Друг Ведьмакиной сразу выпроводил из своего кабинета миловидную секретаршу и воззрился на своих гостей так, словно был готов к любым неприятностям.
– Мы приехали к вам по делу, которое вам хорошо известно, – сказал Корнышев.
Но, против его ожиданий, собеседник картинно приподнял бровь и произнес с достоинством английского лорда:
– Простите?
Корнышев усмехнулся и продемонстрировал хозяину кабинета свое удостоверение. Тот ознакомился с документом внимательно и со знанием дела, но спокойствия и чувства собственного достоинства в его взгляде не уменьшилось ни на йоту. Догадавшийся о грядущих трудностях в их общении Корнышев без промедления бросил в бой свой главный резерв. Он посмотрел выразительно на Аллу Михайловну, она все прекрасно поняла и сказала дрогнувшим голосом, по-прежнему пряча глаза:
– Паша! Ты прости меня за то, что так получилось. Так надо. Это в моих интересах. Я не могу тебе объяснить всего. Но сделай то, о чем попросят.
– И о чем же нас попросят? – осведомился обладатель поистине олимпийского спокойствия Паша, глядя не на Ведьмакину, а на Корнышева непугливым взглядом.
– Вы по просьбе Аллы Михайловны выполняли кое-какую работу, – сообщил доброжелательно Корнышев. – И об этом я хотел с вами поговорить.
И все равно этот Паша не хотел с ним ничего такого обсуждать.
– Наши личные дела, – сказал Паша. – Они касаются только нас двоих.
– Паша! – умоляюще сказала Алла Михайловна. – Здесь никакой опасности! Я без принуждения! Мне это действительно нужно! Этот человек все делает правильно!
«Этот человек» Корнышев терпеливо ждал. Паша посмотрел на него оценивающе
– Можем мы поговорить с Аллой наедине? – спросил он.
И Корнышев понял, что какими бы карами он сейчас этому человеку ни угрожал, этот чертов Паша даже пальцем не пошевелит. Только вся штука в том, что ключик можно подобрать к любому человеку. Абсолютно любому. Людей без слабых мест не бывает.
– Нет, – сказал Корнышев. – С Аллой вы наедине поговорить не сможете.
Он обозначил свою власть над этой женщиной – а значит, и власть над непоколебимым с виду Пашей.
– Так надо! – подтвердила Алла Михайловна с прежней умоляющей интонацией, тем самым давая понять, как нелегко ей придется в случае Пашиной несговорчивости.
Паша перевел взгляд с нее на Корнышева, и Корнышев физически ощутил ледяной холод этого взгляда.
– Вы по просьбе Аллы Михайловны выполняли кое-какую работу, – повторил свою прежнюю мысль Корнышев. – Нас интересуют материалы, которые вам удалось собрать.
Он намеренно сказал не «меня интересуют», а «нас интересуют», обозначая не личную заинтересованность в этой истории.
– Если вы знаете об этом деле, – сказал собеседник Корнышева, – то не можете не знать и о том, что все материалы я передал Алле.
– А негативы? – невинным голосом осведомился Корнышев.
– Я их уничтожил.
– А обыск? – пугнул собеседника Корнышев.
– Ну, если у вас на то будут законные основания, – попытался дерзить Паша.
– Вы шутите? – насмешливо глянул Корнышев.
Демонстрировал, что церемониться он с Пашей не собирается.
– Негативы сохранились, – признался понятливый Паша. – Но что там может быть интересного?
– Мы разберемся.
Паша не выдержал и снова стал дерзить:
– Послушайте, уважаемый, – сказал он. – Зачем так суетиться и службу так по-собачьи служить? Мы из одной конторы, я ту жизнь хорошо знаю. Пройдет время, и вы уже не под погонами будете – как я сейчас.
– Если я покину службу, то не по не реабилитирующим обстоятельствам. И не под угрозой возбуждения уголовного дела.
Глаза Паши полыхнули холодным огнем.
– Мне ведь никаких претензий не предъявляли, – сказал он.
– Предъявляли. Но дело спустили на тормозах, – напомнил Корнышев. – Но ведь все материалы по тому делу сохранились. И все можно начать снова.
Алла Михайловна умоляюще смотрела на Пашу. Наверное, она тоже была в курсе его былых несчастий. Если ее муж ревновал Аллу Михайловну к этому Паше, вряд ли он удержался и не рассказал в подробностях и красках, как облажался незадачливый Паша, по которому вообще-то плакала тюрьма, и он чудом избежал ответственности только потому, что из системы выдачи нет и своих там защищают до последнего.
Паша открыл сейф и извлек оттуда большой бумажный конверт. Небрежно бросил его на стол перед Корнышевым и спросил с неприязнью:
– Еще вопросы ко мне есть?
Выпроваживал гостей. Но Корнышев этого демонстративно не заметил.
– Да, – сказал он. – Вопросы есть. Давайте Аллу Михайловну пока оставим в вашем кабинете, а сами побеседуем в приемной.
Корнышев при Ведьмакиной не хотел говорить, и в приемную ее выпроводить не решался, потому что там она будет предоставлена сама себе и из приемной есть выход на улицу, а в кабинете – решетки на окнах и единственный выход в ту же самую приемную. Корнышев подхватил пакет, дождался, пока Паша вышел из кабинета, и только тогда вышел сам. Тут еще была девушка-секретарь.
– Оставьте нас, пожалуйста, – сказал ей Корнышев.
Девушка вопросительно посмотрела на своего шефа, Паша хмурился и никак не обозначал свою позицию, но секретарь все равно ушла – после того, как встретилась взглядом с Корнышевым. Паша злился. Корнышев с демонстративным вниманием изучал содержимое пакета, которое он вытряхнул прямо на стол секретаря. Там были негативы и целая россыпь отпечатков, большинство из которых уже были знакомы Корнышеву, но попадались и не виденные им ранее. Ничего особенного. Либо некачественные отпечатки, либо снимки, которые не добавляли ничего нового к тому, что Корнышев видел раньше. Только один снимок его заинтересовал. Объектив фотоаппарата выхватил одну Женю, без ее спутника, и здесь она была узнаваема – хороший четкий снимок, крупный план. Это уже можно было показывать Калюжному. Это уже не на уровне домыслов. Дать в руки Калюжному этот снимок, посадить перед ним Женю. Теперь понятно, что следующий шаг сделан. Они продвинулись вперед.
– Вам известно, кто она такая? – взмахнул фотографией Жени Корнышев.
– Не-а, – с демонстративной неприязнью ответил Паша.
– А чего же так? – удивился Корнышев. – Не до конца работу сделали.
– А зачем?
– Зачем же ты бедную тетку мучаешь? – вдруг перешел на «ты» Корнышев.
Паша изумился. Зацепило его.
– Ты же не ей услугу оказывал, – сказал Корнышев. – Ты Ведьмакину, ее мужу, мстил.
– Не хами, – вяло отмахнулся Паша, маскируя растерянность.
– Есть одна особенность в биографиях всех живущих людей, – поведал Корнышев со знанием дела. – У всех есть прошлое. И ничего поделать с этим нельзя. Если у тебя хорошее отношение к Ведьмакиной, но тебе мешает ее муж, ее дети, все ее прошлое, от которой ни ей, ни тебе никуда не деться, – поправить уже ничего нельзя. Сдай ты ее мужа со всеми потрохами, раскрой его любовницу, представь всю эту некрасивую историю в цветных картинках, – кивнул на фотографии Корнышев, – но никогда уже тебе ее прежнюю биографию не получится переписать.
– Зачем ты мне это говоришь? – хмурился Паша.
– Чтобы ты знал, что ничего у тебя с нею не получится. У нее проблемы, Паша. Она в разработке, и ты знаешь, что это такое.
В Пашином взгляде проявилось беспокойство. Но он еще ничего не понимал.
– Ты ведь слышал от нее, наверное, что муж ее погиб, – сказал Корнышев.
Паша механически кивнул.
– Так вот это еще ничего не значит, – сказал Корнышев. – Никаких планов тут строить нельзя – когда дело касается этой женщины.
– Почему? – сердился Паша.
– Потому что – биография, – ответил Корнышев, глядя печальным взглядом пророка, которому безумно жаль людей, но помочь им и что-либо изменить он не может, потому как – судьба.
– У нее проблемы?
– Да, – честно ответил Корнышев. – И очень серьезные. Мы только что прилетели с ней с Кипра. Там, на Кипре, ее пытались убить.
Паша смотрел недоверчиво.
– Можешь спросить у нее при расставании, – позволил Корнышев. – Она расскажет.
