Через три дня Лис заехал в СИЗО. В допросном кабинете он присел на край стола, дожидаясь, пока введут Шкета.
На этот раз обвиняемый выглядел совсем по-другому: в фирменном спортивном костюме, новых кроссовках, держался он самоуверенно и нагло. Вошел, не поздоровавшись, сел на табурет без разрешения, закинул ногу за ногу, закурил… Будто это он вызвал Лиса на допрос.
— Ну, как жизнь? — сдержанно поинтересовался опер.
— Кайфово!
— А зачем ты Сыроежкина опустил?
— Да они и так по жизни помойные, — Шкет ухмыльнулся.
— Домой хочешь? Или будешь дальше кайфовать? — сухо спросил Лис.
— Да мне по барабану! — Подросток даже головы не повернул. — Блатные везде в авторитете, хоть на воле, хоть на зоне!
— Трах! — Удар открытой ладонью сшиб его с табуретки на грязный щелястый пол. На миг он потерял сознание, потом ошеломленно потряс головой и попытался подняться, но Лис наступил ему на грудь. Шкет дергался, как полураздавленный таракан. Он засунул в ухо мизинец и вытащил его испачканным кровью.
— Что это?! Ты мне ухо разбил!
Лис наступил сильнее, и он замолчал.
— Ты не блатной, ты — камерная падаль! — наклонившись, Лис впился страшным взглядом ему в глаза. — Это я не дал сделать из тебя петуха! Я позволил тебе стать паханом! И сейчас я отведу тебя в семьдесят вторую, где Прохор и Сифон ждут тебя с нетерпением! Ты понял, кусок говна?!
Он ударил его ногой в бок.
— Не надо, я все понял! — закричал Шкет и заплакал навзрыд. — Я оглох! Совсем оглох! Левым ухом ничего не слышу!
— Значит, слушай меня правым! — сказал Лис. — Иначе совсем глухим станешь! Вставай!
Размазывая слезы, Шкет под диктовку написал заявление с просьбой освободить из-под стражи, обещая за это оказывать помощь органам милиции.
— Ну, вот и хорошо, — как ни в чем не бывало улыбнулся Лис. — Я тебе напоследок хотел совет дать. Про наши с тобой дела не болтай. Ни про Зему, ни про этих двух киллеров. По блатным понятиям, это чистое стукачество. Не успеешь заикнуться — кончат тебя. Тот же Зема сунет пику под ребро или подошлет кого-то из «шестерок». Ясно?
Шкет кивнул. Но распиравшие его чувства прорвались наружу.
— Это вы к тому, чтобы я «завязывал»? Ну, типа, со старыми корешами не водиться, учиться и работать… Так, что ли?
Лис покачал головой.
— Да делай что хочешь, мне одночленственно! Я тебе только вот что скажу…
Заткнув ухо платком, Шкет напряженно слушал.
— По вашим сраным «законам» ментам веры нет, а пацаны всегда выручат. Так, да? А что на деле выходит? Стоило залететь, и где твои пацаны? Те, что на воле, — кинули, забыли. А те, которые здесь, чуть не «отпетушили». И кто тебя вытянул? Я, мент! Правильно?
— Ну, вроде так…
— Поэтому живи как хочешь, но помни, что менты в твоей жизни важней всех! Ухо скоро заживет, но, если я захочу, у тебя кровь изо всех дырок течь будет! Понял?!
— Понял…
— Вот так и дыши! Иди, собирай вещи, на улице папа с мамой ждут!
Лис посмотрел в сутулую спину Шкета, раскрыл картонную папку, где уже имелось заявление Виталия Рыбакова с просьбой перевести из беспредельной камеры, и аккуратно добавил просьбу освободить под подписку. По «закону» обращаться за помощью к ментам западло. А тут сразу две просьбы, да еще с обещанием сотрудничества… Ни один взрослый урка ни за что бы не написал такого!
И теперь грязная душонка Шкета лежит в кармане у начальника оперативного отдела. Пройдет год, или два, или десять, Шкет станет настоящим паханом, или даже вором в законе, но эти бумаги сохранятся в стальных сейфах и, когда понадобится, заставят его служить милиции верой и правдой…
Когда Коренев садился в машину, то увидел трогательную сцену встречи Виталия Рыбакова с родителями. Она была довольно сдержанной. Потом семейство двинулось к трамвайной остановке. Лис смотрел им вслед. «Теперь всю жизнь под топором ходить будешь!» — мелькнула злая, непрофессиональная мысль.
Он включил двигатель и мягко тронулся с места.
Глава 6
РУБОП ведет розыск
РУБОП и СОБР — вот две силы, которых реально боятся бандиты.
Мнение сотрудников милиции
— Я доложил об успехах подполковника Коренева на совещании у губернатора, и знаете, что он сказал?
Колорадский Жук просто сиял. Личный состав давно не видел генерала таким довольным.
— Он сказал, что РУБОП — это единственная эффективная милицейская структура! И Администрация будет поддерживать нас целевым финансированием!
Начальники других отделов сидели с кислыми лицами, а когда совещание закончилось, и все протискивались в узкие двери, Крамаренко подтолкнул Лиса в спину и ядовито спросил:
— Когда собираешься их задерживать, Филипп? Скажи — мы тоже подключимся!
— Наверное, скоро, — в тон ему сказал Сазонов. — Киллеры же небось судимы, так что ГИЦ[67] выдаст на них полную установку. Да и фотороботы отличные — они теперь и на улицу не выйдут!
Коллеги откровенно издевались. Лис вздохнул. Ясное дело, что запущенные в поисковую систему отпечатки пальцев и композитные портреты — еще не повод для победных реляций. Когда ищешь воров или разбойников — это одно дело. А когда глубоко законспирированных киллеров — совсем другое. Человека, попавшего в картотеку МВД, на серьезные дела не подписывают. Да и на фотороботы, составленные по показаниям мальчишки, надежды мало: идентификация личности даже по четкой розыскной фотографии — дело непростое, иногда двадцать человек зря задержат, а преступник-то и уйдет!
— А у вас, юмористы, что есть? — огрызнулся он. — Адреса, фамилии? Может, клички? А если вообще ничего, то друг друга и подначивайте!
Действительно, лучше синица в руках… Может, тиходонского фигуранта задержат где-нибудь в Саратове или Владивостоке за пьяную драку, а «пальчики» и совпадут с розыскной ориентировкой! Лис вздохнул еще раз. Надежды на столь благоприятный расклад было мало — киллер не оставляет следов, где попало. Во всяком случае, живой киллер…
Когда Лис вернулся в отдел, на пороге его встретил капитан Гусаров. За последние годы он заматерел и сейчас выглядел очень внушительно. Коренастый, крепко сбитый, в черном гольфе, обтягивающем мощный торс, с короткой стрижкой… Надеть на шею толстую цепуру а на пальцы массивные перстни — и его самого вполне можно было принять за бандита. Но сейчас, с официальной бумагой в руке, он имел вид мирного клерка. На скуластом лице блуждала загадочная улыбка. С заговорщицким видом он взял шефа под локоть:
— Филипп Михайлович, надо ехать в Подмосковье, неизвестный труп опознавать!
— С каких это пор ты интересуешься трупами?
— Мы, товарищ подполковник. Мы интересуемся. Пришел ответ по нашей ориентировке, — он заглянул в свою бумагу. — Вот: «…Выявлено достоверное совпадение отпечатков пальцев, объявленных вами в розыск по РД номер двести шесть, дактилограмме, снятой с трупа неизвестного мужчины, убитого выстрелом в голову с близкого расстояния…»
— Ух, ты! — искренне поразился Лис. — И где этот труп?
— В морге города Балашиха. Найден две недели назад, обстоятельства неизвестны.
Лис прикинул:
— Что ж, по срокам вполне совпадает. Отработал у нас заказ, вернулся домой. Там его и «стерли». Если раскрыть, то, скорей всего, выйдем на нашего заказчика. Поедешь?
— Конечно! Проветрюсь, может, в Москву заскочу…
Клоп
Разоблачители коммунистического тоталитаризма любят утверждать, что в советские времена КГБ стоял над законом. Это не так. Или не совсем так. А может, и совсем не так. Ибо в те замечательные времена законы были столь же декоративны, сколь и принимающий их Верховный Совет, сплошь состоявший из рабочих и доярок, работающий три дня и голосовавший всегда единогласно. Законов было мало, к тому же особой роли они не играли, ибо никогда не обладали «прямым действием», а требовали дополнительных «приводных ремней» и включались только после принятия соответствующих распоряжений Правительства. Чаще правили бал Указы Президиума Верховного Совета, а еще чаще — Постановления ЦК КПСС, которые исполнялись гораздо неукоснительней, чем все остальные правовые акты. Вот это действительно были Законы, хотя к настоящим законам они никакого отношения не имели. И КГБ, который являлся карающим мечом партии, по определению не мог стоять над ними. А вот над Уголовно-процессуальным кодексом — действительно стоял. Хотя ни один закон этого не предусматривал, уголовные дела КГБ имели гриф «секретно», а адвокатов, имеющих секретный допуск, было в Тиходонске всего два, и вели они себя на следствии и суде смирно и тихо, как мышки-норушки.
Но времена изменились. И когда адвокат Чекулдаев позвонил Петрянскому тому ничего не оставалось, как заказать ему пропуск. Правда, при этом следователь тяжело вздохнул, хотя вздохи, как известно, к делу не пришьешь. И вот уже признанный «разрушитель дел» входит в небольшой аскетичный кабинет, распространяя тонкий аромат модного одеколона и уверенность в собственной правоте. Виктор Фомич держался важно и выглядел значительно. Массивную фигуру обтягивал дорогой, хорошо подогнанный костюм, дымчатые очки из последней коллекции Диора придавали простецкому лицу азовского крестьянина если не изысканную интеллигентность, то определенную респектабельность.
