Больше они на эту тему не говорили. Молча прошли по чистым, ухоженным дорожкам в глубину кладбища. Подошли к какому-то склепу – темному, мрачному сооружению с рельефными крестами на стенах. Неподалеку, у свежевырытой могилы, копошились двое рабочих в комбинезонах. На толстой веревке они опускали в могилу ящик, сколоченный из неструганых досок. Чуть в стороне стояли, наблюдая за происходившим, ксендз в сутане и лысый полицейский, который держал снятую фуражку в руке.
– Зачем они тут? – спросил Лубенец, имея в виду главным образом стража порядка. Встречи с такого рода людьми не доставляли ему удовольствия ни на родине, ни за рубежом.
Ольшанский небрежно махнул рукой.
– Обычное дело. Бездомных хоронят. В городе часто умирают бродяги. Их погребают за счет муниципалитета.
– А полицейский зачем?
– Подписывает акт. Чтобы все было по закону.
В склеп вели крутые щербатые ступени, сырые, поросшие мхом.
– Не люблю могил, – сказал Лубенец.
– А мне один хрен, – отозвался Снегур. – Деньги я готов взять у самого дьявола из зубов.
– Спускайтесь, – предложил Ольшанский и кивнул на вход в склеп. Потом достал из кармана ключ и отпер скрипучий замок. – Смелее, панове. И вот вам, держите…
Он передал Лубенцу чемоданчик.
– Здесь все, как договорились. Внизу пересчитайте деньги и приготовьте товар. Не беспокойтесь, я следом за вами.
Лубенец взял кейс и, не удержавшись от соблазна, приоткрыл его. Только взглянул на тугие пачки денег, плотно прижатые одна к другой, и тут же захлопнул крышку.
– Нет, пан Лубенец, – сказал Ольшанский, наблюдавший за ним. – Великим бизнесменом вы никогда не станете.
– Почему так?
– Любой янки, увидев такие деньги, не сдержал бы своей радости. А вы словно свою получку в сто сорок рублей огребли. Впрочем, если сделка вам не нравится, можете вернуть чемоданчик… – Он протянул руку.
– Э, нет! – Лубенец довольно осклабился и сразу сунул кейс под мышку. – Дело сделано, пан Ольшанский. Как говорят: карте – место!
До этой минуты он еще испытывал какое-то смутное чувство тревоги, но шутка Ольшанского сняла напряжение, незримо висевшее в воздухе. Он легко сбежал вниз по ступенькам склепа вслед за Снегуром.
Десять минут спустя из-за железной двери вышел мужчина в темном плаще и черном берете. Не говоря ни слова, протянул Ольшанскому – Щепаньскому, стоявшему на ступенях, оба кейса и черный пластиковый пакет. Тот взял все это и, проходя мимо рабочих, копошившихся возле могилы бездомных, что-то сказал им. Рабочие молча отставили заступы и двинулись к склепу. Священника и полицейского на кладбище уже не было – уехали…
Мистер Дэвис ждал Щепаньского у ворот. Поляк привычно кинул два пальца к шляпе – отдал честь. Потом протянул пластиковый черный пакет с красной надписью по-английски: «Сэйл 91. Лал Джи». Они вместе подошли к «вольво», забрались внутрь. Дэвис вынул из пакета документы – паспорта, водительские права, технический паспорт на автомобиль, стал разглядывать. Прочитал вслух первую фамилию, усмехнулся:
– Ион Снегур. Богатая фамилия. Как у молдавского президента.
– А-а, – небрежно бросил Щепаньский, – не берите в голову, мистер Дэвис. Все эти Ионы, Мирчи, Михаи – от президента до пастуха – в равной мере конокрады и скрипачи.
– Вы не любите румын?
– Как можно?! – воскликнул Щепаньский с преувеличенным энтузиазмом. – Я люблю людей всех наций. Правда, еще Бисмарк говорил, что румын – это не национальность, а профессия…
Они довольно захохотали, а затем Дэвис протянул Щепаньскому толстую пачку долларов, перетянутую резинкой.
В полдень следующего дня синий «москвич» пересек в числе многих других машин государственную границу СССР через контрольно-пропускной пункт «Брест». Два его пассажира – Иван Федорович Лубенец и Ион Снегур – прошли таможенную процедуру без задержек, имея при себе минимальный личный багаж: небольшие атташе-кейсы, крайне недорогие подарки, упакованные в две картонные коробки, и два транзисторных приемника. Их безупречно оформленные документы не вызвали у пограничного контроля ни тени подозрения…
Смоленская область
Дорога рассекала зелень полей и лесов, как сталь меча с прямолинейной безжалостностью рассекает живую плоть. Чаплински сидел, выпрямив спину и спокойно положив руки на колесо руля. Двигатель работал ровно, машина шла споро, приемисто набирая скорость при любом нажиме на педаль акселератора. Тем не менее водитель ни разу не позволил стрелке спидометра перевалить за цифру «восемьдесят». Чаплински работал, контакт с милицией в его планы не входил.
Еще издали Чаплински и сидевший с ним рядом Финкельштейн заметили белую «Волгу», замершую на обочине. У ее багажника стоял складной стульчик с красной матерчатой спинкой. Подъехав вплотную, Чаплински затянул ручной тормоз, вынул из кармана пачку сигарет «Мальборо» и вышел из машины. Протянув сигареты стоявшему у «Волги» мужчине в клетчатой рубахе, предложил:
– Закурите?
– Спасибо. Я курю «Кэмел», – сказал тот с улыбкой и вынул из нагрудного кармана пачку с изображением верблюда.
– Салют! – произнес Чаплински и крепко пожал протянутую ладонь.
– Как доехали?
– Великолепно!
– Надо обменяться машинами. Что делать с «москвичом» – мы решим сами.
Мужчина сунул руку в окно «Волги», взял с заднего сиденья коричневый кейс и протянул его Чаплински.
– Здесь все, что вам нужно. Документы. Деньги. Адреса. Телефоны.
Чаплински кивнул.
– Что еще?
– В Москве для вас зарезервирован номер в мотеле «Солнечный». Все инструкции после прочтения уничтожьте. Хотя не мне вас учить…
Сев за руль «Волги», Чаплински повернулся к Финкельштейну и приложил указательный палец к губам. Потом вывел машину на шоссе и направил ее в сторону Москвы.
Ехали молча. Километров через тридцать Чаплински свернул на проселок, остановился и, не глуша мотора, жестом показал Финкельштейну, чтобы тот вышел. Затем взял свой транзистор и тоже выбрался наружу.
– Поищем блох, – сказал он, отойдя в сторону, и принялся с озабоченным видом гонять настройку приемника по разным диапазонам. Однако радиомаячка, который позволял бы запеленговать «Волгу», не обнаружил.
– Теперь снова сядь в машину, – приказал Чаплински, – и громко пой.
– Что? – удивленно спросил Финкельштейн. – Что петь?
– Что угодно. Допустим, «Очи черные»…
Когда Финкельштейн запел, Чаплински настроил приемник и дважды прошел все диапазоны, на которых могли работать подслушивающие микрофоны.
– Слава Всевышнему, «клопов» нам, кажется, не насажали. Теперь займемся делом.
Набрав код 666 – число апокалипсического зверя, Чаплински открыл полученный при встрече чемоданчик. Сверху лежали потрепанные паспорта. Взяв первый, он внимательно рассмотрел его, потом отдал Финкельштейну:
– Получите, товарищ Рюмин. Заодно подучите свою биографию. – Он протянул своему спутнику лист бумаги, плотно заполненный машинописью. Затем взял второй паспорт, перелистал его, хмыкнул под нос.
– Кстати, Эдуард Маркович… Вас так зовут, я не ошибся? Так вот, моя фамилия Кесоян. Зовут, только не смейтесь, Гамлет Погосович. И никаких отныне Лубенцов и Снегуров не существует в помине.
Начальнику районного отделения ГАИ РАПОРТ
В 0.30 на шоссе в районе деревни Вязанки экипаж патрульной машины ГАИ обнаружил догоравшую автомашину марки «Москвич» 2141 выпуска 1990 года. Судя по обстановке и следам, катастрофа произошла из-за выезда правого колеса на мокрую скользкую обочину. Машину занесло, она вылетела за кювет, опрокинулась на правый борт, сделала оборот через крышу, соскользнула по откосу к реке. Произошло возгорание, вызвавшее пожар. Свидетелей происшествия не имеется. Оба пассажира – водитель и сидевший рядом с ним на переднем сиденье мужчина – погибли и сгорели.
Некоторые обстоятельства происшествия порождают вопросы, ответить на которые в состоянии только квалифицированное расследование.
Первое. Судя по ряду признаков, возгорание началось в салоне и протекало с необычной для подобных случаев интенсивностью. Оба трупа обгорели до неузнаваемости. Создается впечатление, что в салоне находилось горючее, хотя ни канистры, ни других емкостей там не обнаружено.
Второе. По положению машины можно судить, что скорость ее движения не превышала 60 километров в час. Сомнительно, чтобы в таком случае последовали столь трагические результаты со смертельным исходом для обоих пассажиров.
Считаю, что по данному случаю следовало бы назначить и провести детальное расследование.
Старший лейтенант А. Шабуневич
– Заходи, заходи, Шабуневич! Садись…
Кряжистый, несколько неуклюжий офицер в кожаной патрульной куртке, перепоясанный белым ремнем, вошел в кабинет майора Руднева и сел на стул у стены, где висела схема дорожного участка, который контролировало отделение. Он положил на колени большие красные руки со следами машинного масла на пальцах. Выжидающе посмотрел на начальника.
