обычный АКМ с деревянным прикладом. Рука раненного периодически беспокойно ощупывала его ствол, гладила газоотводную трубку и в эти моменты он на миг забывался, прекращая жутко скрежетать уже должно быть полностью потерявшими всю эмаль зубами.
Фима замер, таращась во все глаза на ополченцев, да так и стоял, разинув рот, пока сидящий ближе всех ко входу молодой парень с черной банданой на голове не ожег его прищуренным ненавидящим взглядом. Я от греха подальше спешно подхватил своего приятеля под локоть и быстрым шагом поволок его за собой через холл. Еще не хватало нарваться здесь на вполне могущие закончиться летальным исходом неприятности. Только вырвавшиеся из огненного ада уличных боев на окраинах города ополченцы наверняка взвинчены до предела, и привычную невоздержанность нашего фотографа на язык вполне могут и не оценить. Однако все обошлось благополучно, кажется кто-то бросил нам вслед что-то обидное по-осетински, но никаких попыток остановить нас ополченцы не предпринимали.
Добравшись до своего номера я быстро произвел ревизию нашего барахла. Картина получалась довольно неутешительная, большую часть вещей однозначно необходимо было бросить. С тяжелыми сумками перемещаться по разбитому артиллерийским огнем, насквозь простреливаемому городу не представлялось возможным. В идеале хотелось бы обойтись вовсе без поклажи, но необходимый минимум взять надо было, иначе никак. Для начала одежда. Несмотря на все Фимины протесты я заставил-таки его натянуть джинсовую куртку. Плевать что в ней жарковато, зато она плотная и практичная, послужит какой-никакой защитой, когда придется карабкаться по скалящимся обломками бетонных зубов завалам, по-крайней мере почти наверняка обойдется без лишних ссадин и царапин. Плюс темно-серая расцветка хоть как-то скроет от чужих глаз в темноте. Ну и конечно карманы. Многочисленные вместительные карманы это один из главных показателей удобности одежды. В Фиминой куртке они слава богу были достаточной глубины и имелось их довольно много. Не обращая внимания на недовольное ворчание приятеля я напихал ему туда все что только возможно, от зажигалки до зубной щетки. Теперь бумажник, там деньги и документы, без них никуда. Продолжая что-то нудно бухтеть под нос Фима потянулся за своим кофром, я лишь пожал плечами. Пожалуйста, но таскать свою ненаглядную аппаратуру будешь отныне сам. По мне, так мог бы спокойно бросить ее здесь, обходясь если уж так приспичит компактным, помещающимся в карман цифровиком. Но, как говорится, хозяин – барин. К тому же я был на сто процентов уверен, что никакие уговоры здесь не помогут. Аппаратура для фотографа это святое. Он еще жалобно покосился на меня, ожидая, что я привычно взвалю на плечо огромную дуру штатива в брезентовом чехле. Ага, щас прям, разбежался!
– Нет, Фима, даже не гляди на меня своими телячьими глазами. Эту хрень я тащить с собой не собираюсь. Нам теперь надо быть очень мобильными и ничем не связанными, а с твоим треножником я точно застряну где-нибудь в развалинах. Так что и не мечтай!
Он горестно вздохнул в ответ, но настаивать не стал, похоже смирился с неизбежным. Сам я экипировался гораздо быстрее, тоже облачившись в выгоревшую на солнце почти до бела джинсовку и до упора набив карманы полезными мелочами. Хлопнув себя по лбу, как можно было про такое забыть подхватил с пола пустую пластиковую бутылку и шагнув в темную ванную, на ощупь набрал в нее из бака чистой питьевой воды. Хрен его знает, что нас ждет впереди, без жратвы-то мы точно не умрем несколько суток, а вот без водички будет совсем хреново. Не велик, конечно, запасец, но хоть столько пусть будет. Ничего, своя ноша не тянет. Теперь, кажется, все. Можно покидать наше временное пристанище, за остальным имуществом, даст бог, вернемся, когда кончится вся эта заваруха.
В холле за время нашего отсутствия ничего не изменилось. Все так же жались ко входу в укрытие журналисты, и угрюмо сидели по углам две группы молчаливых ополченцев. Я понимал, что нам сейчас просто жизненно необходимо поговорить с этими людьми, разобраться в происходящем, узнать где грузины, где осетинские отряды, каково состояние обороны. Что вообще вокруг происходит? Все это нужно было знать, чтобы планировать собственные дальнейшие действия. Согласитесь, глупо было бы начать выбираться из полыхающего беспорядочными уличными боями города как раз в том направлении откуда движутся грузинские штурмовые отряды. В горячке городских боев встреча с ними явно не сулила ничего хорошего несмотря на то, что мы вроде как числились нонкомбатантами.
Положение вдобавок серьезно осложнялось тем, что наступление на город могло вестись практически со всех сторон. Судьба распорядилась так, что столица непризнанной республики расположена исключительно нелепо, будучи практически замкнутой в кольце грузинских сел, могущих служить тыловой базой и опорой для наступающих войск. По доносившейся с улицы стрельбе тоже ничего понять было невозможно, она носила нервный спорадический характер и слышалась то с одного конца города, то с другого, возникая внезапно и там, и тут. В общем надо было начинать налаживать контакты с угрюмыми сурового вида мужиками в камуфляже, как бы это ни было чревато неприятностями. Другого выхода просто нет.
Для первой зондирующей беседы я решил выбрать тех, которые выглядели менее потрепанно, здраво рассудив, что если эти люди еще не были в бою, то наверное и нервы у них меньше измотаны и не так близки к срыву. Может быть благодаря этому они отнесутся ко мне добродушнее? Толкнув Фиму к стойке администратора и настрого наказав однокласснику стоять возле нее как приклеенному и по возможности лишний раз не открывать рот, я решительно направился к группе сидящих на крытых дерматином банкетках и креслах осетин, уже прикидывая про себя с кем из них было бы проще и безопаснее завести разговор.
Однако выбрать будущего собеседника я так и не успел. События вдруг закрутились с космической скоростью и вовсе не в том направлении, которого я ожидал. Стоявшая между мной и осетинами растрепанная журналистка, похоже та самая, что вслед за нами ворвалась в гостиничный холл совершенно перепуганная прошлой ночью, вдруг полезла в карман накинутого на плечи изящного плащика перемазанного сейчас цементной пылью и привычным жестом извлекла из него мобильный телефон-раскладушку. Звонко тренькнула откидываясь крышка, и пальцы девушки быстро затыкали по кнопкам, набирая какой-то номер. Каждая нажатая кнопка отзывалась тихим мелодичным звоном. Что-то мне не нравилось в этой картине, что-то было в ней неправильное, опасное, я только никак не мог сообразить что именно. Просто точно знал, что того, что сейчас делает журналистка делать ни в коем случае нельзя, что это смертельно опасно, вот только не мог вспомнить
