественника: он ведь так и не счел нужным объяснить, в чем, собственно, меня обвиняют.
Молодая женщина сняла очки с толстыми стеклами и превратилась в растерянную девушку с действительно голубыми глазами. На лице было написано: «Вот хамка-то!» Она быстро взяла себя в руки — цэрэушная выучка.
— Поймите меня правильно, никто не утверждает, что вы совершили какое-то преступление, просто…
— Извините, что перебиваю, но раз это тюрьма и вы следователь, то, значит…
