– Раньше ночь была нашим союзником, – наконец заговорил Кларк. – Мы умели ее использовать. К нам пришла победа во многом благодаря ночи.
«Опять истории, – подумал Бене. – Легенды, а не реальность».
Во время последней маронской войны в 1795 году триста маронов держали оборону против тысячи пятисот британских солдат. Они заключили мир только после того, как на остров доставили кубинских псов, которые умели выслеживать беглых рабов. Но когда все собрались в Монтего-Бей, чтобы подписать соглашение, почти шестьсот маронов посадили на корабли и отправили в Новую Шотландию. Они прожили в холодной Канаде два года, а потом их перевезли в Сьерра-Леоне. И только шестьдесят человек из них впоследствии вернулись на Ямайку.
Та еще победа.
– Ты так и не ответил, – сказал Роу. – Какое это имеет значение сейчас?
Он видел, как темная фигура полковника переместилась в кресле.
– Ты далеко не все понимаешь, Бене. Несмотря на то что в твоих жилах течет кровь марона, тебя воспитывали иначе. Среди нас свирепствует бедность. Высока безработица. А ты живешь в роскоши в этом великолепном поместье, ездишь на машинах, которые тебе нравятся, и никогда не знал чувства голода. У тебя есть деньги. У тебя всегда были деньги, Бене.
– Ты говоришь так, словно тебя это возмущает.
– Вовсе нет. Это не имеет для меня значения. Ты мой друг. Ты мне всегда нравился. Но другие относятся к тебе иначе. Они берут твои деньги и пользуются твоей помощью. Они улыбаются, но скрывают то, что у них в сердцах.
– Вчера ты говорил мне совсем другие вещи. Ты сказал, что никого не интересует, кто я такой.
– Я солгал.
Роу не понравилось то, что он услышал. Он всегда считал, что близок к сообществу маронов. Что они его семья. У него было совсем мало близких родственников – только мать и несколько кузенов. Ему следовало жениться, завести детей, создать собственную семью, но он не встретил женщину, которую ему захотелось бы сделать своей супругой. Быть может, проблема в нем самом? Трудно сказать. Одно Бене знал наверняка: никто не будет указывать, как ему поступать.
Не сейчас.
И никогда.
– Я собираюсь отправиться к руднику, – заявил он безапелляционным тоном.
– Я боялся, что у тебя возникнет такое желание, – отозвался его гость.
– Ты пойдешь со мной?
– А разве у меня есть выбор?
Глава 53
– Кто такой раввин Берлингер? – спросил Захария.
– В прошлом он возглавлял нашу общину. Он один из последних ныне живущих людей, переживших холокост, – ответил мэр.
– Он выжил во время войны?
Градоначальник кивнул.
– Его отправили в Терезин вместе со многими другими. Раввин Берлингер состоял в правлении лагеря и пытался защищать свой народ.
Крепость Терезин служила перевалочным лагерем, откуда десятки тысяч чешских евреев отправляли на восток в лагеря смерти. Многие не доживали до отправки, умирая уже там из-за тяжелых условий.
– Раввин пользуется огромным уважением, – сказал мэр. – Никто не ставит его решения под сомнение. Если он изъявил желание поговорить с двумя нарушителями, значит, так тому и быть.
Саймон прекрасно понял, что осталось невысказанным. Выборы будущего мэра зависят от поддержки людей, подобных этому раввину. Берлингер мог сам быть королем, но предпочитал стать их создателем. И все же…
– Я хочу знать, почему у него появилось такое желание, – сказал австриец.
– А вы не скажете, в чем ваш интерес?
– У человека, пойманного в синагоге, есть то, что принадлежит мне. И я хочу вернуть свою собственность.
– Должно быть, эта вещь имеет большое значение.
– Для меня – да.
Захария тщательно подбирал слова.
Нужно было сказать достаточно, но не слишком много.
– Я послал человека, который должен узнать, что происходит, – сказал его собеседник. – Давайте помолимся вместе до его возвращения. Смотрите, в восточное окно видно, как встает солнце.
Саймон взглянул на восточную стену и узкое окно, сквозь которое пробивались первые лучи утреннего солнца. Он вдруг понял, что евреи семьсот лет смотрели отсюда на восходящее солнце. Все, что он намеревался совершить, все, что планировал, Захария делал для них. Сто тысяч его соплеменников были уничтожены во время войны, чешский президент преподнес страну Гитлеру, и Чехия стала немецким протекторатом. Сразу же появился закон, запрещавший докторам неарийского происхождения лечить больных, а потом евреи потеряли право посещать общественные парки, театры, кинотеатры, библиотеки, спортивные соревнования и бассейны. Они больше не могли работать в государственных учреждениях, им разрешалось ездить только в задних вагонах, места общественного пользования на станциях были для них закрыты, а в магазины они могли приходить только в определенное время. Комендантский час начинался для них в восемь вечера. Евреям не позволялось иметь телефоны и менять место жительства без специального разрешения. Список запретов был бесконечным, и практически любые действия вели к аресту и смерти.
Однако нацисты не уничтожили еврейский квартал.
Они не тронули синагоги, в том числе и Староновую. Даже кладбище практически не осквернили. Их идея состояла в том, чтобы превратить квартал в экспонат под открытым небом.
Экзотический музей исчезнувшей расы.
Но этого не случилось.
Русские освободили страну в 1945 году.
Когда Захария приезжал в Прагу, его решимость добиться задуманного усиливалась. В течение всей своей истории евреи уважали сильных правителей с четкими идеями и жесткими действиями. Они ценили в людях решимость. И он может оправдать их ожидания. Однако мэр прав. Пришло время молитвы. Поэтому австриец сцепил пальцы за спиной и попросил у Бога помощи во всех своих начинаниях.
– И еще одно, – тихо заговорил градоначальник.
Саймон открыл глаза и посмотрел на стоящего рядом человека, который был на треть метра ниже его.
– Вы спрашивали о документах, которые когда-то лежали на чердаке, – сказал тот. – Периодически, как и положено, мы их хоронили. Однако мы придумали другой способ следовать традиции.
Захария прищурился, ожидая дальнейших объяснений.
– Место на еврейском кладбище закончилось, никто больше не хочет копать там могилы. Но осталось много могил без надгробий. И тогда мы построили склеп, в который относим документы, – рассказал мэр. – Там их начали складывать после войны. И эта система работает. Однако у нас возникла проблема с поддержанием порядка в склепе. Это дорогое удовольствие. Требует серьезных усилий.
Саймон понял намек.
– Мы сражаемся каждый день, – продолжал его собеседник, – чтобы вернуть нашу собственность и восстановить кладбище и синагоги. Мы стараемся управлять нашей жизнью, возрождать наследие предков. А для этого нам необходимо внешнее финансирование. – Он немного помолчал. – И мы готовы его принимать из самых разных источников.
– Полагаю, один из моих фондов способен сделать существенный вклад, – заверил его австриец.
Мэр кивнул.
– Это будет очень щедрым поступком с вашей стороны.
– Конечно, мне было бы легче принять решение, если бы я мог посмотреть склеп, чтобы оценить объем необходимых вложений.
Глава города снова кивнул.
– Думаю, это вполне разумное пожелание. Так мы и сделаем. Сразу после того, как помолимся.
* * *
Том смотрел на старого раввина, скептически оценивая происходящее. У него не могло быть уверенности, что этот мужчина действительно является тем, за кого себя выдает. Саган лишь знал, что теперь полное послание Абирама стало известно еще одному человеку.
Он вдруг вспомнил самодовольного типа из «Барнс энд Ноубл», а также его предупреждение.
«Вы никогда не будете знать, правда это или нет».
Как сейчас.
– Когда вы услышали об этом в первый раз? – спросил Том у Берлингера.
– Ваш дед приехал сюда в пятидесятом году. Его мать была чешкой. Мы с ним стали друзьями. Прошло время, и он многое мне рассказал. Не все, но достаточно.
