Ознакомительная версия.
Сколько я так провалялся — не могу сказать. Я пришел в себя, осознав, что лежу на ковре и смотрю в потолок. Мне было очень плохо, но я уже мог здраво рассуждать. Мне был необходим план действий.
Я встал и начал методично рыскать по квартире, собирая в сумку необходимые мне вещи. В огромное синтетическое нутро полетела куртка-ветровка, спортивный костюм, пара джинсов, свитер, белье. Последними я упаковал несколько любимых компакт-дисков и CD-плеер. Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, я сунул за пазуху семейную фотографию и вышел на балкон. Во дворе было тихо. Впервые я порадовался, что местная шпана побила лампочки у дворовых фонарей. В полной темноте, я спустился вниз и вышел со двора, закинув на плечо сумку. Я шел по улице, выбирая места потемнее. Не хватало еще встретить каких-нибудь знакомых! Идти особо мне было некуда, точнее, было всего одно место, где я мог безбоязненно отлежаться и составить план действий. Я шел к Дрюне.
Дрюня служил со мной в армии. Точнее говоря, мы прослужили вместе всего три месяца. Он был моложе меня почти на два года. Я уже готовился уходить на дембель, а Дрюня только пришел в нашу бригаду. Поскольку он был моим почти единственным земляком, мы быстро сдружились. Я искренне к нему привязался, поскольку Дрюня был крайне интересным человеком.
Настоящее имя его было Андрей Рифель. Его отличительными чертами был исключительный пофигизм и странная нелюбовь к еде. Сосиски он варил таким образом: насыпал их в дуршлаг и ставил его под горячую воду. Пельмени он вынимал из кастрюли, едва они всплывали. Если я приходил к нему, то старался не есть, или довольствовался бутербродами. В их семье ходила история из детства Дрюни, когда его мать звала его к столу. "У-у-у, опять есть, вчера ели, сегодня уже ели, и опять есть…", — недовольно отвечал он. Мне это было непонятно, и всегда развлекало. Дрюня отличался невероятной худобой, и иногда сквозь него можно было увидеть рисунок на обоях. Удивить Дрюню было практически невозможно. Своим характером он сильно смахивал на флегматичного ленивца, который ел, что видел, спал, где придется, мылся от случая к случаю, преимущественно под дождем и прочее, прочее, прочее…
В последнее время Дрюню я видел редко. Он съехал от родителей и жил в однокомнатной хрущевке. Работать он не хотел, и на жизнь зарабатывал весьма странным образом — торговал оружием. Где он его брал — оставалось для меня загадкой, но у Дрюни легко можно было найти и простенький ПМ и экзотический "Кольт" сорок пятого калибра и едва ли не складной вертолет. Дрюня мог достать все что угодно, были бы деньги. Именно к нему я сейчас и шел за помощью.
Застать Дрюню дома ранним утром были все основания. Около его дома я долго оглядывался по сторонам, прежде чем войти в подъезд. Неподалеку по асфальту бежал пенсионер-физкультурник с чахлой бородкой. Невиданной ранней пташкой выглядел бомж, роющийся в мусорных баках за домом. Найденный бутылки замурзанный страшилка складывал в не менее замурзанный пакет с надписью "стиль жизни". Я вошел в дом и направился к дрюниной двери.
Звонить пришлось достаточно долго. С утра Дрюня обычно бывал дома и спал до обеда. Днем и вечером застать его дома было сложнее. Наконец, за дверью послышались шаги. Замок щелкнул и передо мной предстал Дрюня в одних трусах в пошлый розовый цветочек и невероятно лохматой головой.
— Здорово, Пуля, — поприветствовал он меня. — Проходи.
Я прошел, ничуть не удивившись, что Дрюня при виде меня не упал в обморок. Он мог и не знать, что произошло. Однако я ошибся. Мы прошли на кухню и сели за стол.
— Водку будешь? — спросил Дрюня.
— Буду, — ответил я. Дрюня вынул из холодильника початую бутылку "Русской" и разлил по стаканам. Рюмок он не признавал в принципе. Я залпом выпил, Дрюня тоже, скривившись и сморщившись.
— Всегда уважал тебя, Пуля, за то, что водку ты пьешь, как воду, не морщась, — произнес Дрюня, закусывая каким-то огрызком огурца. Я не ответил.
— Тебя же вроде убили, — сказал Дрюня.
— Ага. Со мной это часто случается.
— А родаки?
— Им повезло меньше.
— Ясно.
Дрюня всегда мало говорил, но много делал. Сейчас он почесал в голове и задумчиво посмотрел на висящий над моей головой плакат Памеллы Андерсон.
— Бабки нужны?
— Нет. Помощь нужна.
— Чем могу помочь?
Я глубоко задумался.
— Во-первых, на первое время мне нужно место, в котором я могу отсидеться, и где меня никто не будет искать. На пару недель. Во-вторых, мне нужны кое-какие причиндалы по твоей части.
— Какие?
— Винтарь. Снайперский, какой-нибудь безликий. То есть, экзотики не надо, подойдет и обычный "Винторез" и патроны к нему. Пара пистолетов, лучше хороших и, естественно, патроны. И еще кое-какие сведения, если сможешь узнать.
— Какие?
— Мы с Лехой сына Бека завалили, Толика Бешенного. Я хочу знать, кто из бойцов Бека был у меня дома. Леху, наверное, тоже убили?
— Ага. И Леху, и родителей его. Весь город на рогах: мэра как-никак грохнули. Я попробую потолкаться в узких кругах и узнать. Только есть ли смысл, Пуля? Бойцы там были по приказу Бека.
— Есть смысл. Только будь поосторожнее. Мне Лехи во как хватит, — я чиркнул себя пальцем по горлу.
— Собираешься на войну?
— А что делать? Жить с этим я не могу.
Дрюня глубоко задумался.
— "Винторез" у меня есть. Есть ПМ и ПСС. Но это дорого, Пуля.
Я бросил на стол пачку долларов. Дрюня присвистнул.
— Откуда дровишки?
— На квартиру копил. Возьми, сколько надо. И еще: моих надо похоронить. Там еще труп парня лежит неопознанный. Это буду я. Сделаешь?
— Сделаю. Пересидишь пока у нас на даче. Мы там не показываемся, времени нет. Мать тем более все равно сейчас в отпуск собралась в деревню к своим. Так что живи, не бойся, но на улице лишний раз не светись, мало ли. Вдруг соседи появятся.
— Не учи, знаю. Ключи давай.
Дрюня ушел за ключами. Вернувшись, он бросил их мне.
— Держи. Когда тебе стволы подогнать.
— Через пару недель. Я должен отлежаться. Они мне по башке дали, сотрясение, наверное, я себе заработал. На дачу не приезжай, сам приеду и вообще, поаккуратнее будь. Если узнать об этих скотах будет тяжело — не рискуй, и не светись. Мало ли… Самое главное — я умер для всех. Меня никто не видел, кроме тебя. Эту политику и веди. Если спросят для кого стволы…
— Я скажу, для заезжих гастролеров, — закончил Дрюня за меня.
— Молоток. Я пойду, пока еще не слишком поздно. А то народ начнет ходить, еще увидит кто-нибудь.
Дрюня проводил меня до дверей. Я уже был на лестничной клетке, когда Дрюня догнал меня.
— Деньги забыл, — сказал он.
— Не забыл, тебе оставил.
— Да я взял уже сколько надо, и на пушки, и на похороны. Остальные забери.
Я сунул деньги в карман и пошел вниз.
— Пуля, ты это… Ты береги себя, — сказал Дрюня мне вслед. Я обернулся и посмотрел на него.
— Постараюсь, — ответил я.
Дрюня приехал через неделю, когда я спал. Спал я днем и ночью, поскольку состояние мое было далеко от совершенства. Часто меня тошнило, голова болела и кружилась. Я плохо ел и много спал, так как спать хотелось постоянно. Я проснулся поздно вечером, и спустился вниз, дабы сходить в туалет. Дача у Дрюни была замечательная — недостроенный двухэтажный домик и практически полное отсутствие людей. Соседние дома были уже почти все разобраны злостными мародерами, а вот дом Дрюни они почему-то не трогали. Дрюня рассказывал, что однажды он установил на огороде растяжку. Какому-то бомжу оторвало ногу, с тех пор на даче было тихо. Менты к Дрюне не цеплялись, поскольку про происшествие на даче по какой-то причине вообще не узнали, что подтвердило мое негативное мнение об их работе.
Дрюня сидел на первом этаже, привалившись к стене и слушая мой плэйер. На его лице было выражение полного блаженства. Я подкрался к нему и щелкнул по носу. Дрюня подскочил и вытаращил глаза. Я усмехнулся.
— На посту спишь, боец?
— Господи, Пуля! Меня чуть кондратий не обнял! Я же с балластом!
— Что слушал?
— "Арию". Не возражаешь?
— Нет. Плющило и таращило?
— Ага.
— Принес?
— А как же.
Дрюня подтащил ко мне объемную сумку. Я вынул из нее разобранную винтовку, завернутую в промасленную тряпку. Вслед за винтовкой я извлек из сумки завернутый в такую же тряпку пистолет и объемную коробку с патронами. Дрюня молча смотрел, как я собираю "Винторез" и проверяю пистолет.
— Пристреляй, — посоветовал он.
— Не учи отца стебаться, — ответил я, заглядывая в ствол винтовки. — Жрать будешь?
— Буду.
Я разобрал винтовку и сложил ее обратно в сумку, а затем собрал на стол нехитрую еду. Дрюня молча пододвинулся поближе к еде и начала есть. Мы молча жевали. О чем думал Дрюня, мне было неизвестно, но лицо его было мрачным. Мои же мысли были невеселыми.
Ознакомительная версия.
