Ознакомительная версия.
Лида почувствовала себя неловко:
– Извините, я не хотела вас обидеть!
– А я и не обиделся. Так что не надо никаких извинений! Просто завтра опять в горы. Опять холодный свет луны при ночном переходе, изматывающее нервы ожидание предстоящей схватки. Опять духи, будь они неладны, стрельба, кровь, боль. Смерть на расстоянии вытянутой руки. А так хочется вместо этого кошмара немного женской ласки, нежности. И необязательно в постели. Так не хватает человеческого тепла, что аж выть тянет. Но вам, к сожалению, этого не понять. Хотя, почему к сожалению? К счастью! Да, к вашему счастью! Черт! И с чего это я вдруг разоткровенничался? Нервы, наверное, сдают. Или старею! При нашей работе стареют рано и умирают молодыми. Забудьте все, о чем я говорил. И… прощайте!
Тряхнув головой, Сергей направился к выходу, но девушка остановила его:
– Подождите, майор!
Дросов обернулся.
Она подошла к офицеру:
– Не надо прощаться! Я согласна! Согласна провести с вами вечер!
– Пожалела? Только я, Лида, в жалости не нуждаюсь!
– Я не пожалела. Я поняла, вам сейчас плохо. Скорей всего оттого, что вы устали от войны. И от одиночества. Мне тоже плохо от одиночества, хотя я и не подаю вида. И тоже холодно в этой жаркой стране. Как вы точно заметили – холодный свет луны. Это нечто большее, чем характеристика небесного тела, это определение состояния души.
– А вы лирик, Лида. Стихи, случайно, не пишете?
– Пишу! Вот сегодня вечером, если пожелаете, и оцените мои творения! Когда и где встретимся?
– Да здесь, возле штаба! Часов в восемь! Пойдет?
– Хорошо! В восемь возле штаба! И не надо прощаться. Я боюсь этого слова – прощай! Лучше до свидания, даже если оно никогда не состоится!
Майор не нашел, что ответить девушке. Развернувшись, он покинул штаб.
Но встретиться вечером молодым людям было не суждено.
Полковник отправил Лиду в штаб армии. Дросов воспринял это известие философски. Что бог ни делает, все к лучшему. Да и что дала бы им эта встреча? Ночь любви? Вряд ли девушка сразу же отдалась бы Сергею. А в 4 утра ему уходить в неизвестность. Туда, откуда обратной дороги может и не быть!
Пакистан. Дом Фаруха в Чеваре.Воскресенье, 16 июня. 8.00.Гуля разбудила Слейтера. Сержант открыл глаза, повернулся к девушке:
– Слушай, у меня было много женщин, разных, еще до супруги, да и после развода с ней, но ты – это нечто. Вас что, в разведшколе и искусству любви обучали?
Гульнара улыбнулась:
– Нас, Энди, многому обучают. Но ночью я не играла. Мне действительно было очень хорошо с тобой! Может, оттого, что я просто давно не была близка с мужчиной. Все работа да работа. На личную жизнь времени практически не остается.
Сержант вздохнул:
– Неубедительно! Ты так говоришь для того, чтобы я не изменил решения передать письмо вашему Баженову. Искренность людям твоей профессии противопоказана.
Гуля обняла американца:
– Эх, Энди! Ты такой сильный, умный, а говоришь глупости. Ну, отказался бы сейчас передать письмо в лагерь, ну и что? Я бы доложила руководству об этом, и все! Говоришь, женщин у тебя было много? Почему же ты не научился понимать их сущность? Различать, кто лжет, а кто правдив с тобой. Нет, не верю, чтобы у тебя было много женщин. Проституток, возможно, с которыми ты валился в постель без единого слова, пьяным, используя их тела как средство удовлетворения собственной прихоти. Но не женщин, которые были бы тебе интересны и как собеседницы. Но да ладно! Мне пора покинуть эту комнату, этот дом. Буду ждать тебя в следующую субботу.
– Надеюсь, твоя страсть за эту неделю не ослабеет? Или это будет зависеть от того, что за информацию я тебе солью?
– Глупый ты все же, сержант! Будь аккуратен при передаче письма. Не спались сам. А я, извини, ухожу!
– А деньги? За прекрасную ночь, подаренную тобой?
– Прибереги их для шлюх! Или отдай Фаруху, он не откажется. Мне твои доллары не нужны.
– Конечно! Как я забыл, что ты разведчик? Какое звание, если не секрет, имеешь?
– Офицерское, этого достаточно!
– Значит, старше меня?
– Это как смотреть. Но все!
Гуля поцеловала Слейтера в щеку, поднялась, быстро приняла душ, оделась в белый балахон, замоталась в такой же белый платок, пошевелила миниатюрными пальчиками, прощаясь, и вышла из комнаты свиданий! Слейтер встал, подошел к окну, из которого был виден внутренний двор. Но Гули не увидел. Видимо, она покинула усадьбу Фаруха, воспользовавшись тыловой калиткой, где ее наверняка ждал автомобиль с охраной. И сейчас, возможно, она уже докладывает руководству о результатах встречи с американским морским пехотинцем Энди Слейтером.
Сержант оделся, вышел в гостиную. Там его встретил Фарух:
– Ассолом аллейкум, уважаемый господин сержант, как провели ночь?
– Прекрасно!
Слейтер достал бумажник, вытащил из него три купюры, протянул их хозяину дома:
– Держи!
Взяв деньги, Фарух поклонился:
– Вы, как всегда, щедры, господин сержант! Благодарю.
– Не за что! Думаю, не стоит повторяться, что Гуля, кроме меня, не должна принимать никаких клиентов?
– Конечно, не надо! Для других мужчин у меня есть другие женщины.
– Вот и хорошо! Что-то мои подчиненные задерживаются.
– Сейчас должны выйти. Женщины покинули комнаты минут двадцать назад.
– Тогда пошли кого-нибудь поторопить моих парней.
Фарух поднял вверх руки:
– Как можно, господин сержант? Ваши парни – народ горячий, они не любят, когда кто-то пытается диктовать им свои условия. И у вас всегда при себе весьма веский аргумент против подобных попыток – ваше оружие.
Сержант рявкнул:
– Ты что, не понял меня, старый идиот?
Фарух вздрогнул:
– Понял, понял! Я все понял. Одну минуту, господин сержант!
Посылать никого не пришлось.
Сразу после окрика в помещение вошли Умберг с Паслером. Капрал спросил:
– Ты, Энди, так до смерти Фаруха испугаешь. Что потом без него делать будем в этой стране?
– Так надо вам за временем следить. Разболтались.
Паслер поинтересовался:
– У тебя что, сегодня ночью были проблемы с эрекцией, сержант? Чего ты на нас собак спускаешь?
Слейтер набычился:
– Это у тебя сейчас проблемы возникнут, если ты не заткнешься!
Паслер взглянул на Умберга:
– Нет, капрал, у нашего командира сегодня с проституткой точно облом вышел. Что поделать, годы дают знать о себе!
Сержант прорычал:
– Паслер, ты попал! Как вернемся, пойдешь на тренажер. И будешь крутить педали, пока не свалишься с «велосипеда». Понял?
– Слушаюсь, господин сержант!
Слейтер обернулся к Фаруху:
– Виски в машину загрузили?
Хозяин дома поклонился:
– Конечно, господин сержант! Вот только, как насчет оплаты? В прошлый раз тоже за спиртное не заплатили. А мне оно ой как непросто и дорого достается.
Сержант вновь достал бумажник, отдал Фаруху деньги. Рассчитались с сутенером и подчиненные сержанта.
В 9.00 «Хаммер» вышел с территории усадьбы Фаруха и взял курс в сторону расположения особого лагеря.
Машину американцев на КПП спецобъекта пропустили без досмотра. Выгрузив виски, Умберг повел джип к стоянке. Паслер же игриво вытянулся перед Слейтером:
– Разрешите вопрос, сэр?
– Чего тебе?
– Когда прикажите начать крутить педали тренажера?
– Да пошел ты!
– Извините, сэр, куда?
– Сам не догадываешься?
– Думаю, в комнату, накрыть стол. Или я неправ?
– Прав! Проваливай и не зли меня больше. Что-то сегодня настроение в минусе.
– Так значит, действительно проблемы с этим самым?
– Я сказал, проваливай!
Рядовой козырнул:
– Слушаюсь, сэр. – Четко развернувшись, он вошел в барак.
Мрачно глядя на лагерь, Слейтер закурил. У него на самом деле после ухода Гули резко испортилось настроение. Почему, он и сам объяснить не мог. Наверное, потому, что прошедшей ночью он впервые за долгие годы под ласками женщины забыл о войне, о своей работе, обо всем на свете. Подобное он испытывал только в первые месяцы близости с супругой. Выбросив окурок, сержант проследовал за Паслером.
В коридоре барака, осмотревшись и убедившись, что его никто не видит, открыл дверь комнаты, где был размещен пленный офицер.
Баженов стоял возле окна. Обернулся на шум. Увидев американца, спросил:
– Что вам нужно?
Сержант приказал по-русски:
– Представься!
Баженов пожал плечами:
– Ради бога! Старший лейтенант Советской армии Сергей Баженов! А вот вы, по-моему, старший команды инструкторов?
Слейтер, проигнорировав вопрос пленного, проговорил:
– Старшие лейтенанты Советской армии, господин Баженов, воют против душманов в Афганистане, здесь же, в лагере, содержат лишь тех, кто волей или неволей, что не меняет дела, предал свою родину!
– Я никогда никого не предавал!
– Да что ты говоришь? За какие же тогда заслуги Фархади определил тебя в отдельную благоустроенную комнату?
Ознакомительная версия.
