Ознакомительная версия.
Мы очнулись от акыньего ворчания. Алиса спозаранку принялась метать ножи (судя по утробному вою, пару раз попала). «Ты меня не буди…» – шептала я, зарываясь, как в берлогу, в залежи разлапистой постели, а Туманов нежно меня оттуда вытаскивал. После поверхностного полоскания в лесном ручье мы отправились дальше.
– Ну что, потрахались? – ворчала Алиса, поглядывая на нас уже без вчерашней кровной ненависти. Что-то в несчастной сиротке начинало сдвигаться с мертвой точки.
– Где тебя этому учили? – спросила я.
Она кивнула на Туманова.
– Вот он знает. Туманов, объясни ей…
Он воздел глаза к небу и промолчал. Я тоже не стала углубляться и объяснять дитю, чем понятие «трахаться» отличается от понятия «заниматься любовью». В противном случае ситуация опять бы стала классически патовой «мы делили апельсин». Пора закрывать эту тему.
К трем часам дня мы спустились в тихую низину с осиновым редколесьем. Появлялись первые признаки «ойкумены». Заблестел голубой просвет, обозначилась неширокая речушка, текущая на северо-запад. Невысокие обрывистые берега покрывали камышовые заросли. Переправиться вброд мы бы не смогли: в таких речушках, где берега круты, а в прибрежных водах колосятся водоросли, глубина у обрыва достигает нескольких метров. Мы побрели вдоль опушки, высматривая местечко, подходящее для переправы.
И метров через полтораста, там, где река давала крутую излучину, наткнулись на людей. Их было трое.
Мы панически ретировались в лес. По счастью, нас не заметили. Мы с Тумановым упали за корягу, а Алиса присела под раскидистый орешник и принялась оттуда моргать.
Но людям и без нас было нормально. Одетые в кирзачи, в плащи-«энцефалитки», они сидели кучкой вокруг костра и мирно потребляли. Доносился невнятный смех, звенела посуда.
– Рыбкой тянет, – мечтательно проговорила Алиса.
В самом деле – тянуло. Приглушенно, но очень вкусно. Поневоле сводило скулы.
– Это гражданские, – сообразил Туманов. – Они нас не знают. С чего бы? Браконьеры, не иначе.
– Обойдем? – предложила я. – У парней своя жизнь, у нас своя.
– К вопросу о налете, – многозначительно поведала Алиса и принялась как-то таинственно похмыкивать.
– В сущности, да, – сказал Туманов. – Вижу быстроногое транспортное средство.
Естественно, троица забралась в глухомань не своими ногами. В тихой заводи, привязанная ржавой цепью к щуплой ивушке, покачивалась лодка с навесным мотором.
– Класс «Обь», – обнаружил недюжинный энциклопедизм Туманов. – Устойчивость, конечно, слабая, но если ее не переворачивать, то сама она не перевернется. По крайней мере, пусть такая, чем из ПВХ – с теми лучше вообще не связываться, опрокидываются даже на легкой волне…
У меня появилось странное ощущение, что о стоящей в заводи лодке Туманов рассуждает, как о своей собственной.
– Так надо, Динка, – он перехватил мой взгляд, – браконьеров надо наказывать. По всей строгости мирного времени.
– Подождем, пока напьются? – предложила Алиса.
Туманов пожал плечами:
– А вдруг не напьются?
– Эй, народ, о чем вы? – всполошилась я. – Может, уже достаточно острого сюжета? Вам заняться больше нечем?
Ветерок принес жизнерадостный хохот и пару нецензурных загогулин. За ними последовал целый водопад – в три горла.
– М-да, – заметил Туманов, – они на пирах не блешут манерой аристократов.
– Алиса, заткни уши, – прошипела я.
– Щас, – сказала Алиса, – затычки кончились.
– Ладно, шутим мы, Динка, – Туманов покорябал волдырь на виске – след от укуса, – пока шутим. Не будем напрягать парней. Но подойти стоит – я не знаю, куда нам держать путь. Можно неделями бродить и не выйти к человеческому жилью. На, держи, – он сунул мне в руку свой миниатюрный автоматик – чем-то похожий на отыгранный мною «Кипарис», но с каким-то странным взаимным расположением рукоятки и рожка. – Спрячь эту беду под куртку и в случае чего лупи в белый свет. Вперед, веселая семейка…
Трое вовсю раскумарились. Двое возлежали на промасленной дерюге, третий в классической позе болтуна с картины «Охотники на привале» сидел на коленях и яростно жестикулировал. Относительно степени их опьянения ничего сказать не могу – пьяными в хлам мужики не казались, но и трезвость явно не относилась к норме их жизни. «Горючки» на столе хватало. Помимо подвешенной над костром кастрюли, издающей дурманящие ароматы, фигурировали алюминиевые кружки, почему-то азербайджанский портвейн «Алабашлы» и пятилитровая канистра со вполне понятным содержимым. Под кустиком валялись два брезентовых рюкзака, охотничий карабин без чехла и дохлый чирок. Рыболовных снастей на полянке не наблюдалось, разве что динамит в рюкзаках.
– Привет проглотам, – по-свойски поздоровался Туманов.
Откровенно трахоматозный тип с акульей челюстью – отечный и в кепке-фургоне – потянулся к карабину. Кряжистый и плотный, с бульдожьими брылями, остановил его жестом. Третий блеснул надраенной фиксой:
– Вот так тема… Река приплыла. Фаныч, глянь, чувихи, а с ними дядька…
Бульдожистый седоватый тип – лет полста с хвостиком (остальным – под сорок) – медленно повернулся и уставился на нас близкопосаженными глазками. Он казался неповоротливым. И трезвым.
– Здравствуйте, – пискнула я, выглянув из-за плеча Туманова. Стоящая за мной Алиса тоже что-то пробормотала. Бойцовский дух ее куда-то испарился.
– Приятного аппетита, – прогнулся Туманов. – Трапезничаем, мужики?
– Трапезничаем, – согласился неповоротливый.
Туберкулезник с акульей челюстью кашлянул в кулак, подозрительно уставился на Туманова. Фиксатый – неприятный тип, худой и жилистый – наоборот, шнырял белесоватыми главами то по мне, то по Алисе и, казалось, не знал, кого выбрать.
– Далеко ли баб кантуешь, парень? – поинтересовался неповоротливый. Воткнулся глазами в мою грудь и вроде как задумался. Автомат, пригретый под мышкой, вдруг показался чересчур горячим.
– Мужики, извиняйте, – бодро начал Туманов, – заплутали мы в ваших осинках. Непруха вышла. От Услачей вторые сутки по лесу дрейфуем, умотались, как каторжные, а все конца не видать. Где тут у вас цивилизация? Нам бы поселочек – с почтой, телеграфом. Надоумьте, мужики, куда трюхать-то, а?
– Свистишь, мужик, – прокашлял туберкулезник, – до Услачей верст полтораста; ты бы сдох, а за два дня не дотрюхал.
– Так и я о том, – согласился Туманов. – Мы на машине ехали, да кончилась наша машина. Движок сломался, он старенький, с семидесятого года. И не помог никто. Да и не было там никого – тропа волчья, три машины в день. Зарыли мы наш «зарубежец» под елочкой и пешком двинули. Напрямки, через лес, тут Елизаветинка должна быть. Так заплутали, мужики…
Врал Туманов жалобно, но халтурно. Кабы не хмельная хмарь в мужиках, хоть за голову хватайся. Или за ствол.
– Да нет тут никакой Елизаветинки, – посмурнел трахоматозник.
– Как это нет? – изумился Туманов. – А нам в Столбовом сказали, есть.
– Горбушки есть, Куржум есть, – проинформировал обладатель псиных брылей. – А кроме Горбушек да Куржума, ни хрена тут нет, парниша. Заплутал ты.
– Да нам хоть куда, – махнул Туманов, – лишь бы почта была.
– А давай, мужик, маленький ченч сообразим, – оскалился фиксатый. – Ты нам баб на пять минут – пообщаться, а мы тебе пожрать, выпить и в Куржум свезем. Ну не одного, понятное дело – с бабами.
– А ну цыц, Фикса! – рявкнул «бульдог». – Охренел, сперма ходячая! Разуй глаза – приличные люди перед тобой… Не обращай внимания, мужик, присаживайся. И баб приглашай. Побухтим за жизнь, заколдырим. Мы же люди. Портвешок вот, спиртик. Давай, деваха, не стесняйся, – «бульдог» поманил пальчиком оробевшую Алису, – подкатывайте бревнышки, посидим.
– Вот спасибо, – заметно фальшивя, возрадовался Туманов. – А то мы, ей-богу, мужики, проголодались… А у вас рыбалка, гляжу, полным ходом, – он кивнул на кастрюлю, в которой всплывали и погружались пятнистые щучьи бока.
– Ну, – бухтел «трахоматозник», – рыбачим как можем, развлекаемся…
– Сардон, поди, косяками идет, – подмигнул Туманов. – Места-то тут, безусловно, рыбьи, благодатственные…
– Не-е, мужик, – фиксатый повертел «фургоном», – один щукарь, нет здесь сардона. А еще какая-то мелюзга на стремнинах, хрен знает, как ее кличут… Да вон, – кивнул рыбак небритой челюстью на подбитого чиренка.
Подозрение усилилось. Фигуранты – скользкие на язык и с исколотыми конечностями – разбирались в рыбалке, как в политике. Даже мне с посредственными познаниями местного сленга было известно, что сардон и щука в Восточной Сибири – это примерно то же, что бегемот и гиппопотам – в Африке.
– Давай, вздрогни, приятель, – бульдожистый вальяжно приподнялся и протянул Туманову выуженную из канистры кружку. – И давай знакомиться. Я – Фан Фаныч, это Фикса, а это Игорек – чахотка костлявая. Да ты не бойся, он сегодня не заразный…
Ознакомительная версия.
