Андрей Дышев - Горячая тень Афгана

37

Секретарша не впустила Анну в кабинет Вальтера.

— Я позову его, — сказала она и скрылась за массивными дверями, а через полминуты следом за ней выкатился невысокий, очень подвижный мужчина в огромных очках, неимоверно уродующих глаза и брови, светлом пиджаке, на лацкане которого сверкал какой-то замысловатый значок, и черных брюках, которые не доходили до ботинок и обнажали тонкие лодыжки.

— А-а-а, — пропел он, увидев Анну, тотчас подбоченился и выставил вперед свой животик, словно он был беременным от Анны и хотел преподнести ей сюрприз. — Опять вы! Не помню вашего имени, но неважно! Какие проблемы? Что строим? Где это вы так загорели? Сочи? Анталия? Или, может быть, Эмираты? Я прав?..

Он не давал ей рта раскрыть, и я забеспокоился, что Анна не сумеет остановить этот словесный понос и мы не решим проблему. Анна поступила умно, она не стала отвечать на льющиеся рекой вопросы, а молча протянула Вальтеру фотографию.

— Что это? Ваш дом? Чудно! Восхитительно! Так сказать, материализация ностальгии по Средним векам, рыцарям и крепким стенам, которые, ха-ха, не под силу взять даже нынешним взломщикам. Я прав?

— Нет, — наконец вставила Анна. — Это не мой дом, Лев Яковлевич.

— Но вы мечтаете иметь такой. Я прав?

— Ну-у, в какой-то степени. Мне хотелось бы взглянуть на него вблизи.

— Так в чем же дело, голубушка? Поезжайте туда и смотрите.

— Вся беда в том, что я не знаю, где он находится.

— И я не знаю.

— Но, может быть, вы знаете архитектора, который этот дом спроектировал?

— Вы же знаете, голубушка, что мы работаем по своим личным, отработанным и проверенным временем проектам. А это наверняка фантазия заказчика. — Вальтер повернулся ко мне. — Как вы считаете, молодой человек? Я прав?

— Безусловно, правы, — подтвердил я, и директор удовлетворенно кивнул.

— Вот что, — сказал Вальтер, возвращая снимок Анне. — Я дам вам телефон Кислевича. Это мой ученик, так что можете смело ссылаться на меня. Он как раз и занимается подобной ерундой — замками, крепостями, башнями.

Мы позвонили из приемной, причем Вальтер в это время откровенно подслушивал из своего кабинета, оставив дверь незакрытой. Кислевич был дома, он неважно себя чувствовал, но согласился принять нас с Анной, «коль уж сам Вальтер рекомендовал».

Мы, стыдясь своей скованности и осторожности, выходили из Дома архитектора по одному, оглядываясь по сторонам и подозревая едва ли не в каждом прохожем наемного убийцу. Через полчаса мы благополучно добрались до квартиры Кислевича.

— Я знаю этот особняк, — сказал он осипшим голосом, едва глянув на фотографию. — Проект чертил мой приятель по рисунку одной очень экспансивной дамы. Она очень хотела, чтобы стены были возведены не из кирпича, а из шлифованного булыжника, которым мостят улицы. Мой приятель очень долго убеждал ее, что это невозможно и стена из булыжника рухнет еще до конца строительства… Кажется, она очень неплохо ему заплатила.

— Где это? — в один голос спросили мы.

— Жуковка, — подумав, ответил архитектор. — От Ильинского шоссе вправо, к лесу. В новом коттеджном поселке. Там ищите.

— Где, ты говоришь, живет твоя бабушка? — шепотом спросил я, осторожно отодвигая тяжелую от влаги ветку сирени в сторону. Капли веером прошлись по нашим с Анной плащам.

— В Рязанской области, — так же шепотом ответила Анна.

— А район?

— Сараевский.

— Ну, это то, что надо. По названию видно, что дыра приличная.

— Ты безумец, — сказала Анна, поднимая воротник. — Это преступление. За это нас будут судить, невзирая на все наши заслуги.

— Свое украсть невозможно, — отпарировал я, сделал шаг в сторону, чтобы лучше видеть особняк, но угодил в лужу, и ботинок медленно наполнился водой.

— Надо еще доказать, что это твое, — ответила Анна. Помолчала, покусывая губы. Потом добавила: — Кирилл, она еще очень маленькая.

— Не говори глупости. Я ее видел. Взрослая девочка. Уже вполне прилично рисует.

— Ты понимаешь, что с тебя уже никогда не слезут? Они тебя из-под земли достанут!

— Чушь собачья! — Я чувствовал, как начинает давать течь и второй ботинок. — Зачем им маленький ребенок? Ее, как сироту, сдадут в детский дом. Но она ведь не сирота. У нее, черт возьми, есть отец.

— Господи, какой же ты дурак! — вздохнула Анна. — Как ты докажешь, что она твоя дочь? Где документы, где свидетельство о рождении, где выписка из роддома?

— У нее мои глаза… Тссс! Третья «тачка» выезжает! И снова полна людей. Похоже, они всех «быков» кинули на меня… А может быть, Нефедов стал ворошить весь муравейник, вот и забегали. Как бы нам не опоздать. Пошли!

Анна плелась за мной через кусты безвольно и покорно, как идут на плаху давно обреченные на смерть люди.

— Кирилл! — позвала она, снова пытаясь остановить меня. — Ее надо кормить, одевать… Ребенок — это море проблем. Как ты с ней справишься?

— Найму для нее няню… Стоп! — скомандовал я.

Меня трясло от возбуждения и предчувствия риска. Я осмотрелся. К воротам особняка-замка вела асфальтовая дорожка, тянущаяся через коттеджный поселок к шоссе. С нее некуда свернуть, и если мы поедем по ней, то нас легко будет перехватить. Пешком через лес, в сторону Рублевки — безопаснее. Через деревья и кусты, пока они еще не облетели, легко уйти незамеченным, хотя, конечно, земля мокрая и скользкая, элементарно можно вляпаться в грязь по колено, но ребенок будет на моих руках. А это все равно, что в танке. Спрячу девочку под плащ — там ей будет сухо и тепло.

— Господи, прости меня, грешную… — молилась Анна. Я тряхнул ее за руку.

— Возвращайся назад через лес. Выйдешь на дорогу. Встань на обочине и останавливай любую машину — грузовую, легковую — неважно, только не иномарку. Скажешь водителю, что поедем на Казанский вокзал, только, дескать, сейчас муж с дочерью придут. И ждите меня. Все поняла?

— Господи, господи… — шептала Анна. Пришлось снова ее встряхнуть, как пакет с кефиром. — Да поняла я, поняла, не тряси меня, голова отваливается…

Минуту я провожал ее взглядом, потом повернулся и пошел к особняку.

Ворота были распахнуты настежь, на поверхности большой лужи, разлитой на въезде, еще кружились пузырьки, взбитые колесами автомобилей. Никто меня не остановил, не окликнул, и я спокойно вошел во дворик, где гармонично уживались чистые дорожки, ухоженные газоны с клумбами и штабеля стройматериалов, мусора, пакеты с облицовочными плитками и ящики с сантехникой. Главные входные двери в центральной башне были крест-накрест заколочены досками, к тому же заставлены коробками с цементом или побелкой, и я пошел вдоль «крепостной стены», отыскивая другой вход.

Со стороны леса особняк ничем не отличался от фасада, только к дверям в овальном проеме вел маленький декоративный, перекинутый через узкий водосток мост, который можно было поднять при помощи цепей.

Я подошел к двери, сколоченной из крепкого бруса, стянутого медными поясами, взялся за отполированное многочисленными руками кольцо, которое держала в зубах тигровая голова, и два раза постучал им по двери.

Открыл мне невысокий, зрелого возраста мужчина в синем халате, которого я мысленно окрестил «садовником», и я сразу шагнул на него, вынуждая его отступить в сторону, приветственно вскинул руку и сказал по-испански:

— Здравствуйте! А где юная хозяйка?

«Садовник» испанского не знал, но не понятая им фраза подействовала как пароль. Он что-то забормотал, стыдясь своей беспомощности, сказал «Пройдите» и сам провел меня к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Я уверенным шагом поднялся по лестнице, успев заметить, что зеркала на стенах закрыты черной тканью, очутился на втором этаже, кольцевая стена которого была сплошным окном, и потому комната была светла, словно сцена, освещенная множеством юпитеров, и сразу же увидел седовласую женщину, «Софи Лорен», с которой встретился у Валери. Она, одетая в черное, с легким черным платком на голове, сразу узнала меня, сняла очки, встала с кресла, и я прочел в ее глазах сострадание мне.

— Эта ужасная беда, — сказала она, по-мужски пожимая руку и глядя на меня уставшими от слез глазами. — Какое горе! За что бог наказал нас?

Я уже успел утратить навыки беглой испанской речи, потому потратил, как мне показалось, слишком много времени, чтобы понять женщину и объяснить ей, что мне нужно. Ошарашить и закрутить голову няне, как садовнику, не удалось.

— Я должен срочно увезти Клементину в Шереметьево, — говорил я. — Мы сегодня же вылетаем в Таллин. На опознание, понимаете? Девочка должна быть со мной…

Няня кивала головой, показывая, что понимает меня, но, выслушав, развела руками, забеспокоилась.

— Я не знаю, — ответила она неуверенно. — Мне не давали такой команды. Клементина не готова к отъезду. Поймите меня правильно, но я должна связаться с Августино.