В этом же лагере в то время отбывал срок и Кирьян, тогда еще молодой жиган. Петя Кроха, распознав в нем перспективного пацана, много раз пытался перековать его в свою веру. Получалось плохо. Лишь осознав, что упрямство может стоить ему жизни, Курахин сделал вид, что отошел от «идейных». А через шесть месяцев в лагере вновь оформилось крепкое ядро жиганов с Кирьяном во главе.
Первое, что сделали «идейные», когда вышли из подполья, так это объявили Петю Кроху «вне закона».
О приговоре старый урка узнал за три дня до окончания срока. К тому времени зона изрядно «покраснела», коренных уркачей осталось немного: кто уже успел отбыть срок, а кого перевели в другой лагерь, — зато «идейных» насчитывалось почти половина. Петя Кроха, окружив себя уркаганской порослью, оставшиеся дни провел в бараке, опасаясь удара заточкой. А откинувшись, растворился на воле.
Как-то жиганы отыскали Петю Кроху в Питере, на Васильевском острове. Когда он наслаждался пивом в одном из кабаков, ему на блюде передали накрытый белоснежной салфеткой нож с поломанным лезвием. Жиганы, не принимавшие традиций уркачей, любили поиграть в благородных разбойников. Именно это обстоятельство в очередной раз позволило Пете Крохе выжить. Вооружившись тесаком, он вышел через кухню, зарубив по пути двух жиганов, стоящих на стреме.
Будь на месте жиганов уркачи, все закончилось бы в тот же вечер. Они не стали бы устраивать театр, а, подкараулив приговоренного, воткнули бы ему перышко под лопатку.
* * *
Оказывается, Петя Кроха осел в Москве, и даже при каких-то делах.
— Ты не обознался? — спросил Курахин, все еще не веря в удачу.
У Кирьяна были личные причины ненавидеть Петю Кроху, но об этом не знали даже самые близкие к нему люди.
— Разве его с кем-то спутаешь? — удивился Макей. — Конечно, постарел с тех пор, как ты мне его показывал, но, как и прежде, каланча. За версту видать!
— Он был один? — осведомился Кирьян, откинувшись на спинку стула.
Курахин взял со стола колоду карт и повертел ее в руках. Стирки были коцаными, тисненая масть легко прощупывалась чувствительными пальцами через узорчатую рубашку.
— Нет, с ним был какой-то бородатый хмырь, я его не разглядел, он спиной сидел, — честно признался Макей. — Он по сторонам все зыркал, как будто чего-то высматривал. Пива глоток сделает и опять на соседние столики смотрит.
— Может, легавый? — насторожился Кирьян.
Макей пожал плечами:
— Не думаю… Петя Кроха хоть и уркач, но не станет же он с легавым связываться, тогда его свои же затопчут. А глаза у того бородача нехорошие. Разглядеть я его не сумел, но такое впечатление, будто где-то уже встречал.
— Значит, говоришь, они не в первый раз там появляются?
— Не первый, халдей сказал, что уже бывали.
— Вот что сделаем… Возьми с собой жиганов и разберись с ними. Только чтобы аккуратно было, по-тихому.
— Не в первый раз! — сверкнул бесовскими глазами Макей.
Из соседней комнаты вышла Дарья. Барышня выглядела необыкновенно элегантно. На крохотной красивой головке белая шляпка. Платье длинное, приталенное, строго по фигуре. Одно слово — курсистка! Единственное, что ее портило, так это ярко накрашенные губы и множество золотых колец на пальцах. Дворянка посчитала бы подобное безвкусицей. А вот маре в самый раз будет.
— Ты куда? — удивился Кирьян, по-хозяйски схватив Дарью за руку.
— Пойду к Светке, давно уже не была.
— А со мной тебе, значит, скучно.
Кирьян, не отпуская ее руку, обнял Дарью за талию. Грубоватая ласка уверенного в себе мужчины. Неожиданное воспоминание нахлынуло на Кирьяна. Пытаясь отделаться от навязчивого образа, он крепко зажмурился. Но не помогло — в объятиях он сжимал свою прежнюю пассию, бедовую и красивую Варьку: знакомый поворот головы, округлый подбородок тоже ее, похож даже разрез глаз. А может, объяснение весьма простое, а именно: в каждой красивой девушке ему видится прежняя любава. Помнится, перед смертью она так же пронзительно смотрела на него.
Не помогло. Участь ее уже была решена.
Привидится же такое!
— Отпусти, бесстыжий, — нерешительно отмахнулась Дарья. — Это при посторонних-то. Что люди подумают?
Макей не сумел сдержать улыбки. Он знавал Дарью не такой стеснительной. Не далее как три дня назад на одной блатхате Кирьян отгородился от остальных блатных всего лишь занавесочкой, и барышня стонала с таким восторгом, как будто никого рядом не было.
— Видал, какая у меня девушка застенчивая? Это тебе не воспитанницы мадам Трегубовой, — серьезно заметил Курахин.
— Я понимаю, — кивнул Макей, опустив глаза.
Ни для кого не секрет, что после встречи с Дарьей Кирьян переменился. Стал почти ручным. Чем она его присушила? Ведь раньше он таким не был.
Молодой жиган мог вспомнить несколько случаев, когда разонравившуюся подругу Кирьян просто отдавал на круг корешам. А вот с Дарьей обращался, как с леди.
— Детка, — Кирьян продолжал держать девушку за талию, — я надеюсь, ты не станешь делать глупостей.
— Ну что ты такое говоришь, — выдохнула испуганно Дарья, — разве я могу тебя на кого-то променять?
— Макей, проводи барышню. А то нынешняя молодежь такая приставучая.
Макей почувствовал, как изучающе Кирьян поглядел на него. Но не дрогнул, выдержал взгляд пахана.
— Как скажешь, Кирьян.
— Сам я, понимаешь, не могу. Сразу возьмут. А я человек нервный, в кого-нибудь и пальнуть могу сдуру. Не люблю, когда меня разглядывают.
Макей лишь улыбнулся. Кирьян не шутил. Не далее как в среду он застрелил двух прохожих, которые больше обычного задержали на нем взгляд. Кто знает, может, они в действительности были легавыми.
— Хорошо, сделаю, — пожал плечами Макей. — Тем более дел у меня все равно никаких особых нет.
Хватка ослабла, девушка выскользнула из объятий Кирьяна и устремилась к двери. Следом, с видом незадачливого ухажера, затопал Макей.
* * *
Макей не однажды задавался вопросом, почему все лучшее достается кому-то другому. Не обидно было бы, если б он уродился каким-то ущербным, а так и рост, и стать — все при нем, не поскупилась природа-матушка! Но обязательно отыскивался человек, который умыкал с его стола лучший кусок пирога. Чаще всего Макею доставались всего лишь крохи, и даже за них приходилось благодарить.
Взять хотя бы ту же самую Дарью.
Почему такая девушка досталась не ему? А ведь он был первым, кто обратил на нее внимание. Да увернулась она от него тогда: девка, мол. А поманил ее Кирьян рублем, не удержалась, оставив Макея в дураках.
Дарья не догадывалась о смятении в душе молодого жигана и потому не уставала кокетничать с ним.
— Что-то ты сегодня неразговорчивый, Макей.
Девушка словно издевалась над ним, показывая парню свои жемчужные зубы.
— А чего попусту языком молоть? — нахмурился Макей, стараясь не смотреть ей в глаза.
Синие, очень глубокие, в таких и утонуть можно.
— Раньше, бывало, глаз оторвать от меня не мог, а сейчас даже не смотришь. Или, может быть, какую-нибудь получше нашел? — И ее глазки плутовато блеснули.
А вот этого Дарья не должна была говорить. Лично он, как ему казалось, уже давно вычеркнул тот случай, когда Дарья, будучи еще обыкновенной полтавской простушкой, отдалась ему в тесном гостиничном номере, задрав при этом сарафан до самой шеи. Помнится, в тот вечер он расплатился с ней какой-то недорогой безделушкой.
Тот вечер следовало выжечь из памяти накрепко каленым железом. Проболтайся Макей о нем в кругу приятелей, так непременно это донесли бы до ушей Кирьяна, а тот скор на расправу.
Макей приостановился, заглянул Дарье в глаза и произнес со всей серьезностью:
— Лучше тебя не найти.
— А я-то думала, что ты не помнишь. Как-то бочком мимо меня проходишь.
Синева в глазах Дарьи томно загустела.
— Разве тебя забудешь?! — в сердцах проговорил Макей, в эту минуту он почти ненавидел Дарью.
— Так что же ты тогда от меня шарахаешься? — с укором спросила Дарья.
Возможно, Дарья никогда бы и не узнала своей собственной силы, если бы не оказалась в руках Кирьяна — тот сумел вылепить из девки настоящую барыню. Не окажись Курахин рядом, так наверняка сейчас отдавалась бы за стакан вина. Эх, Дарьюшка, не знала ты себе цены! А сейчас и близко-то не подойдешь, так и подмывает снять шляпу, как перед строгой госпожой.
— А ты что, не знаешь, что ли? — неожиданно резко спросил Макей.
— А что такое? — слегка приостановилась Дарья, повернувшись в его сторону.
— Опасная ты женщина, — просто отвечал Макей, — всех твоих ухажеров уже давно раки съели. А мне женщину поспокойнее надобно.
Дарья с интересом посмотрела в лицо молодого жигана, словно отыскивала какие-то неведомые черточки в его облике, и произнесла, будто плетью ожгла: