— Да разве он мужик? Гондон штопаный, — рассмеялся Данил и сказал тихо:
— Вот если с тобой дружить будем, я тебя как куклу наряжу!
— Данилка! Зачем я тебе? Да и у самого жена имеется!
— Ну и что с того? У жены свой друг, я ей не мешаю, она мне тоже не преграда. Зачем друг другу жизнь укорачивать, надо ловить удовольствие от нее. Правда? — обнял бабу, заглянул ей в глаза, и Дарья не оттолкнула, не прогнала.
Данил пришел и в конце дня. Достал банку кофе, конфеты.
— Давай завтра встретимся. Хочешь, за город смотаемся. У меня колеса свои. Пусть не ахти что, но служат исправно. Может в деревню смотаемся. У меня там домишко есть, дача. Расслабимся малость, соглашайся, не пожалеешь, оторвемся на полную катушку, продлим молодость…
И Дарья согласилась, хотя до утра ворочалась в постели, ругала саму себя последними словами. Но тут же, глянув на храпящего рядом Никиту, поняла, что совсем остыла к нему. Он перестал быть для нее единственным и дорогим человеком. Она всегда слала, отвернувшись от него, и забыла, когда в последний раз целовала мужа. Между ними давно не было близости, и хотя спали в одной постели, с каждым днем все дальше отдалялись друг от друга. Никита стал чужим.
Зато Данил заменил его с успехом. На даче все случилось само собою, словно так и должно было произойти. Полумрак уютной комнаты, хорошее вино, добрые слова, сказанные человеком от души, сделали свое:
— Устала ты от рутины. Измоталась в заботах, а ведь женщина, да еще какая! Тебя на руках носить, а не запрягать как лошадь! Жизнь коротка, в ней всякий миг беречь нужно! — ласкал Данил Дарью до самого утра.
Женщина, приехав на работу, рассказала матери с кем провела эту ночь. Ольга досадливо качала головой:
— Я так и знала, что это случится. Старый муж ни подарок. На кой он нужен? Разведись с ним, чтоб все по-честному было, не позорься, не ставь ему рога! Это грех! — укоряла мать.
— Он давно изменяет мне! Я это знаю…
— С него за грехи Богом взыщется, а с тебя за блядство свой спрос будет!
— Зато теперь мне не обидно, отплатила козлу и знаю, что не стала мочалкой, и меня любят, — показала дорогие колготки, о каких давно мечтала, и комплект импортного белья, подаренные Данилом.
— Ты меня Никитке не выдай, вдруг спросит, скажи, что у тебя ночевала.
— Ладно, прикрою, может ты и права, что у каждого в жизни должна быть своя отдушина. Хоть и грязная, но коли радует, значит, продляет жизнь, — согласилась Ольга, с трудом уговорив себя.
Нет, никто дома не поинтересовался, где провела Дарья ночь. Ей показалось, что муж тоже ночевал на стороне, постель была не тронутой. Баба в душе усмехнулась злорадно:
— Ну и ладно, считай, что мы квиты…
Дарья вскоре перестала прятать подарки Данила. Открыто носила их, Никита видел, хмыкал недвусмысленно, но спросить об их происхождении не решался, боялся встречных вопросов. И не случайно… Они почти не общались. Днем работа отнимала все время, а вечером каждый сворачивал в свою сторону. Дарья, сдружившись с Данилом, и впрямь будто получила второе дыхание. С ее лица сползла хмурая маска усталости. Она снова расправила плечи, научилась заново улыбаться загадочно и маняще. Она уже не орала на грузчиков, не грубила водителям за их сальные шутки, баба помнила, будет вечер…
Нет, они не каждый день виделись, но всякая встреча помнилась. В одну из них Данил подарил ей вишневое бархатное платье, потом итальянские сапоги.
— Откуда у тебя такие деньги? — спросила человека Дарья.
— Свою фирму имею. Она хороший доход дает, а моя работа здесь, обычная ширма, прикрытие. Да и мало кто знает, чем я занят на самом деле. Оно и тебе ни к чему мозги засорять. У меня чистый бизнес, я сплю спокойно. И пусть тебя ничто не тревожит, ласточка моя! — надел ей на шею золотую цепочку.
За год он и впрямь одел Дашку с головы до ног. Подарил сотовый телефон и, чтоб не вызывать подозрений и домыслов, перестал приходить на склад.
А когда хотел встретиться, звонил ей. И они снова уезжали в деревню. Иногда Дарья ночевала у матери. Не хотела возвращаться домой, в семью, какую назвала моральным морозильником. И Ольга, видя, что творится с дочерью, переживала, понимая, все это кончится, но каким будет финал?..
В тот день она вернулась домой сразу после работы и застала всю семью в истерике.
— Что случилось? — тряхнула за плечо Никиту.
— Или не знаешь? Полный крах! Обвал рубля! Доллар до небес подскочил! Новая реформа! Все наши сбереженья коту под хвост! Сколько лет копили на машину, оставалось самую малость, — и на тебе! Все в пыль! Нас обокрали, ограбили, пустили по миру с шапкой! Какая теперь машина, о ней мечтать не приходится! Все сожрала проклятая реформа! Для чего мы голодали, собирали каждую копейку, все пропало! — рвал на себе волосы человек, даже не понимая, что он делает.
— Хватит убиваться! Чего так кричишь? Хорошо, что сами живы и здоровы! Вот этого ни за какие деньги не купишь. А машина подождет. Ну, успокойся, Никита! Это переживем, зато впредь умней станешь, не будешь доверяться безоглядно. Нельзя чтоб машина ела здоровье. Колес не было и не надо, проживем без них, — утешала мужика, того трясло от горя:
— Эх-х, Дашка! Ты даже не дрогнула! А ведь какие деньги пропали! Иль легко дались? Тебе, конечно, до транды! Вон как вырядили хахали!
— Роза прислала из Израиля! — соврала уверенно и сказала жестко:
— Что случилось, того не исправишь, теперь уж хоть в петлю башкой, деньги не воротишь. Смирись. Не рви себя! Будь мужчиной! Это мне б тебя упрекать за все, имею право, но что толку? Угомонись, давай жить по новой, как прежде. Забудем все! — предложила Дарья, но Никита достал бутылку и, напившись вдрызг, всю ночь проклинал власть, обобравшую его и семью.
Под утро его увезла неотложка с сердечным приступом. Целый месяц человек пролежал в больнице, вышел похудевшим, постаревшим, совсем седым. Он стал замкнутым, тихим, все о чем-то думал подолгу, и Дарья стала всерьез опасаться, что у Никиты случится инсульт или психический срыв.
— Отходняк у него! Это не опасно! Недели через две три все наладится, — пообещал участковый врач, и признал:
— Сколько людей унесла эта реформа, фирмачи разорились, иные пулю в лоб пустили, обанкротились, не выдержали! Другие должников убивают. Что творится вокруг, жить — и то страшно. Как дальше будем дышать, цены всякий день растут! Зарплату по полгода не выдают людям, а сколько без работы мучаются — половина города! Кругом смерть и слезы. Успокаивайте мужа, это единственное лекарство, какое могу посоветовать. Деньги, конечно, жаль, они нелегко достаются, но здоровье и жизнь важнее, они бесценны, — сказал уходя.
А через месяц Никита и впрямь понемногу пошел на поправку. Он приходил в себя на работе, где невольно забывал о машине, реформе и отнятых государством деньгах.
Как раз в это время получила Дарья письмо и посылку от Розы. Уж чего только ни напихала подружка в посылку. Прислала обновки для всех. Никита, увидев, растерялся и, примерив элегантную рубашку, признался:
— Вот ведь конфуз, а я почти поверил, что ты завела любовника и этот хахаль тебя одевает. Теперь вижу, что ошибался, зря подозревал. Прости меня, дурака! — чмокнул Дашку в щеку, та отмахнулась, читала письмо, какое нашла на дне посылки.
— Привет, Дашутка! Ну вот я и устроилась на новом месте! Прости, что так долго не давала знать о себе! Теперь буду писать регулярно. Веришь, я уже имею свою квартиру, просторную, светлую и комфортную. В ней даже кондиционер имеется и встроенная мебель. Я работаю по специальности, получаю очень хорошо. Во много раз больше чем в России. Оделась, обулась как новогодняя елка! Вот так! И даже хахалей завела. Целых трое, не скучаю! Дай немного вживусь, привыкну к новой обстановке, людям и вытащу тебя из дикости и пещерного быта. Здесь женщин ценят и берегут, считаются с нами и оплачивают; достоинства, умение и способности. Я живу, как в раю. Тут мне дали «зеленый свет» повсюду. За мною, не следят соседи и коллеги, никто не фискалит и не подсиживает. Короче, тебе здесь тоже будет легко и просто. Не надо приспосабливаться и бояться завтрашнего дня. Он будет у нас с тобой безоблачный испокойный, по-настоящему радостный. Пиши, как там; у тебя? Передавай от меня приветы всем своим. Целую, Роза.
