— У меня тоже про Ржевского, — сообщил Агафон. — Тоже все в Польше происходило. Лагерь стоял около женского монастыря. Поручик дежурил по части, и тут из монастыря приходит делегация во главе с самой настоятельницей. Ржевский спрашивает: «Какие проблемы, матушка? Неужели мои орлы кого-то трахнули?» А настоятельница отвечает: «Нет, пока все нормально, слава Богу. Но нельзя ли, пан поручик, чтоб ваши гусары не справляли малую нужду напротив окон монастыря? Это отвлекает монашек от служения Господу». Поручик спрашивает: «Можно вопрос, пани настоятельница? А как гусары при исполнении нужды прибор поддерживают, одной рукой или двумя?» Монашка отвечает: «Двумя, конечно, пан поручик!» — «О, пани, выходит, вы и сами поглядеть не против!»
— Нормально, — прогудел Луза, — а я про Штирлица знаю…
— Все знают, — хмыкнул Налим. — Штирлиц встал с Позаранку… Штирлиц выстрелил в Слепую… Штирлиц порол Чушь, а она страстно визжала. Штирлиц вылез из моря и лег на Гальку, а Светка обиделась и ушла. Это мне еще в пятом классе рассказывали.
— А помнишь, стишки по школе ходили? «Мальчик в подвале нашел пулемет, больше в деревне никто не живет…»
— «Дети в подвале играли в гестапо, зверски замучен сантехник Потапов…» Помню, — кивнул Налим. — Смешно тогда казалось…
По лесу проехали уже километра четыре. Дорога не вызывала опасений, выглядела сухой и накатанной. Навстречу попалась только одна бортовая машина, груженая сеном. Она вывернула откуда-то с боковой просеки, тоже, видимо, вполне проезжей.
— Чего он, в город, что ли, сено повез? — усмехнулся Налим.
— А что? Может, и в город, — сказал Гребешок. — Там многие скот держат. Заводишко встал, денег нет и не платят. Кто козу держит, кто поросенка, кто корову. Перебиваются как могут.
Дорога спустилась в просторный лог, по дну которого журчал ручей. Поперек лога давно еще насыпали невысокий вал, а ручей пропустили через бетонную трубу. Проехали насыпь, выбрались из лога и снова покатили между двумя стенами высоких деревьев. Заметно прибавилось ям, ухабов и рытвин, то и дело подскакивали. Солнце поднялось совсем близко к зениту. Оно точно вспомнило, что на дворе лето, и принялось печь изо всех сил. Как ему положено в июле. Сыроватая земля стала быстро сохнуть, а с дороги за «девяткой» густым хвостом встала пыль.
— Не дай Бог, кто-то обгонит! — проворчал Гребешок. — Пылюги по самые уши наглотаемся.
Бог его, конечно, не услышал. Еще через километр впереди появился тракторишко, тащивший за собой прицеп все с тем же сеном. Конечно, будь дорога малость пошире, то обогнать это тарахтящее транспортное средство особого труда для Гребешка не составило бы. Но дорога в этом месте сузилась, а тракторист, управлявший своим драндулетом, все время мотался от бровки к бровке, прицеп становился при этом едва ли не поперек дороги и проехать мимо было совершенно нереально. Гребешок слишком любил свою «девятку» и беспокоился за свое здоровье, чтобы рисковать.
Спидометр показывал тридцать километров в час.
— Алкаш, блин! — матерился Гребешок, то и дело сплевывая в окошко пыль, оседавшую во рту. — Лыка, на хрен, не вяжет, а едет. Вот ляжет, сука, поперек дороги — и все, приплыли.
— Накаркаешь… — проворчал Агафон. — С обгоном накаркал и тут накаркаешь. Лучше попробуй проскочить.
— Может, впереди пошире будет, — отозвался Гребешок. Но Агафон оказался прав. Накаркал Гребешок.
На очередном маневре от бровки к бровке алкаш-тракторист залетел правым передним колесом в кювет, неловко дернул руль, и прицеп с сеном, потеряв остойчивость, относительно мягко лег поперек дороги. Трактор тоже завалился и улегся боком на придорожные кусты.
— Ну, блин! — рявкнул Гребешок. — Хоть бы он убился, дурак!
Однако и на сей раз силы небесные ему не вняли. Пыль над местом аварии еще не улеглась, когда послышался сдавленный хриплый мат, и левая дверца лежащего на боку трактора открылась на манер танкового люка. Оттуда с кряхтеньем и матюками высунулась ободранная морда сизо-сиреневой расцветки, а потом выползло и все остальное. Мужик тупо поглядел на плоды своих трудов, слез на дорогу, пошатался маленько и сделал несколько шагов. Наконец он рухнул в кювет и остался недвижим. Впрочем, явно не по причине смерти. Храп был отчетливо слышен всему экипажу «девятки», а запах тугого перегара заставлял морщиться даже не самых устойчивых трезвенников, какими являлись Агафон и его соратники.
— Ну, и что теперь делать будем? — спросил Гребешок таким тоном, в котором отчетливо звучала нотка: «А ведь я предупреждал!»
Агафон помедлил с ответом, должно быть, прикидывая, смогут ли они вчетвером — алконавт, конечно, в расчет не принимался — сдвинуть перевернутый прицеп или поставить его с трактором на колеса. Но потом, поняв, что это им не удастся, решительно сказал:
— Разворачивайся!
Об этом Гребешка дважды просить не требовалось, он несколькими ловкими маневрами поворотил «девятку» задом к перевернутому прицепу и погнал машину к Мухановску.
Мрачный Агафон стал изучать карту. У спуска в лог Агафон приказал:
— Тормози! Вот сюда, в эту просеку, поворачивай.
Гребешок, конечно, притормозить не отказался, но поворачивать не спешил.
— Агафоша, тебе приключений мало? Ты видишь, какие тут кадры катаются? Они, между прочим, не только на тракторах ездят. Если с «ЗИЛом-133» в лоб поцелуемся — мало не покажется. Жертвы могут быть.
— Опять? Договорились же… — напомнил Агафон.
— Я только предупреждаю, — пожал плечами Гребешок. — Никак не могу себе представить, куда мы по этой просеке поведем.
— Не переживай, выведу. Буду штурманом, как на ралли.
— Между прочим, карты иногда врут, даже топографические. А я тут, между прочим, несколько раз ездил и кое-что в этих дорожках понимаю. По ним лес зимой возят с делянок. Из них большая часть ведет в тупики.
— Молодец, Гребешок, просветил. Я этого не знал, — саркастически поклонился Агафон. — Но на карте они помечены, дорожки эти. Вот наша, вправо идет, а вот другая — между прочим, по ней даже на Московское шоссе выбраться можно. Только мы туда не поедем, потому что она слишком близко к Мухановску на шоссе выходит, и до тех постов, которые мы должны обойти. Но чуть дальше можно выехать обратно на межколхозную магистраль. Гораздо дальше того места, где трактор опрокинулся.
— Агафоша, ты разницу между летом и зимой понимаешь? Вот тут, на этой твоей карте, низина показана. Видишь, черточки нарисованы? Это болото называется. Зимой оно твердое, по нему спокойно ехать можно. А летом там и трактор не пройдет, даже гусеничный. Я, конечно, не саботажник, но если ты такой упорный — вот тебе руль. Садись, вези сам. Мне лично не хочется, чтоб ты потом говорил: «Гребешок водить не умеет, за свою „девятку“ боится, а вот был бы я за рулем, так мы бы запросто проехали!» Так что валяй, садись и за штурмана, и за пилота. Угробишь машину — отвечаешь.
— Идет, — ответил Агафон. — Покупаю новую такую же. Пересаживайся.
Они поменялись местами, и Агафон свернул в ту самую просеку, о которой говорил.
Каждый скрип рессор, а тем более скрежет Гребешок воспринимал как прикосновение раскаленного железа. Он был почти убежден в том, что Агафон машину угробит, и очень сожалел о своей выходке. Все-таки если бы сам сидел за рулем, то было бы спокойнее. Но теперь дело было сделано, и даже если бы Гребешок сказал: «Ладно, лучше я сам поведу!», то упрямый Агафон и не подумал бы отдать ему бразды правления.
Тем не менее пока все обходилось. Просека шла на склон, и, хотя высокая трава с мелкими кустиками изредка почесывала «девятке» днище, колея была относительно неглубокой, жидкой грязи в ней, по мере подъема, становилось все меньше.
В общем, первый этап прошли, тьфу-тьфу, благополучно, доехали от дороги до перекрестка двух просек. Агафон, не поцарапав кузов о сучки, повернул влево.
— Да здесь ездят, — сказал Агафон, чтобы успокоить Гребешка. — Видишь, свежак тянется? Уже по сухому катались.
Действительно, на этой хорошо освещенной солнцем просеке было не намного сырее, чем на песчаном проселке. Вместе с тем куски грязи с протектора автомобиля, где-то по пути проехавшего лужу, лежали поверх уже подсохшей почвы.
Лесовозную дорогу, однако, прокладывали не по линейке, она извивалась поперек склона, постепенно спускаясь вниз, поэтому она просматривалась вперед максимум метров на полсотни. Именно это сейчас тревожило Гребешка больше всего. Конечно, скорость была небольшая, но все же перспектива неожиданно влететь в болото, через которое эта нелегкая дорожка пролегала, их не устраивала.
Но вместо болота очередной поворот принес иной сюрприз. Агафон затормозил, чтобы не стукнуться о багажник серой «Волги»: она стояла на просеке с незахлопнутой водительской дверцей.
— По-моему, это та самая… — пробормотал Гребешок. Агафон придерживался того же мнения, но высказаться не успел. Сзади откуда ни возьмись, вылетела на предельной скорости еще более знакомая желтая «шестерка» и остановилась в метре от заднего бампера «девятки», наглухо заперев ее между двумя частоколами еловых стволов.
