Знахарь отпил пива и, подумав, сказал:
– Хотя вряд ли. Теперь уже не пересажает. Теперь все такие, как вы.
Поставив стакан, он перевел дух и добавил:
– И еще раз говорю – деньги, которые я трачу, мои. Не общак, а мои. Собственные. Я принес в кассу тридцать миллионов американских долларов, и если ты, Стилет, докажешь мне, что за последние пятьдесят лет кто-нибудь приносил хотя бы вполовину меньше, я отдам лично тебе все, что у меня есть. Все до копеечки. Понял?
-Мне твоих денег не нужно, – буркнул Стилет.
Весь его план прессования Знахаря позорно провалился, и теперь он судорожно искал выход из сложившегося неприятного положения.
– Конечно, не нужно, – засмеялся Знахарь, – у тебя своих хоть жопой ешь!
Он посмотрел на Сашу Сухумского и сказал:
– Тебе тоже не нужно, насколько мне известно. Лысогор заржал и жизнерадостно заявил:
– Знахарь, мне нужно! Я бедный! У меня фазен-дов нету.
Знахарь посмотрел на него и, тоже засмеявшись, ответил:
– Твое счастье, что нету. А вот мне интересно еще кое-что. И коронация моя была втихую, и сходняк этот тоже какой-то жидкий… Что бы это значило? Не скажешь, Стилет? А может ты, скажешь, Дядя Паша?
И Знахарь посмотрел на уральского воротилу.
Дядя Паша ответил ему спокойно:
– Я потом скажу.
Похоже было, что он уже принял для себя какое-то решение и теперь ждал, когда утихнут страсти. Знахарь отметил это и слегка насторожился, но продолжил излагать свои мысли вслух:
– И вот что еще интересно! Почему же это у вас все на бабки сводится? Ну, мало принес – это понятно. Неси, значит, еще. А брата своего названого спас, закон вроде как нарушил – опять денег давай! Не наказание какое-то, не шпагу над головой ломать, потому что воровскую честь потерял, а опять – деньги! Вот этого я уже не понимаю. Хотя, в общем-то, понимаю. Очень даже хорошо понимаю. Вы, как гаишники позорные, кроме денег, ни о чем другом думать не можете. А еще интересно то, что коронация моя, как ты, Стилет, сказал однажды, левая была, ненастоящая. И я, стало быть, не настоящий вор в законе, а так – дурилка картонная. Может быть. Я не возражаю. Вам всем просто деньги мои понравились. И против этого тоже не возражаю. Но получается, что и сходняк этот – тоже левый. И просто свора из четырех человек хочет ободрать шкуру с пятого. Что – не так?
Молчание.
-А кто общакукрал? – снова влез Татарин.
Дядя Паша не выдержал и засмеялся.
За ним засмеялись все остальные, и напряженность, достигшая опасной черты, несколько уменьшилась.
– Забудь ты про этот общак, – сказал Дядя Паша, отсмеявшись и вытерев выступившую слезу, – ну, подставили человека менты, так ведь он оправдался и бабло принес. А вот насчет остального…
Дядя Паша посмотрел на Знахаря, и тот понял, что все его умные рассуждения проскочили мимо ушей присутствующих.
– А вот насчет остального, – повторил Дядя Паша, – ты там можешь себе воображать все, что угодно, а решение наше такое.
Все молчали, и это говорило о том, что никакого обсуждения не требовалосъ.Главной темой собрания было просто объявить Знахарю, что общество, состоящее из четырех авторитетов, хочет денег. Поведение Знахаря сделало планировавшийся спектакль ненужным, и поэтому Дядя Паша решил перейти к сути вопроса.
– Мы тут собрались не для того, чтобы мораль с этикой обсуждать, – сказал Дядя Паша, и Знахарь удивился, что он знает такие слова.
Дядя Паша откашлялся и, хищно взглянув на Знахаря, сказал:
– Ты должен принести в общак двадцать миллионов. Тогда с тебя снимаются все косяки и все будет тип-топ.
– А если не принесу? – поинтересовался Знахарь.
– Думай сам, – пожил плечами Дядя Паша.
– Та-ак, – протянул Знахарь и стал считать вслух, как бы рассуждая сам с собой, – десятку япринес, потом еще двадцатку, это будет тридцать. Теперь еще двадцать, и получится пятьдесят.
Знахарь посмотрел на Дядю Пашу и улыбнулся. Я теперь понял, почему вы хотите еще денег. Вы просто любите круглые числа. И жадность вовсе ни при чем.
Он улыбнулся еще шире и, откинувшись на спинку кресла, добавил:
– Вообще-то, сто миллионов сумма более круглая. Может, вам больше сотка нравится?
Дядя Паша молчал, и на его скулах играли желваки.
Знахарь вдруг перестал улыбаться и, подавшись вперед, сказал:
– Ну что молчишь, жаба малахитовая? А может, миллиард хочешь? Он покруглее будет!
Снова откинувшись на спинку кресла, он взял со стола стакан с пивом и задумчиво произнес:
– Интересно, кто-нибудь из вас видел когда-нибудь миллиард? Вряд ли…
Знахарь замолчал и, отхлебнув пивка, устремил взгляд в пространство. Присутствующие тут же вообразили, что он представляет себе свой миллиард, который лежит в укромном месте, и от этого жаба каждого из них выросла еще в несколько раз.
Дядя Паша как наиболее уравновешенный из собравшихся на сходку вымогателей пошевелился в кресле и сказал:
– В общем, сроку тебе три недели, а там пеняй на себя. И еще запомни, что если тебе себя не жалко, то пожалей хотя бы щенка своего богомольного. Не принесешь лавэ – мы его из-под земли достанем, и сначала с него шкуру спустим на твоих глазах, а потом сам примешь смерть лютую.
Знахарь поднял на Дядю Пашу тяжелый взгляд и медленно сказал:
– Ну, вот. Теперь никаких неясностей нет. Посмотрев на висевший посреди широкой дядипашиной груди массивный золотой крест, Знахарь спросил:
-А на хуя ты эту цацку на фанере носишь? Тебе давно пора к воинам Аллаха примкнуть. Ты с ними быстро общий язык найдешь.
Знахарь поставил на стол пустой стакан, по стенкам которого медленно стекала пена, и встал.
-Я принесу деньги. Я принесу вам двадцать миллионов бакинских. И этих денег вам всем вполне хватит на оставшуюся жизнь. Но предупреждаю, что она будет короткая. Очень короткая. Так что поспешите потратить деньги, и, пока меня не будет, вы тут обдумайте, как организовать прощальную вечеринку.
-А ты не думай, что все так просто, – сказал Дядя Паша, – с тобой все время будет наш человек.
– Это кто же?
– А вот он, – и Дядя Паша кивнул на Лысогора. Знахарь посмотрел на молодого авторитета иогорченно покачал головой.
– Чем же ты, Лысогор, Дяде Паше не угодил? Ведь он смерти твоей хочет.
– Это как? – удивился Лысогор.
– А очень просто, – ответил Знахарь. – Если я увижу вокруг себя кого-нибудь из вашей своры, убьюна месте. И тебя тоже, хотя между нами пока ничего плохого не было.
Он подумал и добавил:
-Хотя… Раз ты сидишь тут и молчишь вместе с остальными, значит, ты с ними в доле. Так что грохну я тебя, Лысогор, как только увижу, и глазом не моргну.
Знахарь перевел взгляд на Дядю Пашу и сказал:
– Я надеюсь, ты меня понял.
Затем повернулся к сидевшим за столом авторитетам спиной и направился к двери.
Дядя Паша не мог упустить возможность оставить последнее слово за собой и сказал ему в спину:
– Три недели. И ни одного дня сверху. Знахарь громко пернул и вышел.
Пройдя через предбанник, в котором братва потешалась над все еще жравшими ментами, он спустился по лестнице, и дежурившие в фойе охранники расторопно открыли перед ним стеклянную дверь.
Выйдя на улицу, Знахарь остановился и, подняв голову, посмотрел на серое осеннее небо. Низкие питерские тучи быстро шли на восток, и между ними не было ни одного просвета. Точно так же не видно было просветов и в ближайшем будущем, которое ожидало Знахаря.
Забрав у Доктора с Толяном ключи от «лэндкрузера», Знахарь сказал им, чтобы добирались на фазенду сами, и нажал на кнопочку. Негромко свистнув, внедорожникщелкнул центральным замком, отперев двери.
Усевшись за руль, Знахарь воткнул ключ в замок зажигания и повернул его. Двигатель тут же отозвался мягким урчанием, и Знахарь, поставив коробку-автомат на «драйв», тронулся с места. Ему не терпелось уехать подальше от этого поганого места.
Выбравшись на набережную, Знахарь поддал газку, но, почувствовав, что необходимо промочить горло, притормозил у ларька. Выйдя из машины, он сделал пару шагов в сторону ларька, и тут произошло нечто совершенно неожиданное. Рядом с «лэндкрузером», завизжав резиной, остановились несколько задроченных «жигулей», из их открывшихся дверей повыскакивали молодые здоровые ребята, и через секунду Знахарь уже лежал лицом вниз.
