— Всего за булку хлеба и это сало? — спросил Демидов, с аппетитом откусывая кусок бутерброда.
— Я у них бабу просил. — Сукачев осклабился, обнажив фиксы, и так откровенно посмотрел на Женю, что она невольно съежилась от его взгляда. — Председатель не дал. Выматерил даже. Такой трухлявый старичок с виду, а оказался ядовитым. За салом и хлебом, говорит, приходи. А бабами не торгуем. Они у нас своих мужей с фронта ждут.
— Хороший старичок, — заметил Демидов.
— Для кого как, — ответил Сукачев и, снова посмотрев на Женю, спросил: — Мост-то разминировали?
— Разминировали, — ответил Демидов. — Они в один понтон целый ящик тола заложили. Кое-как в проводах разобрались. Тол выбросили в реку. А за салом к дедку, как только домой вернемся, еще сходишь. Сало у него отменное.
Снаружи снова раздались автоматные очереди. Демидов резко поднялся и сказал Сукачеву:
— Ты становись к пулемету и, ни на миг не отрываясь, смотри на дорогу. Как только появятся немцы, стреляй. Но когда открывать огонь, решай сам. Патроны у нас все при себе. Сильно не расшвыривайся. — Потом повернулся к Жене: — А ты будь все время при рации. Сейчас вся надежда на тебя.
Демидов вышел, а Сукачев кинулся к пулемету. Стрельба слышалась не только от выхода из блиндажа, но и с другой стороны дороги, из дзота, в котором засел со своими разведчиками Гудков. Сукачев припал к прицелу и дал длинную очередь. Выждал паузу, потом начал стрелять снова. Затем наступила такая тишина, что Женя услышала из траншеи голос Демидова:
— А ну-ка, Миша, дай очередь по лежачим.
Женя поняла, что Демидов обращался к Коваленку. И тут же выругался Сукачев.
— Вот ведь суки, — зло, с нескрываемой ненавистью сказал он. — Попадали на дорогу все, как мертвые. А когда Коваленок выстрелил, двое зашевелились. Один даже бежать попытался.
Жене до жути захотелось посмотреть на валяющихся на дороге немцев, которых разведчики не пустили к мосту, но тут снова началась автоматная стрельба. А потом вдруг издали донеслась канонада и послышались разрывы тяжелых снарядов. Из щелей в накатах блиндажа с сухим шелестом посыпалась земля. Так могла стрелять только наша артиллерия. И сразу же в наушниках раздались позывные штаба полка. Женя ответила. У штабной радиостанции находился Глебов.
— Слышите? — открытым текстом спросил он.
— Да, слышим, — передала Женя, понимая, что Глебов имел в виду артиллерию.
— А как у вас? — спросил Глебов.
— Одну атаку отбили, ждем вторую.
— Держитесь, — передал Глебов. — Я хочу тебя видеть живой.
От этой фразы Женю обдало жаром. На передовой вовсю гремел бой, к мосту приближалась новая группа немцев, а Глебов хотел видеть ее живой. Это было больше, чем, если бы он сказал ей: «Я люблю тебя». Это было, как люблю навеки и ни за что не хочу потерять. У Жени шевельнулось сердце. У нее возникло чувство, что она давно и преданно любит Глебова и тоже ни за что не хочет потерять его. Он вдруг стал ей до того дорог, что Жене захотелось заплакать оттого, что она не может увидеть его сейчас. И тут же появилось щемящее чувство безысходности. От моста до передовой было всего два километра, но Жене показалось, что эта фраза пришла из такой далекой дали, что ни ей, ни Глебову никогда не преодолеть расстояния, разделяющего их.
5
Потеряв около десятка человек убитыми и не отбив у разведчиков мост, немцы изменили тактику. Они пошли не вдоль дороги, подставляя себя под собственные пулеметы, поставленные в дзотах, а решили подойти к мосту вдоль берега реки. Правда, пулеметы доставали своим огнем и берег, но немцы, очевидно, надеялись, что главное внимание разведчиков будет сосредоточено на дороге. Они уже поняли, что мост захватила не очень большая группа, которую надо было немедленно уничтожить. Судя по артиллерийскому огню, русские перешли в наступление и главной целью их атаки будет полный контроль над мостом. Кто владеет мостом, тот владеет и ситуацией.
Берег был голым, спрятаться на нем не представлялось возможным, но в одном месте его перерезала скатывающаяся к реке небольшая ложбинка. Немцы решили сосредоточиться в ней, а потом одним рывком проскочить простреливаемое пространство до мертвой зоны, куда уже не доставал огонь пулемета. Оттуда до дзота подать рукой, его можно будет забросать гранатами.
Первая группа немцев из трех человек незаметно пробралась до ложбинки и затаилась там. Все внимание разведчиков было сосредоточено на хуторе и дороге, ведущей от него к мосту. Демидов хорошо видел в бинокль, как большая группа немцев, рассевшись в двух грузовиках, направилась к линии фронта, откуда доносились непрерывные разрывы артиллерийских снарядов. Потом с передовой к хутору подъехал броневик. Около него тут же выстроились около полутора десятков солдат. «Откуда же они берутся?» — с тоской подумал Демидов, глядя на строящихся немцев. И впервые пожалел о том, что не попросил Глебова накрыть огнем артиллерии хутор. Ему показалось, что именно там сейчас готовится главная атака на дзоты.
Броневик не спеша двинулся к дороге, солдаты, на ходу поправляя амуницию, строем направились за ним.
— Коростылев! — крикнул Демидов, не отрывая взгляда от бинокля. — Иди в блиндаж и передай радистке, чтобы попросила наших накрыть артиллерией хутор. Там этих фашистов еще может быть тьма тьмущая.
Демидову подумалось, что, потеряв хутор, немцы могут запаниковать. Хотя уничтожать собственное добро всегда было жалко. Ведь на хуторе наверняка и сейчас еще могли жить наши люди. А если и не живут, то он мог пригодиться тем, кто придет сюда, когда выгонят немцев. Демидову всегда было больно смотреть на наши сожженные дотла деревни, в которых на месте бывших домов торчали одни, неведомо каким способом уцелевшие, печные трубы. Но мимолетная жалость, промелькнувшая в глубоком подсознании, тут же уступила место опасности, которая шла от хутора. Немцы уже давно превратили его в мощный опорный пункт, и будут безжалостно расстреливать из-за толстых кирпичных стен наших солдат, которые станут рваться к мосту.
Коростылев, тоже следивший за немцами, поднялся во весь рост и уже повернулся, чтобы идти в блиндаж, но вдруг ударился спиной о стенку траншеи, словно его кинула на нее неведомая сила, и, выронив из рук автомат, стал сползать на землю. И только тут Демидов услышал визг пуль над головой. Кто-то стрелял из автоматов по разведчикам длинными очередями. Он инстинктивно бросил взгляд на Коростылева и увидел над его правой бровью круглое отверстие, из которого, растекаясь по лицу, бежала струя крови. Судя по звуку автоматов, стреляли от реки с близкого расстояния. Поднять голову и разобраться в обстановке было невозможно — пули, пересекая траншею, вонзались в бруствер, поднимая пыль.
Демидов машинально приставил автомат к стенке траншеи, отцепил от пояса гранату и, выдернув чеку, размашисто бросил ее в сторону реки. Тут же туда полетела граната, брошенная Коваленком. Схватив автомат, Демидов высунулся из траншеи и увидел припавших к земле трех немцев, оказавшихся всего в двадцати метрах от блиндажа. Гранаты упали одна справа, другая слева, не задев их. Демидов дал длинную очередь из автомата. Один немец перевернулся на спину, другой, скрючившись и судорожно перебирая ногами, — на бок, третий, припав лицом к земле, даже не пошевелился.
Демидов почувствовал острый холодок под ложечкой. Он видел немцев, наступающих вдоль дороги, но как они оказались сзади, не мог понять. Ясно было одно — теперь бой придется вести в окружении. И уже есть первая потеря. С Коростылевым они воевали вместе больше года, это был хороший разведчик, надежный и опытный боевой товарищ. У Демидова заныло сердце. За два с лишним года войны он видел немало смертей своих боевых товарищей, но привыкнуть к этому не мог. Да и можно ли привыкнуть к гибели человека, если вместе с ним из жизни уходит целый мир.
Два дня назад Коростылев получил письмо из дому, в конце которого была маленькая приписка, сделанная детской рукой: «Папа, береги себя. Мы очень по тебе соскучились».
