Ознакомительная версия.
Спиртное явно пошло ей на пользу.
– В вашей команде собрались одни клоуны.
– Согласен, Ольга Юрьевна. – Павел сокрушенно вздохнул. – Тут уж не до жиру, как говорится. Приходится работать с тем, что есть. Знаете, как трудно в наше время найти грамотных специалистов?
Спецназовцы смеялись. Машина продиралась по лесной дороге, приближалась к позициям войск мятежной республики.
«И что бы это значило? – недоуменно думал Павел, озирая довольные физиономии своих людей. – В таком бою я мог потерять половину ребят. Но все живы. Ранения такие, что даже в медсанчасть идти стыдно. Может быть, высшие силы сберегли нас для чего-то большего?»
В подвальном вытянутом помещении было сыро и душно. Там властвовала тишина. Остро пахло канализацией, застарелыми нечистотами. Единственное оконце в дальнем торце подвала находилось высоко под потолком. Сквозь него просачивался мглистый лунный свет. Он скудно озарял стальные решетки, выщербленный каменный пол, навесные замки на решетчатых дверях.
Помещение было разбито на секции, крохотные клетушки, оборудованные нарами и отхожими местами. С трех сторон их ограничивали глухие стены, с четвертой – решетка, сваренная из толстых стальных прутьев.
К зданию подъехала машина. Захлопали двери, забубнили голоса. Через минуту заскрежетал замок в двери. Загорелся матовый плафон, мощности которого едва хватало, чтобы осветить небольшой участок прохода.
В подвал ввалились двое мужчин. Они волокли за шиворот арестанта. Ноги несчастного тащились по земле. Забренчали ключи, со скрежетом распахнулась третья по счету дверь справа.
– Отдыхай, ватная скотина, – хрипло проворчал один из надзирателей и толкнул узника в спину.
Его ноги заплелись. Он рухнул на пол рядом с отхожим местом и ударился головой о ножку шконки.
– Ты промазал, Грицько. Он вообще живой? – пробормотал второй надзиратель.
Мужчины прислушались.
Узник застонал, свернулся в клубок и обхватил голову руками.
– Живой. – Грицько облегченно вздохнул. – Да, я чуть промахнулся, с кем не бывает. Очухается эта зараза. Пойдем, Леха, у нас партия не доиграна.
– Какая партия? Офицер еще не уехал. С Рысько болтает во дворе. Подождем, пока уйдет.
Напарники закурили.
Узник не проявлял активности. Возможно, он догадывался, что если поднимется, то скучающим надзирателям придет идея позабавиться. Один из них перешел на другую сторону коридора, осветил фонарем груду рваных одеял на нарах, стоптанные, но качественные ботинки под лежанкой. Он поколебался и ударил кулаком по решетке. Задребезжала ржавая конструкция. Сонно застонал человек под одеялами.
Надзиратель хрипло засмеялся.
– Прикидывается спящим, падла. Хорошо, дрыхни, сволота. С тобой еще разберутся.
Надзиратели затоптали окурки и потащились к выходу. Заскрипела дверь, погасла тусклая лампочка, и помещение снова заполнил мрак.
Человек, лежащий на нарах, медленно поднялся. Он тяжелой поступью доволокся до решетки, обхватил ее руками, принялся всматриваться.
На другой стороне прохода в такой же камере зашевелился второй несчастливец, привстал, опираясь на нары. Он взгромоздился на шконку и начал яростно растирать виски ладонями, чтобы побыстрее избавиться от наваждения. Но оно не отпускало. Перед глазами человека плавал туман, в голову забирался пронзительный запах нечистот.
– Доброй ночи, уважаемый, – хрипло произнес арестант на другой стороне прохода. – Примите мое сочувствие.
Первый резко вскинул голову, покрутил ею и задумался, не почудилось ли.
– Вам крепко дали по затылку – посочувствовал собеседник. – Поэтому вы не можете соотнести себя с новой реальностью. Это не сон, не бред. Вы находитесь за решеткой. Не привыкли, уважаемый, к подобному обращению? Придется привыкать, лучше не будет. Наши оппоненты готовы скатиться в полную азиатчину, лишь бы их пустили в Европу.
– Кто вы? Где вы? – Новоприбывший арестант тщетно всматривался в темноту, его глаза отказывались видеть.
Он поднялся, на ощупь добрался до решетки, потряс ее.
– Что это? Я вас не вижу. Выпустите меня отсюда!..
– Не выпущу, любезный. Я нахожусь в такой же камере, точно так же хочу отсюда выйти, но не имею такой возможности. Разве что в компании надзирателей. А это, уверяю вас, редкие гаденыши.
Несколько минут мужчины помалкивали. Во мраке бледно очерчивались их фигуры, прилипшие к решеткам.
– Здесь еще кто-нибудь есть?
– Нет, только мы. До вашего появления я тосковал в одиночестве. Теперь мы будем делать это вместе. Не знаю, как сильно вас ударили по голове, но вы должны догадываться, что это не вытрезвитель.
– Черт, кровь на виске, – пробормотал арестант, ощупывая голову. – Крепко приложили, мерзавцы. Ноги не держат, извините. – Он отступил, плюхнулся на нары, откинул голову к скользкой стене. – Догадываюсь, что это не вытрезвитель. Я достаточно долго не брал в рот спиртного. И все же где мы находимся? Меня выкрали из Донецка, ударили по голове, когда я открывал дверь квартиры, видимо, протащили через подвал, сунули в заднем дворе в какой-то микроавтобус. На них была форма ополченцев, но…
– Диверсионная группа ВСУ, проникшая в Донецк. Уверяю вас, не первая и не последняя. Меня захватила такая же, когда я работал под Новоазовском, собирал материал о разгуле карательных батальонов в приморских селах. Мы находимся примерно в ста километрах от Донецка, северо-западнее райцентра Байдак. Территория контролируется украинскими военными. Забытое людьми село Родичи, ракетная часть бывшего СССР, заброшенная еще в девяностые годы, – это то, что находится вокруг нас. А мы с вами пребываем на территории бывшей лечебницы для людей с психическими отклонениями. Специализированное лечебное учреждение номер четыре. Может, слышали о таком? Оно когда-то находилось в подчинении Донецкого облздрава, курировалось местными партийными властями. Сюда помещали людей, не согласных с политикой партии и правительства, подавляли волю, залечивали до полного «согласия». Не поверите, здесь проходили курс принудительной терапии даже люди, приверженные идеям Степана Бандеры. Злая ирония, знаете ли. Вы же помните, в светлом прошлом это была обычная практика. Лично я здесь не бывал, поскольку годами не вышел, но весьма наслышан. С приходом незалежности финансирование прекратилось. Да и кого тут лечить, если потенциальные пациенты подобных богаделен встали у кормила власти? Учреждение забросили, вывезли персонал, разогнали больных, забрали ликвидное оборудование. Почти четверть века тут все зарастало быльем, пока однажды к объекту не проявила интерес СБУ. Насколько я понял из разговоров, они собираются сделать здесь тюрьму особого назначения. Кое-что перестроить, переоборудовать. Близость линии фронта очень тому способствует. Выкрадывать таких людей, как мы с вами, получать от них необходимые сведения. При этом вовсе не обязательно о каждом заключенном докладывать в Киев. Внутриведомственная конкуренция, понимаете?
– Вы хотите сказать, что мы находимся в психушке? Но это не похоже…
– Это подвалы, где держали буйных. Что-то вроде карцера. Разумеется, четверть века назад здесь было опрятнее. Основное здание над нами. Оно не лучше, тоже находится в ужасном состоянии, но его стены могут припомнить много интересного. Не удивлюсь, если в них до сих пор витают призраки загубленных людей, а таковых хватало даже в светлые советские времена.
Узники невольно замолчали. С невинно загубленными душами в этом подвале, похоже, все было нормально. Они смутными тенями ползали по стенам и потолку, принимали зловещие очертания. В головы людей забирался тихий вибрирующий звон, перемежаемый разноголосым шепотом.
– Вы давно здесь? – Новоприбывший арестант, похоже, потихоньку свыкался с новой ролью, уже не дрожал, не мотал головой.
– Два дня.
– Вас пытали?
– Надзиратели издевались. Они это любят. Официального допроса пока не было. Для его проведения нужно наличие официального лица, а такого я пока не наблюдал.
– Черт, вот так попали! – Арестант начал нервно вышагивать по крохотной камере. – Здесь хоть кормят?
– Насыпают иногда корм. – Старожил неопределенно пожал плечами. – Перловка, пшенка, тухлая картошка. Зачем нас кормить? Сколько террориста ни корми, знаете ли… В первый день я пошутил: хочу, мол, пожаловаться в Европейский суд по правам человека. Получил в челюсть. Решил, что хуже не будет, и стал хамить. Оказывается, хуже может быть всегда, просто у меня проблемы с воображением.
– Нас расстреляют? – со страхом спросил «новенький».
– Почему бы нет. – Его собеседник пожал плечами. – Нынешняя демократическая власть делает ставку исключительно на насилие. Людей убивают пачками. Изгнанному тирану и в голову не приходило делать подобные вещи. Согласитесь, самое простое решение сложной проблемы – расстрелять к едрене фене ее носителя, и все довольны. Хотя не думаю, что это случится завтра. Не для этого нас похищали и везли сюда. Мы должны отработать свой ресурс. Жизнь теперь выглядит иначе, правда, уважаемый? – Узник невесело рассмеялся. – То, что с нами произошло, придает нашему существованию особый вкус. Начинаешь ценить то, что раньше даже не замечал.
Ознакомительная версия.
