Ознакомительная версия.
— А вот и напрасно. Меня наши пацаны Козявкой дразнили, а я была очень гордая и никому спуску не давала. Ой, а у меня шампанское в стакане кончилось, налей, пожалуйста, еще.
Он долил в стакан шампанского и хотел пошутить насчет ее пристрастия к этому благородному напитку, но Таня прервала его:
— Я хочу сказать тост. Давай выпьем за нашу встречу. Ты, наверно, думаешь, что мне больше нельзя наливать, но ошибаешься. У меня все в щеки уходит.
— За встречу!
То ли Константин давно не пил, то ли атмосфера на него так подействовала, но он ощутил приятное возбуждение, охватившее его до самых корней волос.
— Мне очень хорошо с тобой, — признался он. — Так хорошо, наверное, было только в детстве.
— Это шампанское действует. Подожди немножко, я схожу, посмотрю, как там Андрюша.
* * *
Константин прислонился спиной к стене и закрыл глаза.
«Нет, этого не может быть, — думал он. — Как-то уж все очень легко получается. Она здесь, рядом. Стоит только протянуть руку, дотронуться. Неужели так бывает в жизни? Нет, Панфилов, ты спишь, и все это тебе только снится. Когда ты откроешь глаза, окажется, что ничего этого нет и не было».
Он открыл глаза, услышав легкий звон бокалов. Потом на кухню заглянула Татьяна.
— Захвати бутылку, — сказала она. — Мы пойдем в большую комнату, сынуля уже спит.
Он вдруг привлек ее к себе и прижался лицом к ее животу. Своей щекой Константин чувствовал исходящее от нее тепло.
— Ну что ты? — ласково сказала она. —
Ты ведь меня совсем не знаешь. Мы так недавно знакомы.
— А по-моему, я знаю тебя уже сто лет, — признался он, не выпуская ее из объятий. — Как будто мы вместе выросли. Ты мне очень нравишься…
— А вдруг ты узнаешь меня ближе и я перестану тебе нравиться?
— Не говори ерунды.
Он почувствовал, как она осторожно положила ладонь ему на щеку. Это и вправду так напоминало ему детство, когда мама прижимала его к себе и гладила по голове, по лицу. «Костик, мальчик мой, — говорила она. — Будь мужественным, ведь у тебя впереди целая жизнь. Не надо плакать, ведь ты мужчина, ты должен уметь постоять за себя».
Он медленно поднялся и поцеловал Таню сначало в шею чуть пониже уха, потом, словно чего-то опасаясь, осторожно притронулся губами к ее губам.
Она ответила ему, сначала робко, лишь чуть-чуть шевельнув губами, потом все сильнее и сильнее. Обвив руками его шею, она страстно раскрыла губы и прижалась к нему всем своим трепещущим телом.
Константин держал ее за плечи с такой нежностью, как будто в его руках находился хрупкий цветок.
Наконец она опустила голову и, облизывая губы, прошептала:
— Никогда не думала, что смогу влюбиться еще раз.
— Почему? Ты же не старуха какая-нибудь…
— Я тоже часто говорила себе об этом, смотрела в зеркало и думала, что я еще совсем молода, что ко мне еще придет любовь. Но я не ждала такого, как ты.
— Какого?
— Прекрасного принца. Не смейся. Ты ведь знаешь, все девочки мечтают о прекрасном принце, который приедет за своей избранницей на белом коне.
Константин тихо засмеялся.
— На черной «Волге».
— Вот видишь, тебе смешно. А я была такой романтичной… дурой. Жизнь наказала меня за это, и я уже боялась во что-нибудь верить.
— Нельзя жить без веры.
— Я знаю, только вера бывает разная.
— Надо верить в себя.
Она взглянула на него счастливыми, лучившимися надеждой глазами.
— Можно мне верить в тебя?
— Ты первый человек, от которого я это слышу.
Он снова поцеловал ее, теперь уже не стесняясь, не сдерживая себя. Его объятия были такими сильными, что после поцелуя она сказала:
— Тише, раздавишь… Я, конечно, крепкая, но не настолько.
Она высвободилась из его объятий, взяла его руку в свою ладонь и повела за собой в комнату.
Он только едва успел обернуться и прихватить с собой наполовину опустевшую бутылку шампанского.
Очень уютная комната освещалась мягким светом торшера. На журнальном столике перед диваном стояли два бокала.
— Давай еще выпьем, — предложила она, усаживаясь на мягкий диван. — Мне так хорошо. Я хочу продлить это ощущение.
Константин разлил шампанское по бокалам, немного выпил.
Смешная получилась сцена. Они сидели друг против друга, держа возле губ бокалы и слившись взглядами.
Татьяна допила шампанское и отставила бокал в сторону.
— Ты совсем не похож на других мужчин, — сказала она. — В тебе чувствуется такая сила… и справедливость. Мне кажется, ты способен на все… кроме одного.
— Что же это такое?
— Ты не можешь обидеть человека.
Константин, услышав эти слова, почему-то вспомнил влюбленный взгляд Жанны Макарычевой и грустно усмехнулся.
— Еще как могу.
— Не правда, я не верю. У тебя не такие глаза.
— А если я тебе скажу, что в меня влюбилась одна девчонка и очень обижается, когда видит мое к ней отношение?
— Это другое, — возразила Татьяна. — Насильно мил не будешь, а если и будешь, то не мил.
Она вдруг опустила глаза и немного помолчала.
— Можно, я спрошу у тебя о чем-то?
— Спрашивай, Танечка.
— Ты давно был с женщиной?
— Честно?
— Если станешь мне лгать, то лучше сразу уходи, — в ее глазах вдруг мелькнул незнакомый ему блеск, выдававший ее внутреннюю силу и упрямство.
— Не очень давно.
— Ты не любил ее?
— Случайное знакомство. Она погладила его по щеке.
— Я тебя прощаю. Вы, мужчины, слабее нас. Вам трудно обходиться без женщин. Это обыкновенная физиология.
Она села к нему на колени, обвила руку вокруг шеи. Он уткнулся лицом в ее мягкую теплую грудь.
Нащупав у него на голове возле макушки шрам, она трепетно прикоснулась к нему губами. Потом спросила:
— Это оттуда, из Афганистана?
Он молчал, не мог соврать ей — шрам остался у него после драки в следственном изоляторе.
Но она сама помогла ему:
— Не надо, не говори.
Татьяна гладила его по лицу, тихонько, очень нежно целовала лоб, висок, щеку. Потом прошептала:
— Боже мой, сколько во мне накопилось?.. Ты сильно рискуешь.
— Чем?
— Я хочу, чтобы ты сегодня остался у меня.
— Я останусь.
— Тогда прими душ и возвращайся. Пойдем, я тебе все покажу.
Она провела его в ванную комнату, потом вышла, оставив одного.
Медленно, словно растягивая удовольствие, он снял с себя одежду, потом смотрел на свое отражение в большом, занимавшем половину стены зеркале.
— Панфилов, а не придется ли тебе жениться? — сказал он вполголоса.
Внезапно дверь ванной комнаты открылась. Таня вошла совершенно обнаженная и со смущением в голосе призналась:
— Я не могла так долго ждать.
Увидев его тело, исполосованное шрамами, рубцами и следами от ожогов, она ошеломленно замерла, потом приложила его обожженную руку к своему лицу.
— Господи, сколько же тебе пришлось перенести…
В ее голосе звучала почти материнская печаль.
— Это было давно.
— Теперь я защищу тебя. Я стану твоим ангелом-хранителем, — сказала она.
И вдруг печаль в ее голосе исчезла. Она лукаво глянула ему в глаза.
— Ты когда-нибудь занимался этим в ванной, под душем?
Утро в кабинете начальника службы безопасности совместного советско-германского предприятия «Интермедсервис» Виктора Иннокентьевича Крючкова началось с совещания в узком составе.
Крючков вызвал к себе своего заместителя Михаила Елизарова.
— Я доволен итогами последней операции, — сказал Елизарову бывший полковник Пятого главного управления Комитета госбезопасности. — Все было проделано безукоризненно.
— Хорошо подготовились, Виктор Иннокентьевич.
— Откровенно говоря, я сомневался в благополучном исходе. Как-то все это очень уж театрально выглядело. Эта ваша задумка с похоронами чем-то напомнила мне ранние постановки Театра на Таганке.
«Ну да, — подумал Елизаров. — Когда ты по театрам шлялся, чтобы крамолу искоренять, я дерьмо глотал под Кандагаром». — Знаете, Михаил Константинович, — продолжал разглагольствовать Крючков, — все эти ваши похороны, венки, красный креп как нельзя лучше годятся для любимовской постановки. Это все как бы декорация, за которой скрывается совсем иная суть. А может быть, наоборот, декорация только подчеркивает задумку…
Елизарову надоело слушать эту болтовню, и он безапелляционно прервал своего шефа:
— Как бы то ни было, но спектакль нам удался, — сказал он. — А покойник, между прочим, был самый настоящий. Бедняга при жизни и не подозревал, что его бренное тело может сослужить кому-то хорошую службу.
— Что ж, — цинично заметил Крючков, — хоть какая-то польза от этих людишек. При жизни они не могли сделать что-то полезное для своей Родины, пусть хоть после смерти…
— Родина здесь ни при чем, — сухо заметил Елизаров. — Родине было глубоко наплевать на тех, кто отдавал ради нее свои жизни и здоровье. Теперь пришло время пожинать плоды.
Ознакомительная версия.
