Ознакомительная версия.
Новак смотрит на Шееля.
«Значит, я получу двадцать пять миллионов?»
«Да. Те деньги, от которых отказался Сергей». И тихо добавляет: «А жаль».
Джип едет к границе. За ним тянется ядовитый шлейф выхлопных газов.
– …Двадцать пять миллионов долларов! – Шеель продолжал обрабатывать Сергея. – Вдумайся в эту цифру, Курочкин. Тебе никогда не заработать таких денег. Я научу тебя тому, чего ты не знаешь. У тебя хороший внутренний двигатель. Он защищает тебя, но однажды может взять над тобой верх. Он опасен. Опасен, как спортивный автомобиль с неопытным водителем за рулем. Ты не можешь расслабиться. И в один прекрасный день верх над тобой возьмут лень, меланхолия.
Новак посмотрел на тела Кепке и Крамера. Теперь, когда боевики Шееля мертвы, когда остался всего лишь один противник, дело можно решить в свою пользу.
Ларс прав: таких денег не заработать. Но их можно взять. Достаточно лишь сместить ствол автомата и нажать на спусковой крючок. Он скосил глаза на Курочкина. Сейчас он, выжавшийся до последней капли, не похож ни на альпиниста, ни на спецназовца. Он походил на лесоруба на отдыхе, поглаживая длинную рукоятку ледоруба. Сидел на рюкзаке, подняв колени, которыми и поддерживал ледоруб.
Шеель скосил глаза на Яна Новака. Ему было безразлично, до кого доходят его слова, лишь бы дошли и принесли результат, на который он рассчитывал.
Ну, решайся, подталкивал, заводил себя Новак. Скоро у него не станет работы: возьмут Шееля, а тот в обмен на свободу выложит информацию о заказчике громких убийств. Можно положить обоих, но смерть Шееля и Кроужека принесет дополнительные расходы – придется покупать венки, раскошелиться на свечки.
Двадцать пять миллионов долларов. Эта сумма превратила его небольшой бизнес в Берлине в жалкое дельце. Он работает в Чехии, а деньги по сути получает в Германии. У него нет родины. Есть ли она у Шееля? Вот сейчас можно с уверенностью сказать: да, есть. И назвать «адрес» его родины: один из островов архипелага в Вест-Индии. Там уживаются социалистическая Куба и капиталистическая Америка, там властвуют Великобритания и Венесуэла. Удивительное место, уникальное. Рай, называемый Гаити, Ямайкой, Пуэрто-Рико, Тобаго и Барбадос.
Названия «райских» островов выбили из Новака последние сомнения. Ему представился случай наконец-то разбогатеть, и упускать его было бы глупо.
Он сместил ствол автомата. Теперь оружие смотрело Курочкину в бок. Короткая очередь в район печени, и его не спасет даже сам господь бог.
Периферическим зрением Сергей уловил движение справа от себя и отреагировал на него автоматически. Он все время был настороже. Здесь не было такого человека, которому бы он доверился хотя бы частично.
Он не мог позволить себе ни одного лишнего движения. Убирая колено, он метнул ледоруб в сторону. И только в тот момент, когда рукоятка скользнула по его разжавшимся пальцам, он посмотрел на Новака. Он опередил телохранителя на сотую долю секунды. Клюв ледоруба вошел ему точно в глаз и застрял в глазнице наполовину. Курочкин откатился назад, чтобы не получить очередь из автомата. И вовремя. Мышцы рук Новака сократились, и палец надавил на спуск. Пять или шесть пуль просвистели рядом с головой Сергея. Изо рта телохранителя вырвался хрип, будто ледоруб пробил ему не голову, а горло, и он повалился на спину. Кровь и прозрачная жидкость, застывшие на мотыжном конце ледоруба, вызвали у Сергея тошноту. Он выговорил с хрипотцой, кивая на агонизирующее тело и обращаясь к Шеелю:
– Он тоже мог быть твоим Координатором.
– Он уже им стал. Правда, ненадолго.
Сергей до появления в поле зрения непальского спецотряда и подгруппы из базового лагеря не проронил ни слова. У него появилось необоримое желание снова попасть в объятия чешских альпинистов, ощутить их дружеские хлопки на спине, заглянуть в глаза Скокову и Паненку, выговориться и очистить душу. Везде одно и то же: деньги и кровь, власть и свистящие пули. Даже гор это коснулось. Величественные и неповторимые, они стали ареной кровавой драмы, замешанной на деньгах, хитрости, жадности.
А в горы нужно идти с чистой душой и молитвой:
«Белая гора, высокая гора! Такая высокая, что и птица не пролетит над тобой. Позволь нам коснуться твоей вершины. Позволь мечте осуществиться. Мы будем стремиться к тебе не со спесью и жаждой насилия солдата, идущего на врага, но с любовью ребенка, который взбирается на материнские колени».
Сергей тихо сказал, обращаясь к двум оставшимся в живых людям:
– Да, вы друг друга стоите. Но только вы не по спинам идете к цели, а по трупам. Знаешь, Ларс, у меня вот перед глазами мертвые глаза моего друга. И еще одни глаза – Алины. И еще Йохана и этих вот, – он, не отрывая взгляда от Шееля, кивком головы указал на Крамера, Кепке и Новака. – И твои глаза – они тоже мертвые. А от Кроужека просто воняет падалью. Я не скажу, что я замарал руки и что не хочу марать их дальше, – моим глазам больно. А вы как ни в чем не бывало смотрите, улыбаетесь. Неужели не больно?
Сергей поднял автомат, швырнул его в пропасть и стал взбираться по склону.
Скалолаз отошел довольно далеко, но обернулся и крикнул:
– Кроужек! Шеель! Вы никогда не любили гор. Вы всегда стремились к тому, что выше них. Это безумие…
Спасибо за совет (нем.).
Сераки – выступы на поверхности ледника в виде зубцов и шпилей.
Действительно, эти два случая – покупка павшего яка и барана – имели место во время польской экспедиции в Гималаи в 1974 году. Не вымысел и эпизод с флагом, когда его несколько раз приходилось перевешивать. Об этом свидетельствуют документальные записи об этой экспедиции. Также эти события отразил в своей книге «В тени Канченджанги» участник восхождения на пик Кангбахена Марек Малятынский. К сожалению, Марек Малятынский погиб осенью 1981 года при спуске с покоренного польскими альпинистами восьмитысячника в Каракоруме.
Генрих Гейне. Из поэмы «Германия. Зимняя сказка». Перевод В. Левика.
Ознакомительная версия.
