Андрей Поповский - Третий раунд

Зона бурлила, кипела и мародерствовала до следующего утра. Утром туда вошел спецназ внутренних войск и, используя спецсредства, жестко подавил бунт. Приехавшая на разбор полетов столичная комиссия, особо не разбираясь в причинах этого бунта, по давно заведённому порядку вздрючила Хозяина и его зама по безопасности — обоих по-тихому уволили на пенсию. Для всеобщего успокоения еще кого-то наказали, большое количество зэков раскидали по другим зонам — кому-то добавили срока, кому-то авторитета. Зяма, сумевший поднять мужиков на бунт против «красных», все же стал вором, но это произошло уже на другой зоне. По закону, предъявить ему было нечего, и поэтому его просто убрали с глаз долой и от греха подальше. Кире, в общей свалке неразумно сунувшемуся вперед, проломил голову кто-то из Бесовских бойцов, и он, не приходя в сознание, двинул кони через несколько дней в тюремной больнице. Егора вместе с библиотекарем вызволили из их узилища ближе к полудню следующего дня, и для него все произошедшее прошло, в общем-то, без особых последствий. Многочисленные синяки и оставшийся на всю жизнь шрам на плече — совсем не много для такой заварухи.

Чёрный юмор судьбы проявился в том, что «синие» так и не смогли воспользоваться заварухой и взять власть в зоне свои руки. Вставший на место убитого Ляха лихой питерский бандит Паша-штангист все же сумел удержать власть «красных». Он притормозил беспредел со стороны активистов, да те и сами поняли, что к чему, и вели себя осмотрительней. Повторения ужасных событий того страшного вечера больше никто не хотел. Через некоторое время все устаканилось, и жизнь на зоне вновь встала на привычные рельсы. Следующие два года не баловали Егора разнообразием: работа на промке, тренировки на спортплощадке с поправившимся и набиравшим форму Бесом, занятия английским с Иосифом Карловичем и сны о свободе, которая теперь находилась рукой подать — прямо за тамбуром переходника и высокими стальными воротами.

— Ну что, бывай, Вова, может еще и встретимся! — Егор крепко обнял товарища на прощание.

— Конечно же встретимся, Егорка, куда же мы с тобой денемся! — Бес облапил его в ответ. — Земля-то, она круглая, братишка. Мне еще всего полгода здесь париться осталось, а там я в Москву подамся. Нужный телефончик я тебе в блокнот записал, так что с будущей весны ты запросто сможешь меня по нему найти.

Маленький, раздолбанный белый ПАЗик, по-козлиному прыгая на ухабах, запылил по разбитой грунтовой дороге. Егор, по привычке расположившийся сзади, положив сумку себе на колени, подпрыгивал на жестком сидении и жадно смотрел в замызганное пыльное окно. Он все еще до конца не верил, что все уже закончено. Он еще не верил, что больше не будет решеток, караульных вышек, колючей проволоки, окриков конвоиров и что теперь он уже не осужденный Андреев, а просто свободный человек — один из миллионов граждан своей страны. Автобус уносил его все дальше и дальше, и в груди у него постепенно крепла уверенность, что теперь в его жизни все должно быть совсем по-другому, теперь все должно быть правильно и хорошо…

Сейчас, заканчивая этими строками повесть о Каратиле, я мысленно смотрю на этот маленький автобус, уносящий в неведомую даль главного героя, с которым мы вместе прожили бок обок два последних года, и всей душой желаю ему удачи, чувствуя при этом облегчение и легкую грусть. Облегчение потому, что для автора-дилетанта, каковым я и являюсь, писательский труд на самом деле оказался весьма сложной штукой. Если бы я только мог предполагать, с какими трудностями столкнусь при написании этой трилогии, то, может быть, и вовсе не взялся бы за эту работу. Но, слава богу, я этого не знал, и в итоге, строчка за строчкой, у меня вышло то, что, я надеюсь, Вы прочли. В любой книге автор и читатель являются соавторами, вместе творя неповторимую для каждого вселенную вымышленного мира. Я всего лишь постарался очертить контуры и сделать эту повесть о парне, занимавшемся каратэ, самые активные годы жизни которого пришлись на эпоху канувших в лету «лихих девяностых», максимально интересной и хотя бы немного правдоподобной. Хорошо ли, плохо ли у меня это получилось — судить не мне, а Вам, уважаемый читатель. Ну, а легкая грусть присутствует оттого, что всегда трудно расставаться с близкими тебе людьми, которыми для меня за это время стали герои этой книги — тем более, что многих прототипов, судьба которых послужила основой для сюжета этой повести, я знаю или знал лично… И именно поэтому, я не говорю им прощай, я просто скажу им: до свидания…