— Есть вещи, друг Горацио, что неподвластны даже мудрецам…
— Из «Гамлета»? Красиво… В вас, Сергей, есть чтото притягивающее, заставляющее тщательнее присмотреться, а присмотревшись, начинаешь постепенно влюбляться…
— Осторожнее, у вас муж и четверо детей… — улыбнулся Савелий.
— Это святое. — Она рассмеялась. — Желаю удачи… на рыбалке!
— Какой рыбалке?
— Так у нас говорят, когда отправляются на свидание.
Трудно сказать, чем бы закончился их разговор, но в этот момент вернулась Изабель. На ней был накинут легкий сарафан, голову украшала модная соломенная шляпка, шею обвивал ярко-синий воздушный шарф, развевающийся на ветру. Изабель выглядела так, словно сошла с обложки дорогого журнала или прилетела из далекого Голливуда. Пожалуй, на пляже не было мужчины, который бы не оценил ее привлекательность, бросив на нее полный желания взор. Но Савелий был абсолютно спокоен и невозмутим.
Он встал, не спеша оделся, попрощался с немецкой семьей, подхватил терпеливо ожидающую Изабель под руку и уверенно повел ее прочь…
Оставшись один в самолете, Мушмакаев не стал долго в нем засиживаться, и не потому, что не доверял этому странному Бешеному, рисковавшему своей жизнью и протащившему его за собой через границы нескольких стран только для того, чтобы доставить в Москву и потом отпустить, а так, на всякий случай. Мало ли что может произойти: конкуренты по бизнесу мину в самолет подложат или кто-то решит поживиться и нападет на неохраняемый самолет. Нет, нужно успеть выскочить из этого опасного убежища.
Осторожно выглянув наружу, Мушмакаев огляделся, но ничего и никого грозящего опасностью не увидел и мягко ступил на бетонное покрытие. Прислушался, все было тихо, если не считать обычных шумов аэропорта. Выждав несколько минут, он, сойдя с трапа, медленно двинулся вперед.
Не требовалось быть многоопытным террористом, а именно таким и был Мушмакаев, чтобы понять, что эти несколько метров, освещенные прожектором, и есть самый опасный участок: хорошему снайперу не составит труда всадить пару пуль, даже если жертва и попытается установить мировой рекорд в беге на короткую дистанцию.
Конечно, можно было резко взять в сторону, но тогда у него было бы совсем мало шансов выжить. Судя по всему, там был лес, и на сколько километров он простирался, одному Аллаху известно. Конечно, немного шансов у него и при выходе через аэровокзал: слишком уж у него приметная внешность. Но здесь, по крайней мере, можно рассчитывать хотя бы на счастливый случай, а на что можно рассчитывать в лесу?
За несколько секунд просчитав все это, Мушмакаев решил пойти на риск. Медленно добравшись до опасного участка, он, боязливо поглядывая по сторонам, вступил в полосу света, сделал несколько шагов и уже подумал, что все страхи оказались напрасными, и тут у его уха что-то прожужжало. Этот звук ему был отлично знаком, и он стремглав бросился в сторону спасительного выхода — к зданию аэровокзала, но резко свернул и побежал к металлическому забору, ограждавшему летное поле.
Когда он пробегал через металлические ворота, его обостренный слух уловил негромкий хлопок наверху. Мушмакаева обрадовало то, что выход с летного поля располагался под навесом, и он остановился на мгновение, чтобы перевести дух и осмотреться, потом снова бросился вперед.
Остановился он лишь тогда, когда удалился от аэродромных строений на приличное расстояние. Было довольно темно, и он мог привлечь внимание, только если бы побежал. Сознавая это, Мушмакаев преодолел инстинктивное желание бежать сломя голову и перешел на быстрый шаг.
Вскоре он очутился на дороге, но сошел на обочину и двинулся прочь от аэродрома. Ему нужно было во что бы то ни стало добраться до телефона.
Несмотря на тяжелое положение, в котором он оказался, Мушмакаев считал, что все не так уж плохо. Прошлый тюремный опыт научил его умению выживать. В швах куртки, которая как раз и была на нем, зашита тысяча долларов, и сейчас эти деньги были как нельзя кстати. Замедлив шаг на минуту, он осторожно выдернул нитку, которой был зашит потайной карман, и достал три ассигнации по сто долларов, тщательно расправил эти тоненькие трубочки и сразу почувствовал себя намного увереннее.
Надвинув спортивную шапочку чуть ли не до самых глаз, Мушмакаев хотел ухе выйти на шоссе, но передумал и пошел вперед, держась метрах в пяти от кювета. Не прошел он и трехсот метров, как его на полной скорости обогнала машина. В свете фар его могли заметить, и Мушмакаев, лишь только заметив свет, рухнул на землю. Когда шум мотора затих, он встал и вновь двинулся вперед.
Через несколько сот метров он услышал звук приближающейся машины уже с той стороны, куда он двигался, и вновь бросился на землю. На этот раз ему удалось рассмотреть машину, точнее, спецсигнал на ее крыше: то ли милиция, то ли еще кто-то из тех, с кем ему все равно не улыбалось встречаться.
Не успел он подняться, как опять пролетела машина, теперь «скорая помощь». Если бы снайпер не промазал, наверняка она мчалась бы по его душу. Значит, в аэропорту все же что-то случилось, и здорово, что он вовремя убрался оттуда.
Сколько Мушмакаев шел, он не знал: часов у него не было, но наконец-то удалось добраться до перекрестка, где был шанс поймать попутку до Москвы. Но машины проносились мимо. Никто не хотел останавливаться в такое позднее время. Сжалился над ним один дальнобойщик на огромном рефрижераторе. Проскочив несколько десятков метров, он затормозил, и Мушмакаев поспешил к нему.
— В город подбросишь? — спросил он.
— В город? — задумался парень лет тридцати, довольно внушительного телосложения.
— Не беспокойся, я заплачу.
— Сколько?
— Сколько скажешь.
— Хочешь, довезу до Садового кольца, годится?
— Вполне.
— Садись.
В огромной кабине грузового «мерседеса» было просторно, а над головой, за шторкой кто-то храпел, видно, напарник. Несколько минут ехали молча. Первым заговорил водитель:
— От бабы, что ли?
— Заметно, да? — довольно хмыкнул Мушмакаев. Парень сам подсказал тему разговора.
— Есть немного, — улыбнулся тот. — Выгнала?
— Нет, муж вернулся, — сделал кислую мину Мушмакаев.
— Накостылял? — сочувственно спросил водитель.
— Нет, обошлось. Пока он с ней выяснял отношения, я и смотался.
— Повезло. Ты кто по национальности?
— Дагестанец, а что? — насторожился Мушмакаев. — Не любишь черножопых?
— Не заводись, парень. Если бы я имел что-то против иноверцев вроде тебя, то не стал бы тебя выручать.
— Извини, сорвался. Надоело: чуть что, так сразу на нас все валят. На каждом шагу документы спрашивают.
— А ты поспокойнее, понимать нужно, что это не к тебе лично, а вообще… Не говоря о том, что сейчас все москвичи к празднику готовятся.
— Вообще? Почему-то вообще тебя лишний раз не остановят и не станут тыкать, что ты какой-то не такой, даже и в праздник. Иногда мне даже обидно, что я не родился русским.
— А вот это ты зря! От своей национальности никогда не нужно отказываться. Это все равно что от своей матери отказаться. — В его голосе было что-то обидное, но Мушмакаев вдруг подумал, что не нужно развивать эту скользкую тему.
— Ты откуда едешь? — перевел он разговор в нейтральное русло.
— Из Болгарии консервы везу.
— Из Болгарии?
— Бывал там?
— Да, несколько дней назад вернулся.
— То-то я смотрю, загорелый какой.
Мушмакаев с трудом сдержал усмешку: нашел загорелого! Во-первых, он отроду очень смуглый, во-вторых, лицо его так заросло щетиной, что рассмотреть «загар», да еще в темноте, было и вовсе немыслимо.
— Да, немного отдохнул, поплавал… А где ты живешь?
— Сибиряк я. Из Омска. Знаешь такой?
— Как не знать? Большой город, — уважительно сказал Мушмакаев, радуясь тому, что парень из такого далека, что, вполне вероятно, и не слышал, кто такой Мушмакаев.
— Не только большой, но и красивый, зелени много, цветов. — Парень явно был патриотом своего города и с удовольствием перечислял все его достоинства.
— А мне и похвастаться нечем, — вздохнул Мушмакаев.
— А ты откуда?
— Из Москвы, — усмехнулся Муха.
— Да ты шутник, парень. Давно в Москве?
— Больше трех лет.
— Как я заметил, сколько бы кавказцы ни жили среди русских, акцент все равно остается.
— Откуда ты взял? Я же не очень долго живу здесь.
— Вспомни Кикабидзе? Или Нани Брегвадзе?
— Не знаю, может, ты и прав, — решил согласиться Мушмакаев. Его раздражало, что, о чем бы они ни заговорили, все время сбивались на национальный вопрос. — Извини, приятель, но ты не объявил мне свою цену.
— Какую цену? — не понял водитель.
— Сколько я тебе должен за проезд? — Он вытащил из кармана стодолларовую купюру. — Только вот сдачу придется искать: мельче нет.
— Убери, парень! — недовольно бросил тот. — Разве у вас в Дагестане требуют деньги, когда выручают кого-нибудь в трудную минуту?
