– Здравствуйте, это Опоссум, – пробормотал в трубку Альберт Борисович.
– Привет, – как ни в чем не бывало отозвался куратор.
– Тут это... Такие события, – нервно зачастил Муравьев. – Как у вас... дела?
– С минуты на минуту наше здание возьмут штурмом твои соратники по демдвижению, – опять же как ни в чем не бывало проговорил куратор.
В трубке послышались какие-то шумы, и Муравьеву показалось, что это лязгают автоматные и винтовочные затворы.
– Ты где сейчас? – спросил куратор.
– На площ-щади, рядом с-с вами.
– Орешь?
– Что?! – не понял Опоссум.
– «Ельцин-свобода-долой КГБ!» – орешь? – уточнил куратор.
– Нет, – пролепетал Муравьев. – А что... надо орать?
– Надо, – ответил куратор. – Только не очень громко, а то можно сорвать голос. А он тебе еще пригодится.
– Хорошо, – согласился Муравьев. – А... как же...
– Все в порядке, Опоссум, – твердым, можно сказать, бодрым голосом проговорил куратор. – Тебя интересует, не захватит ли революционная толпа наш агентурный архив, где ты значишься под номером 74?
Да, именно это волновало Муравьева больше всего.
– Во-первых, здание никто штурмовать не будет, – успокаивающе произнес куратор. – А во-вторых, архив давно вывезен и находится в надежном месте... Давай митингуй, ори. Дня через два созвонимся.
Демократия победила, реакция в лице незадачливых гекачепистов посрамлена, памятник Дзержинскому снесен под визгливое улюлюканье. Тем не менее куратор сдержал свое слово. Позвонил ровно через два дня.
– Поздравляю с окончательной победой, – начал разговор комитетчик и тут же задал совершенно неожиданный вопрос: – Слышал, ожидаешь первенца?
И в самом деле, супруга Муравьева была на седьмом месяце.
– Твой сын будет ровесником демократической России, – без тени иронии произнес куратор. – Кстати говоря, ты слышал – детям теперь дают новые модные имена. Например – Ебелдос.
– Какой... Дос? – переспросил ошарашенный таким имечком Альберт Борисович.
– Е-бел-до-с. Сокращенно – Ельцин, Белый Дом, Свобода. Неужели не нравится?
– Нет. А что... вам угодно от меня? – набравшись храбрости, спросил Муравьев.
– Ничего... Просто хочу предупредить тебя, чтобы ничему не удивлялся... Не нравится Ебелдос, есть еще Забелдос – Защитник Белого Дома и Свободы.
На том они и распрощались. А не прошло и пары месяцев, как Муравьева вызвали в Кремль.
– Вам оказано высокое доверие, – сказал ему влиятельный в те годы госсекретарь, неформальное второе лицо в государстве. – Вы назначаетесь начальником КГБ по Москве и Московской области.
– Я??! – изумился Муравьев-Опоссум.
– Да, вы! – торжественно подтвердил госсекретарь. – Ваша задача возглавить и реформировать столичные органы госбезопасности. Очистить их, так сказать, от былых пережитков в виде репрессий и преследования инакомыслящих.
Альберт Борисович не смог отказаться от такого предложения. Вскоре он уже занял просторный, но скромно обставленный кабинет начальника московской контрразведки. В конце первого рабочего дня в этот самый кабинет без стука вошел подтянутый мужчина в форме генерал-майора КГБ, при многочисленных орденских планках.
– Ваш первый заместитель по оперативной работе Прохоров Сократ Иванович, – представился генерал-майор.
Впрочем, он мог и не представляться. Своего куратора Муравьев-Опоссум знал преотлично.
– Очень рад, что будем работать вместе, – сказал Прохоров.
– Я тоже, – изрядно покривил душою Муравьев.
– Вы будете следить, чтобы я и мои подчиненные не допускали репрессивных мер и удушения свободы, а я буду следить, чтобы реформы органов госбезопасности двигались в нужном ключе, – подвел итог Сократ Иванович.
– Надеюсь, сработаемся, – кивнул Муравьев. – Как говорится, Платон мне друг, но... Сократ дороже, – неожиданно скаламбурил он.
– Совершенно верно.
Девяносто первый и девяносто второй годы прошли для новоявленного демочекиста под трехцветным знаменем борьбы с красно-коричневыми. Муравьев требовал от своих подчиненных и от временно отданных под его командование бойцов столичного ОМОНа самых жесточайших мер к распоясавшемуся контрреформаторскому отребью. Результатом стали позорные избиения пенсионеров и ветеранов ментовскими дубинками, нападения и похищения оппозиционных лидеров. Однако Сократ Иванович не слишком усердно выполнял возложенные на него оперативно-разыскные функции. Красно-коричневую гадину давил, но как-то вяло...
Поначалу Муравьев был штатским руководителем. Как бы очень демократичным, в мятом пиджачке и с незастегнутым рубашечным воротом. Но вскоре он почувствовал, что руководить генералом и полковниками можно только при золотых погонах с большими звездами. Через президентскую администрацию Альберт Борисович затребовал себе генеральское звание. Не прошло и двух недель, как Муравьеву вручили шикарный, только с иголочки, генеральский мундир с двумя большими звездами на каждом погоне. Таким образом, тридцатидвухлетний Альберт Борисович стал выше своего недавнего куратора не только по должности, но и по званию. К сожалению, генеральский мундир украшала всего одна медалька – «Защитнику Свободной России». Муравьев получил ее за то, что не пощадил голосовых связок при сносе памятника Железному Феликсу.
Однако долго красоваться в генеральском качестве Муравьеву-Опоссуму было не суждено. Наступил девяносто третий год. Отношения между президентскими структурами и парламентом обострились настолько, что вылились в серьезный конфликт. Со дня на день в столице могли начаться вооруженные столкновения. Получив указания свыше, Муравьев начал всячески накручивать подчиненных.
– Я получил данные, что в город просочилось около двухсот вооруженных боевиков. Сейчас они рядом с Краснопресненской набережной, вот-вот прорвут оцепление и разблокируют парламент, – заявил он на оперативном совещании.
– Откуда такие данные? – вопросил первый оперативный зам Прохоров.
– У меня своя агентура, – коротко отрезал генерал-лейтенант.
– Ну что же... – пожал плечами Сократ Иванович. – Как я понимаю, вы будете требовать...
– Штурма и только штурма! – почти по-гитлеровски топорща жидкие усишки, воскликнул Муравьев. – Парламент должен быть взят, а его депутаты арестованы или... По обстановке, Сократ Иванович.
Тем не менее подписывать спецдокладную о положении в городе Прохоров не торопился. А второго октября случились известные всему миру трагические события. Сторонники парламента прорвали милицейское оцепление и вырвались в город.
– Колонна автобусов с вооруженными людьми двигается в сторону Останкинской телебашни, – доложил генералу Прохорову дежурный офицер.
Ничего не говоря, Сократ Иванович двинулся к кабинету начальника и без стука распахнул его.
– Альберт Борисович! – с порога сказал Прохоров. – Парламент разблокирован, в городе красно-коричневые. По непроверенной информации, часть войск перешла на их сторону.
– Что?! – встрепенулся Муравьев.
– А по проверенной – через пятнадцать-двадцать минут к нашему зданию подойдет казачий батальон, – не моргнув глазом, произнес Сократ Иванович. – Прикажете занять оборону?
– А?! – точно ослышавшись, переспросил Опоссум, и в этот самый момент раздался телефонный звонок.
Звонил крупный чиновник из Кремля, соратник Муравьева по демдвижению.
– Алик, что происходит? – взволнованно спросил он. – Нам тут стало известно...
– Красно-коричневые и казаки в городе, войска переходят на их сторону, милиция разбежалась, – сообщил Муравьев, с трудом сдерживая колотившую его дрожь.
– Что же делать? – почти взвизгнул ошарашенный соратник.
– Съеб...ть, – только и произнес генерал-лейтенант.
Далее события развивались следующим образом.
– Займите оборону и свяжитесь с подразделением «Альфа», – мужественным тоном приказал своему заместителю Муравьев. – Я ненадолго отлучусь, скоро вернусь.
На самом деле возвращаться Опоссум не собирался. Он бежал. «Съеб...л», по собственной же рекомендации. Целых две недели он столь усердно стряпал липовые спецдокладные о наводненной красно-коричневыми боевиками Москве, что сам теперь в них поверил. Генерал-лейтенант Муравьев-Опоссум попал на крючок собственной «дезы». На выходе из управления Муравьев окликнул прапорщика комендантского отделения, охранявшего вход:
– У вас, кажется, есть «Москвич»? Немедленно дайте мне ключи!
Прапорщик недоуменно пожал плечами, но ключи отдал. По дороге Муравьев выбросил в урну служебное удостоверение. Забрался в прапорщицкий, видавший виды «москвичонок». Да, удирать нужно только на нем, ни в коем случае не на собственном «Мерседесе». Вот только куда?! В посольство США? Оно ведь рядом с парламентом, там сейчас идут бои. Возможно, красно-коричневые громят его. Тогда к посольству Великобритании. Оно рядом со сквером имени Репина. Туда красно-коричневые, возможно, еще не добрались... Есть шанс прорваться! Собрав все имеющееся в наличии мужество, Альберт Борисович тронул чужую машину в путь. Его остановили на подъезде к Каменному мосту шестеро бойцов ОМОНа. Генерал Муравьев был в столь взволнованных чувствах, что не мог связать и пары слов.
