Ознакомительная версия.
Генпрокурор РФ:Каждый пятый. Это официальные данные. А так их на порядок больше. При приеме на работу, как правило, нет офицера ФСБ...
Президент:У начальника Генштаба есть кое-какие соображения. Я попрошу Анатолия Васильевича высказать их.
Начальник Генштаба:Если не возражаете, я передам слово Игорю Александровичу.
Президент:Пожалуйста, Игорь Александрович.
Начальник ГРУ Генштаба генерал-полковник Ленц:Мы считаем, что совместная с МВД операция в Чечне не дала и впредь не даст положительного результата. Мы считаем передачу функций от одного ведомства к другому неоправданной. Такая тактика неприменима к комплексному решению задач по локализации и уничтожению бандформирований. Выполнение специфических и оперативных задач МВД в Северо-Кавказском регионе считаем полезным и правильным лишь во взаимодействии с вооруженными силами. Есть предложение вынести на обсуждение проект создания нового военного округа...
* * *
А дальше строго по сценарию: «Все свободны. А вас, Игорь Александрович, я попрошу остаться».
* * *
Ленц, как и планировал, прогнал в голове разговор с президентом, анализируя каждое свое слово и вникая даже в интонации главы государства. А он с самого начала дал понять министру внутренних дел, что, как всегда, не даст ему возможности высечь самого себя. И почти тут же показал свое расположение к военным, у которых (в отличие от министра) есть пусть кое-какие, но все же соображения.
В высоком кабинете собрались далеко не дураки, все понимали, что обязаны своим присутствием неплохо разыгранной шахматной партии. Кто виноват, что одни проиграли, а другие выиграли, а некоторые – генпрокурор, к примеру, или директор ФСБ – остались в выигрыше? В общем-то термин неплохой, главное – результативный.
Собственно, Ленц мог рассказать всю правду, ничего не скрывая, поскольку вскрывшиеся во время диверсионного акта факты прямо указывали на грозненский ОМОН как на перевалочную базу, где укрывали бандитов, где содержались заложники и готовилась казнь одного из них. И не всю правду: на базу, где содержался заложник, прибыли остатки банды боевиков, разгромленных спецназом ГРУ под Ведено. Цель: делить добычу, подранка-летчика. А Аслан Газимов, заместитель командира грозненского ОМОНа, мог оказаться предателем по отношению к Малику Абдулгамидову. И еще несколько вариантов. Выбор зависел не только от воображения генерал-полковника Ленца, но и от фантазий главы МВД, руководства администрации Чечни. Но главное – свое бессилие они уже высказали. Их в свое время предупреждали – укрепляйте свою власть. Совершенно справедливое предложение, все укрепляют власть – и маленькую, и большую. Одним словом, перетянули болт и сорвали резьбу. Если нарезать по новой, то меньшим диаметром. Проще выбросить его и сделать новый.
На «чеченских фронтах» скорых изменений не предвидится. Но сдвиг – и в лучшую сторону – уже достигнут. Есть и поводы к компромиссу – нужно садиться за стол переговоров. Огорчало одно: по любым вопросам приходится вести войну, лить кровь, составлять списки погибших и пропавших без вести.
Эпилог
«Королевство кривых зеркал»
Греция,
21 июля, воскресенье
Сергей сошел с трапа самолета и, вздохнув полной грудью, посмотрел на небо – наверное, действительно чуточку темнее нашего, российского неба.
Скромный переднеприводной «Форд-Мондэо» серебристого цвета дожидался Марковцева на парковочной стоянке. «Да, – вздохнул он, – этой тачке до ста лет ближе, чем мне. Ну что, поехали?» – спросил себя Сергей, усаживаясь за руль. Обычно такие слова сопряжены с обязательными действиями: одна рука тянется к ключу, торчащему в замке зажигания, другая хватается за рычаг коробки передач.
В «бардачке» Марк нашел документы на машину, водительское удостоверение, паспорт. «Отдохнешь неделю, и за работу», – вспомнил он слова полковника Мещерякова. «Что за работа? И где?» – «По твоей специальности. Дела милосердные: обеспечить уход одинокого человека. Возможно, в Греции, Турции, Албании. Сейчас твой клиент в Пальме, Мальорка».
И другие слова всплыли в голове: «Когда тебе даешь задание «поменять профиль работы» какого-нибудь негодяя, осечек не ожидается».
Закуривая, Сергей взялся за ручку стеклоподъемника. Стекло стремительно скрылось в недрах широкой двери «Форда» и каким-то чудом не разбилось.
Марк машинально оглянулся, выискивая в разношерстной толпе туристов того олуха, который подбирал для него машину, и искренне надеялся, что подготовку оружия для предстоящей работы доверили не ему.
Впереди клиент, работа, возможно, осложненная утечкой информации: «Вами заинтересовался один человек, он – профессионал».
* * *
Было что-то мистическое в отражении огромного зеркала в гостиничном холле. В нем Юля снова увидела высокого худого человека. И снова с сигаретой в руке. За полтора года она возненавидела это роскошное зеркало, подходила к нему когда неосознанно, а когда специально. Через него она смотрела не на реальный мир, отражающийся в кристальной поверхности, а в потусторонний, ибо только он связывал ее с погибшим братом. И в первый раз незнакомец появился именно там, в глубине отражения, которое вскоре задрожало, исказило ее лицо, оставило на своей поверхности заметный след; порой глаза сухие, а по зеркалу ползет слеза.
Она сразу узнала его, словно ждала его все эти долгие дни.
В тот день она сорвалась, после тысячу раз пожалела об этом. Ах, как ей хотелось расспросить его, но прежде напомнить его же слова: «Вы сказали, что брат сражался геройски... Расскажите, как он погиб?»
Именно так, напомнить, ибо чувствовала, сама не сможет начать: «Расскажите...»
Да, очень много времени прошло.
«Ничего, что я с сигаретой?»
Боже, она, оказывается, помнит все до слова, до жеста. Что, опередить его и сказать: «Курите, в холле это разрешается»? И добавить, указав на один из столиков: «Поговорим здесь? Коньяк? Кофе?»
Наконец она обернулась и ответила на улыбку незнакомца, назвавшегося в тот ужасный день товарищем Михаила. В первую очередь он его командир. Наверное, командир... батальона, где проходил службу брат. Просто так сложилось у военных называть погибших бойцов своими товарищами; а уже потом, с командирской высоты, добавлять, что не уберегли...
– Здравствуйте... Я узнала вас. Мы не успели познакомиться. Вернее, вы не назвали себя. Но это моя вина. Простите, что в тот раз я накричала на вас. – Юля растерялась. Как первоклассница, не могла связать двух слов. Брала отрывистые фразы, словно с разных страниц одной книги.
– Меня зовут Сергеем.
– А отчество?
– Максимович.
– Сядем за стол, – предложила Юлия.
Замешательство...
Она вдруг подумала, что Сергей торопится. Проездом? Каким проездом! Наверняка он в краткосрочной командировке. Предложить ему хотя бы на день-два перебраться сюда, где ему, военному, уставшему от службы, наверняка будет комфортней? Нет, вряд ли он примет ее предложение.
Но она озвучила свои мысли:
– Я вижу, вы без багажа. Остановились в другой гостинице? – Не замечая, Юлия мяла край белоснежной скатерти.
– В «Каламос-Бич», – ответил Сергей, очень хорошо зная этот гостиничный комплекс на берегу Эгейского моря. В десяти километрах от отеля у него когда-то был собственный дом.
– О-о, – немного разочарованно протянула девушка. – Перебирайтесь к нам, здесь вам будет гораздо комфортней, обещаю.
– Рад бы, но... дела.
Как и полтора года назад, Сергей не мог рассказать Юле правду, а лишь ее отголоски. Никто и никогда не узнает, как погиб Пантера. А казалось, что истина где-то рядом; но – не за свистом пуль и грохотом взрывов, не за окровавленной и разорванной в клочья одеждой, не за мученическим лицом бойца и его предсмертным прерывистым дыханием.
И никто и никогда, даже кривляющееся зеркало не скажет Юле, что человек, сидящий рядом с ней, обрел веру, но вскоре похоронил ее под тем же камнем, под которым нашел вечный покой лейтенант Михаил Пантюхин. Он спас товарищей ценой собственной жизни. А если бы не погиб, то не спас. Парадоксы чеченского времени.
То были мысли, не переводимые в слова. Дела, уходящие в вечность.
* * *
«И услышал я голос с неба, говорящий мне: «Отныне блаженны мертвые, умирающие в господе. Они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними».
Ахметский район Грузии. В Панкисском ущелье семь кистинских сел с центральным селом Дуиси, четыре осетинских, пять грузинских.
Тезисы, приведенные здесь и ниже, взяты из еженедельного приложения к «Независимой газете» «Независимое военное обозрение».
На жаргоне чеченских боевиков «собаки» – служащие внутренних войск, «гоблины» – десантники.
Ознакомительная версия.
