«Без убийства?…» – подумал он через несколько часов. А почему без убийства. Он, Леший, убивал людей только за то, что они ничего не могли ему дать. Так почему же он не сможет убить для того, чтобы взять. Это его женщина. Она нужна, она просто физически необходима ему. Он не в состоянии прожить без нее оставшуюся жизнь. Без нее он будет убивать еще многих, у кого нет таких, как у нее, горячих губ.
Нет таких губ? А может быть, есть? И он начал метаться. От городского соснового бора к квартире Чанышевых. И за короткий срок убил еще трех женщин. Но таких губ не нашел. Надо ли было искать дальше? И что дали бы ему горячие губы, попадись они там, в лесу? Там он все равно должен был бы убить.
Разве это справедливо? Убивать многих или убить одного Валентина? И тогда начал созревать план. Но один он этот план выполнить не смог бы. Нужно было выполнить его вместе с Санькой.
Гоша совершенно изменился по отношению к ней. Приходя в гости, специально выбирая время, когда Валентина дома нет, он подолгу беседовал с Санькой. Несколько раз случалось, заставал ее в таком же состоянии, как и в первый. И тогда все повторялось. Он даже жаждал этих моментов, хотя и понимал, что удовлетворить его полностью они не могут. Надо было действовать. Надо было действовать решительнее. Но как? Он не мог заговорить с Санькой об этом.
Решилось все просто. В очередной приход она была в нормальном состоянии.
– Валентин только что уехал. Вечером вернется, – сказала она тихо, так же тихо улыбнулась и легла на диван. – Иди сюда, Гоша… Иди, обними меня… Поцелуй… У тебя такие горячие губы…
Он испугался.
Санька это заметила и засмеялась.
– Дурачок. Я все давно уже поняла и все знаю. Иди же сюда… Я тебя ждала…
Он подошел так несмело, что она засмеялась опять.
– Подойди, обними… И я что-то тебе скажу…
Он наклонился над ней.
– Я беременна.
А через несколько дней они договорились.
И решили, как все сделать. План выработала сама Санька. Она не захотела, как думал сначала Осоченко, подкараулить Валентина на улице. Во-первых, там полно случайных свидетелей. И это грозит провалом. Во-вторых, убийство на улице будет выглядеть откровенно заказным. Тогда на жену может пасть подозрение. Ее сложный ум опять пошел по парадоксальному пути, извилистой, но четко выверенной тропой. По этому же принципу она и делала свои остроумные компьютерные программы. Она захотела сама себя обвинить так, чтобы ее нельзя было обвинить в действительности. И тогда подозрение само собой с нее бы сняли. Гоша сначала не согласился. План показался слишком опасным. Но она настояла. И назначили время. Санька к тому времени должна будет быть «уколотой». А Гоша застрелит Валентина и уйдет.
Все так и произошло. И все прошло бы гладко, но Санька была не в состоянии сесть за компьютер, а Гоша не сумел корректно выйти из программы. И начались параллельные неприятности. Они все карты и спутали, они привлекли к делу слишком много внимания.
Лоскутков положил трубку:
– Все! Они прибыли на место. Выходы из подъезда контролируются. Брать будем обоих. Потом разберемся.
Мы поехали на его машине. На свою я только посмотрел с легкой печалью. За нами следовала группа захвата на «уазике».
У подъезда нас поджидал Володя в своей машине. Он кивнул, подтверждая, что Гоша с Санькой на месте, и молча присоединился к нам.
– Заходим только мы с майором, – скомандовал я. – Остальным спрятаться на лестнице. Сверху и снизу.
Я позвонил в дверь. Послышались шаги. Открыл Гоша.
– Мы не слишком поздно? – я шагнул за порог, вынуждая Осоченко отступить в сторону и пропустить нас с майором в квартиру.
– Проходите.
Мы и так уже прошли.
Посреди комнаты стоял стол, обычно задвинутый между секретером и книжным шкафом. За столом сидела пожилая пара и Санька Чанышева.
– Ужинаете? – спросил я почти весело.
– Ужинаем… – тихо ответил Гоша, а глаза его истерично забегали. Он почувствовал неладное.
– А мы вам кое-что на десерт приготовили, – сказал я. – Ну-ка, Гоша, подставляй руки…
И я полез в задний карман брюк под куртку.
Он не шевелился.
– Руки, руки, говорю, подставляй. Ладони… – я почти смеялся. Даже майор Лоскутков улыбался.
Осоченко подставил ладони, словно я собирался насыпать ему на десерт горсть семечек. Но вместо семечек я быстрым движением защелкнул на запястьях наручники. Он не испугался щелчка, только долго и непонимающе рассматривал «браслеты», а потом вдруг заплакал.
Лоскутков достал вторую пару.
– Попрошу и вас приготовить руки, – сказал он Саньке.
Ее родители сидели молча…
Дождь разгулялся не на шутку. Сильный, косой, он тугими струями бил в окна так, что я вынужден был даже форточку закрыть, чтобы не пришлось через пару часов плавать по квартире на диване и грести тапочками вместо весла. Но под этот дождь хорошо засыпалось.
Проснулся я от постороннего звука. Явно кто-то стучал в стекло. Первый этаж у меня высокий, в окна не заглянешь, но постучать вполне можно.
Я осторожно выглянул из-за шторы, стараясь остаться в темной комнате незамеченным, и тут же накинул на себя халат, сунул ноги в тапочки и вышел, открыл подъездную дверь.
Паша Гальцев держал в руке пластиковый пакет и этой же рукой придерживался за стену. Вторая рука висела плетью. Две дырки в рукаве куртки наглядно объясняли причину. Подстрелили. Но пакет он все же забрал.
– Заходи, – я взял его под здоровую руку и провел в квартиру, усадил промокшего прямо на постель и стал осторожно стаскивать куртку.
– Где тебя так?
– В подвале. Но я все же свое забрал.
С курткой справиться было сложно, свитер же и рубашку я просто разрезал на плече. Раны, на мой профессиональный взгляд, были серьезными.
– Надо в больницу. Пули внутри.
Я прижег края ран йодом и начал накладывать тампоны. Благо аптечка у меня оказалась укомплектованной.
– Нельзя мне в больницу. Я же в розыске.
– Придется сдаваться. Ты слишком много крови потерял и много еще потеряешь. Необходима операция. Поверь мне. Я много ран на своем веку повидал. В четырех странах повоевать пришлось.
Паша посмотрел на меня страдающим взглядом.
– Значит, опять на «зону»…
– Иного выхода я не вижу. Ну что, я вызываю «Скорую»?
Он вздохнул, но, очевидно, вздох принес много боли.
– Вызывай… – прошептал.
Я быстро вызвал «Скорую помощь».
Паша приподнялся с дивана.
– Я что к тебе пришел. Тебя Хозяинов приговорил. «Заказал» Гаврошу.
– Это кто такой?
– Не такой, а такая. Девка. Бывшая спортсменка. Завтра придет к тебе в офис с утра. Будь готов.
– Спасибо. Откуда ты это знаешь?
– Я подслушивал. Из-за того и попался. Телохранителей я уложил, как твоего майора, без проблем. А она меня подстрелила. Еле ушел.
– Ладно. Я обязательно ее дождусь.
– Еще. Пакет этот спрячь, а… Я же не на всю жизнь отправляюсь…
– Извини, Паша… А вот этого я сделать не могу.
Он вдруг хрипло, с заметной болью рассмеялся.
– Я заранее знал, что ты спрятать не захочешь. Я сам уже спрятал. Ладно, хоть сказал честно. Но ты сегодня у меня наводчиком работал. Я наводчику двадцать процентов «бросаю». Здесь в пакете десять кусков в баксах. Твоя доля. Бери…
Я растерялся. Очень интересная получается картина – частный сыщик стал наводчиком у «домушника» и работает за двадцать процентов.
В это время позвонили в дверь. Приехала «Скорая помощь». Паша сел.
– Бери.
Я шагнул к двери и обернулся:
– Возьму. И на эти деньги тебе адвоката хорошего найду. А потом, может, и передачку соображу…
Пашу увезли. А я посмотрел на часы – половина пятого утра – и стал названивать сначала Панкратову, с опозданием вспомнив его предупреждение о недовольстве поздними звонками со стороны матери, потом Лоскуткову. Договорились брать Хозяинова сейчас же. А киллера Гавроша – у меня в офисе утром. И утром же устроить им очную ставку…
Спецназовец Дым Дымыч Лосев описывается в романе «Братство спецназа». (Изд-во «Эксмо», 2001 г.)
