– Не бойтесь, это всего-лишь крыса, – Рубин снова потер колени. – Никак не могу вывести крыс.
– У них нет иллюзий, – подсказал Гринчук.
– Представьте себе – нет. Просто жрут они свою пресную действительность…
– И получают удовольствие от процесса.
Рубин засмеялся.
– А вы запомнили. Молодец. Я всегда восхищался людьми с хорошей памятью. Вот у меня, например, очень хорошая память. Некоторые называют ее учительской… Я помню имена и фамилии, даты и адреса… Помню всех, кого учил… Не поверите – даже кому что, когда и за что поставил. Для меня есть люди, которые помнят, и… хлам, извините.
– У меня был учитель, – Гринчук поднес к лицу разбитые костяшки, – он любил ставить задачи на время. Сложные – но на время. Пятерку получал тот, кто успевал первым. Делил нас на пары и давал задачу. Если ты смог собраться, сконцентрироваться на ней и найти решение – ты получал пятерку. А опоздавший – двойку. Он говорил, что процесс доставляет удовольствие только животному, человек должен стремиться к результату.
Рубин промолчал. По лицу было видно, он начинает волноваться.
– Да вы не волнуйтесь, – успокоил Гринчук. – Не нашли – и ладно. Будем искать. Меня интересует другое… Что вам все это давало? Ради чего это всё?
– Вы о чем?
– Вы прекрасно понимаете…
– Я не понимаю, – повысил голос Рубин. – Я не понимаю…
– Я думал – почему Приморск? Это ведь опасно. Рано или поздно… А потом вдруг как пробило. Кто-то сам выбирает жертву. Смотрит на предложенного кандидата, сам присматривает… Хозяйским взглядом. Это кто-то местный, и не с самого верха. Может быть даже…
– Даже сапожник? – глаз Рубина не было видно – свет падал сзади, только морщины и тень от складок кожи.
– Да, сапожник. Хотя конкретно об этом я и не думал. Ехал сюда… – Гринчук потер пальцами мочку уха. – Рассчитывал на экспромт… и на иллюзию. Только на нее, если честно.
Рубин скрестил на груди руки.
– Потом… потом понял, что это вы, уважаемый Владимир Максимович.
– Что вы говорите? И что же вас к этому подтолкнуло?
Крыса снова зашуршала за ящиками.
– Случайность. Я бы всё равно вышел на вас… Все равно бы вышел, я готовился именно к этому длительному пути, но потом произошла та самая случайность… Со мной захотят поговорить. Лично, так сказать. Это я так предположил… Пришел к такому выводу, если хотите… Отсюда мораль… – Гринчук потер лоб, снова возвращалось головокружение, в подвале нечем было дышать. – Мораль… Смотреть и искать странности и внимательно относиться к тому, кто захочет со мной переговорить лично… Очень простой метод.
– И скольких же вы заподозрили – примем ваше воспаленное воображение за реальность – скольких в нашем городе вы заподозрили?
– Один мой знакомый говорил иначе – будем логичны в рамках предложенного бреда…
– В рамках бреда, так в рамках бреда. Мне уже даже стало интересно. Скольких…
– А всех, кто полез ко мне с разговорами. Обоих. Вас и одного из ваших учеников… – скрипнула дверь, и Гринчук обернулся, прислушался.
Тишина. Только крыса хозяйничает за ящиками.
– Вас и капитана Стоянова. Димона. Потом – только вас.
– Но почему же не Диму? Он один из лучших моих учеников.
– Дерьмо этот ваш ученик. Бездарное дерьмо. Был готов сдавать всех, лишь бы самому уцелеть…
– Он и в школе был такой. Но ведь это не недостаток… Он умеет выживать. Если бы все героически встречали смерть лицом, кто бы продолжал род человеческий… Вот у вас дети есть? Нет? Некогда было размножаться? Или ваш больше интересовал процесс, признак, так сказать, животного?
Гринчук потер лоб, медленно покачал головой:
– Вы меня не разозлите. Некуда больше. И зачем это вам? Вы, рано или поздно, все равно бы встретились со мной… Я думал, что сегодня днем. Но вы подставили Черного Тамплиера…
– И как вам образ? – с гордостью спросил Рубин. – Какой типаж! И, представьте себе, никто даже не заподозрил… Не могли серьезные дела твориться в таком балагане…
– Они и не творились… Но зато, когда все начало всплывать, Щелкунов стал потрясающим кандидатом. Единственно возможным кандидатом. Вы знали, что его по телефону узнал Большой Олег? Голос опознал…
– Голос? Нет. А вот его людей, его самого при передаче Мастера, он должен был узнать. И узнал. Запсиховал, но виду не подал.
– Вы тогда уже готовились уходить?
– Нет, что вы, зачем мне уходить. Я готовил иллюзию, как вы правильно выразились. И справился с этим неплохо… Если бы не вы…
– Если бы не я…
– Хотя… Вы ведь понимаете, что ничего мне сделать не сможете, – голос Рубина был твердым, уверенным. Рубин верил в то, что говорил. – У меня есть архив… Но никто не сможет его у меня отобрать. Вы меня понимаете?
– Понимаю.
– Нет, вы не до конца всё поняли. Мы тут просто болтаем, треплемся по поводу вашего бреда. И ничего этого нет. Нет ничего. Слова вылетают из наших глоток и осыпаются увядшими цветами к нашим ногам. Мы их можем потом вымести, проводя в доме уборку. Не бери на понт, мусор! – Рубин засмеялся, похлопал в ладоши, аплодируя себе. – Вы будете рассказывать историю про сапожника? Вам кто-то поверит? Так вы могли ткнуть пальцем в первого встречного. Не нужно мне рассказывать о современных методах допроса или угрожать болью… Почему никто за эти пять лет не попытался меня найти? Именно поэтому. Они боятся найти. Они хотят себе всё забрать, но что последует после этого? Где я держу свои тайны? Не я, а тайная организация, или нечистая сила, о которой вы мне рассказывали…
Нужно будет взять меня, допросить… а в это время всплывет нечто… что-то просочится… А если это не я? Спугнуть настоящего?
Жадность и страх – лучший материал для иллюзий. Самый лучший на свете. Страх и жадность.
– Я могу сейчас просто взять грех на душу, я устал. Проломлю вам череп и уйду. И уеду. И никто меня не станет искать… Я ведь за этим, собственно, и пришел.
– Нет, – быстро ответил Рубин. – Не сможете. По двум причинам. Причина первая – вы не сможете, вы не такой. О вас многое рассказали Стоянову, который звонил в ваш город, и бандиты…
– Которые сегодня вас так неуважительно повязали… – закончил Гринчук. – Минимум один источник – паленый.
– Это были…
– Да, Абрек, Котик и Синяк. Они не разобраться со мной хотели, как думал и Мастер и вы, они прибыли по моей просьбе вот для такого, как сегодня, неожиданного случая.
– По просьбе… – протянул Рубин, задумавшись.
– Не теряйте время, у вас его нет… И вы не относитесь к людям, которых лимит времени только подстегивает, а не парализует и заставляет ошибаться. Двойка вам…
– Мне? Двойка? – Рубин зашипел, как змея. – Во-вторых… Вы забыли, что есть две причины… Я вам скажу, но вы держ`ите себя в руках… Не стоит бросаться меня душить, это все только ухудшит. Вы можете меня спокойно выслушать?
– Могу.
Рубин пошевелил губами, будто на что-то решаясь. Облизал губы. Как перед прыжком с большой высоты.
– Вы ведь хотите получить назад свою жену? Без меня у вас это не получится.
– Что вы говорите? – удивился Гринчук. – Это вы ее похитили?
– Мы… По моему приказу… Сергеев и Дедов… Они. Они не знали, зачем, но я уже ждал вас. Я все равно хотел на вас выйти… мне мои люди сообщили, что вы едете… ваша жена…
Рубин сбился и замолчал.
– Вы дух переведите, – посоветовал Гринчук. – Вот, сипеть начали. Подохнете, того гляди, а я не получу ответ на свой вопрос.
– Если я не появлюсь завтра утром в своем киоске…
– Ее убьют? Зажарят на костре из моих денег? Не будьте идиотом, Владимир Максимович. Вы до сих пор полагаете, что я бы подставил свою любимую женщину? Вот так вот, просто?
Рубин перестал дышать, потрясенно глядя на Гринчука.
– Никто ее не похищал, Владимир Максимович. Она спокойно приехала, поселилась в гостинице, погуляла по городу, наняла яхту, оставила на ней вещи и деньги… И уехала. Это очень просто, даже в вашем городе. Она дала мне повод устроить здесь шум, заставить всех суетиться, а вас – искать выход, решать, как отделаться от меня, как выяснить, откуда исходит угроза, кем пожертвовать или что пообещать… Вы пытались выиграть темп, но потеряли качество. В шахматы играли? Есть такая фигня – цугцванг. Любой ход ведет к ухудшению положения. И еще есть цейтнот, когда времени на раздумья не хватает. А я вам устроил цейтнот с цугцвангом. Понятно? Всего лишь одним действием – жена приехала явно, а уехала тайно… – Гринчук снова потер лоб. – Никто не пытался захватить власть в городе.
– Уехала… Никто…
– Думайте, быстрее думайте… Теперь вам в голову приходит вопрос… Кто, кто стрелял в Гринчука? Стоянов видел, сам чуть под очередь не попал… Чудом спаслись. И чудом снайпер влепил пулю не в лоб Гринчуку, а в выключатель!
– У меня есть друг, – Гринчук встал с ящика и прошелся по подвалу. – Миша.
Тошнило, и голова болела немилосердно.
