– Тот, кто убил двадцать девять человек, – кивнул Арсений Ильич, не отводя взгляда.
– Ты.
– Я, – сказал Арсений Ильич и ударил.
Шатов не потерял сознания. Тело просто перестало ему подчиняться и упало. Почти упало. Его подхватил Арсений Ильич и втащил в дом. Подтащил к дивану и посадил. Взял лежащие на полу наручники, надел их на руки Шатову.
– Скоро это пройдет, – сказал Арсений Ильич.
Тело Шатова самопроизвольно дернулось.
– Это ничего, это тоже пройдет. Это не надолго. Вот смерть – это надолго. Это навсегда.
Шатов застонал и пробормотал что-то неразборчиво.
– Не нужно спешить, Шатов. Теперь вы все успеете. Успеете все, что нужно, – Арсений Ильич подошел к камину и подбросил в него дрова, – все, что нужно. А нужно обычно сущий пустяк. Вот, чтобы не погас огонь, нужно всего лишь бросить в него кусок мертвого дерева. Это как жертвоприношение – чтобы получить от богов тепло и защиту, нужно убить кого-нибудь и принести его в жертву. Можно – дерево. Можно – животное. Можно – человека…
Шатов снова застонал. Тело снова начинало ему подчиняться и сигнализировало об этом болью.
– Уже легче? – спросил Арсений Ильич. – Тогда я вынужден принять некоторые меры.
– Как…кие?
– Когда у человека связаны руки, он иногда может попытаться пустить в ход ноги, – Арсений Ильич снял со стены ружье и подошел к Шатову. – Не нужно так бледнеть. Это еще не смерть. Это только немного боли…
Приклад с силой опустился на ступню Шатова. Крик боли.
– Не нужно так кричать, это не перелом, это только ушиб. Вы даже сможете ходить. Бежать не сможете… – Арсений Ильич прислонил ружье к стене и сел на стул.
– Как я… – вырвалось у Шатова.
– Ошиблись? Опростоволосились? Сваляли дурака?
– Зачем?
– Что – зачем? Зачем вы здесь? Или зачем двадцать девять трупов? Зачем бумажный дракон? Что – зачем?
– Зачем все?..
– Зачем… Вы еще спросите, кто виноват, – Арсений Ильич закинул ногу за ногу. – Кто виноват?
– Ты сумасшедший…
– Почему? Почему вы так легко вешаете ярлыки? Сумасшедший, безумец, маньяк… С чего вы взяли? Кто вам дал право? Вы, стая грязных вонючих животных, откуда вы можете знать о великом искусстве охоты? И о великом праве охотника? Что вы вообще можете знать?
– Охотника?
– Охотника! Охотника. Я ведь не убийца, нет, – Арсений Ильич поднял указательный палец и медленно покачал им, – я не могу считаться убийцей, потому что не убивал, а охотился.
– Какая разница? Ты убивал…
– Нет. Не убивал. Вы… Вы животные…
– Ты уже говорил это.
– Говорил. Я говорил это еще при первом твоем визите сюда. И ты не догадался? Не тогда, не сразу. Но как только ты узнал, что не восемь убийств, а гораздо больше. Почему тебе не пришло в голову это?
– Я не знаю, – устало ответил Шатов.
– Не знаешь… Вы не знаете. Вам не дано понять, что вас ведут на бойню, что на вас ставят эксперименты… Вы не против умереть десятками тысяч по чьему-то приказу. Нужно только назвать это войной, нужно придать этому некий ореол, и стадо с довольным блеяньем попрется на убой. Нет? – Арсений Ильич засмеялся. – Пойдете, а потом своих детенышей будете воспитывать на примере убитых баранов. Он отдал свою жизнь…
– Чушь, – сказал Шатов.
– Нет, не чушь, не чушь! Когда нет повода для войны, вы убиваете друг друга ради куска хлеба, самки, денег, места под солнцем… Просто из любопытства. От желания принести боль. А мне это не нужно. Нет. Вы привыкли побеждать толпой. Массой, вонючей, жаждущей хлеба и зрелищ. И за подачку, за полную кормушку вы готовы позволить себя доить всю жизнь, а потом и разрешаете себя убить.
Ты же знаешь, Шатов, что каждый день вы отправляете только в этом проклятом городе на тот свет полтора десятка человек. Вы иначе не можете. Вы давите друг друга машинами, травите, убиваете по пьяному делу, убиваете сами себя. А я…
– А что ты? Что ты? – Шатов звякнул наручниками, опираясь о диван. – А что ты?
– Я? Я охотник. Я один против вас всех. Один – против всех. Вас миллионы, а я один. Мне не нужны ваши дома, рабочие места. Я просто выбираю жертву, выслеживаю ее и убиваю. Один.
– Ради спортивного интереса?
– Нет. Ради… – Арсений Ильич пошевелил пальцами, – ты не поймешь, Шатов, хотя и мог бы. Ты мог бы понять…
– Объясни.
– Объяснить… Ты журналист. Что ты чувствуешь, когда после жалкой борьбы за гонорар, за рекламную статью, за подачку, ты вдруг наталкиваешься на настоящую тему. На опасную, смертельно опасную тему. Ты ведь не получишь за нее дополнительного гонорара. Никого вне твоего города не заинтересует история махинаций директора дрожжевого завода. Никого! Но ты все-таки лезешь туда, несколько недель собираешь материал, уговариваешь главного редактора рискнуть. Что тобой движет?
Шатов промолчал. Что он мог ответить? Азарт? Желание наказать порок? Неприятие грязных денег? Чушь. Азарт – да. А остальное… Он может назвать это в оправдание, но поверит ли он сам в это?
– Молчишь, Шатов? Тогда я тебе подскажу. Ты чувствуешь свое превосходство над остальными. Над толпой, которая ничего не замечает, над коллегами, у которых не хватило ума это раскопать, над идиотом директором, который не смог все это скрыть… ты чувствуешь себя полубогом. Ты – другой породы, – Арсений Ильич засмеялся. – Ты можешь представить себе, что чувствую я. Можешь.
Могу, подумал Шатов. Как ни странно – могу.
– Представить – могу, – сказал Шатов, – оправдать…
– Да кому нужно это твое оправдание? Кому? Тебе понадобилось много времени и сил, чтобы оправдать убийство двух человек ради твоего спасения? Нет?
– Они были убийцами, – произнес Шатов и тут же пожалел об этом. Зачем он спорит? Что это дает? Только возможность высказаться Арсению Ильичу. Только возможность рассказать о том, как все было на самом деле.
– Они были убийцами, – засмеялся Арсений Ильич. Куда только подевалась его сдержанность и чопорность. – Они были убийцами, и их наняли для того, чтобы убивать… Так?
Их наняли, чтобы убивать. Их нанял Васильев, чтобы убить Шатова. Об этом Шатова предупредил неизвестный, позвонив домой…
– Я охотник. Охотник, а все это, весь этот город, вся эта страна – только джунгли, сельва, в которую я вхожу, чтобы убивать. Это самое упоительное занятие – убивать, не оставляя при этом следов. Я попробовал – и никто не заметил. Никто ничего не заметил. Вы настолько тупы, что даже не заметили, как я убивал ваших соседей. Это было так легко, что быстро приелось. Слишком быстро. И я придумал нечто другое. Я продолжал вас убивать, аккуратно, незаметно. Так, что вы никогда не смогли бы докопаться до истины. А потом оставлять свою отметку. Дракона. – Арсений Ильич подошел к буфету, открыл дверцу, что-то достал и подошел к Шатову. – Ты их еще не видел?
Силуэты драконов. Десятки силуэтов, вырезанных из глянцевой бумаги, ударились в лицо Шатова и упали на пол, на диван, на колени. Шатов подхватил один листок. Вот он, дракон. Он слышал о нем, он искал его, но видит только сейчас. Простой силуэт, в профиль, зубчатые крылья развернуты, ловят ветер. Дракон. Он не похож на то чудовище, которое привиделось Шатову во сне. В том не было и намека на полет. Та лоснящаяся туша могла только леденить все вокруг себя, а потом пожирать замерзшую плоть.
– Я оставлял драконов, и это бесило вас. Не то, что я убивал. Не то… – Арсений Ильич уже почти кричал, – вас бесило то, что я бросаю вам вызов, что бросаю вызов вашему спокойствию и вашему уюту. Я заставляю вас искать меня. А вы не способны на это. Вы – не способны. У вас просто не хватит для этого воображения. Вызов и унижение – вот что я предлагаю вам. Вызов и унижение.
Арсений Ильич замолчал, раскачиваясь на стуле, словно в трансе.
Он словно пьян. Его пьянит возможность выговориться, возможность увидеть реакцию слушателя, подумал Шатов. Он никогда… Или он всегда разговаривает со своей очередной жертвой? Во всяком случае, когда это возможно. Это что, приносит ему дополнительное наслаждение?
– Унижение и вызов, – повторил, Арсений Ильич. – Но вдруг я узнал, что кто-то решил воспользоваться моим знаком. В моих угодьях и моим знаком. Я мог это стерпеть? Какая-то грязная скотина решила прикрыть свои мелкие делишки мной? Крыса, оставляющая следы дракона? Такое нельзя оставлять безнаказанным. Крысу нужно найти. Найти и уничтожить. Как?
Действительно, как, подумал Шатов. Пустить гончую? Нет, нужно выпустить приманку. Живца.
– Все очень просто. Нужно послать кого-нибудь. Нужно заставить, чтобы крыса поверила в реальность угрозы, испугалась и попыталась нанести ответный удар. Ты подошел идеально, Шатов!
– Естественно, Васильев…
– Какой Васильев? – зло выкрикнул Арсений Ильич. – Какой Васильев? Не было никакого Васильева. Был только испуганный журналист Евгений Шатов. У Васильева не хватило бы ума на то, что тебя нужно убить. Он бы дождался всех этих комиссий и купил бы их все. Это не он купил твоего главного редактора. Это я. Я! И тех двоих тоже нанял я. Ты разве не удивился, как они легко тебя находили? И возле ресторана, и в тех развалинах… Они не должны были тебя убивать. Они должны были тебя припугнуть. Им заплатили за это. Ты мне нужен был живой и напуганный.
