Все это Райхлин терпеливо объяснил Никонову и добавил:
– Кроме того, у меня денег осталось в обрез, на плацкартный билет. О самолете и говорить не приходится.
Они подошли к билетным кассам. Московский поезд отправлялся через час.
– Видишь, как все складывается. Как раз успеем перекусить в ресторане, если угостишь.
Никонов расщедрился: оплатил за двоих, купил билеты в спальный вагон. Странное они представляли зрелище: хорошо одетый Райхлин и Никонов, прихвативший с собой в Междуреченск шмотки для работы на все времена года и не подумавший о парадно-выходном костюме. Но именно бомжеватого вида рабочий платил деньги и диктовал свои условия. Когда поезд, издав визг смертельно раненного животного, тронулся с места, а проводница собрала билеты, он запер дверь и сказал:
– Ну, как будем делить рубин? Распилим поровну или честно разделим вырученные за него деньги?
– У меня дома есть шестьдесят тысяч долларов. Я тебе их отдам сразу как приедем. Ты станешь богатым человеком.
– Да, стану, – радостно подтвердил Никонов, – только не с жалкими шестьюдесятью тысячами. Хочешь, гад, кинуть мне подачку, а сам заграбастать настоящие бабки? Не выйдет! Это я нашел рубин, и я провисел почти двое суток на дереве, между прочим из-за твоего болтливого языка. Тебя когда-нибудь привязывали голым к дереву? Знаешь ли ты, какие муки испытывает при этом человек? Днем жарит солнце, оно печет час за часом, и даже загоревшая кожа покрывается волдырями. Тебя бросает в жар, потом начинает бить озноб, и тут на лес опускается ночной мрак. Ты висишь, и у тебя зуб на зуб не попадает от холода! А всякая мерзкая живность, которую человек обычно не замечает! Днем свирепствуют кусачие мухи, вечером налетают комары, даже ночью в тело впиваются какие-то твари. А ворона! Почему ни один из вас не осмелился прогнать ворону? Левшу боялись! Эта дрянь спикировала мне на голову и нацелилась выклевать глаз. Видишь – шрам на брови. Хорошо, что охранник сердобольный попался, швырнул в гадину камнем. Да, он угодил мне в лоб, зато спугнул мерзавку. И ты мои муки оцениваешь в жалкие шестьдесят тысяч! Пиши расписку.
– Какую расписку?
– Я, фамилия, имя, отчество, похитил у государства рубин ценой шестьдесят.., тьфу ты! шестьсот тысяч долларов с целью его продажи и незаконного получения денег. Подпись. Эта бумажка будет мне железной гарантией. А то продашь рубин и кинешь меня, как последнего лоха. Я отдам ее тебе, как только получу взамен деньги, триста тысяч.
– Я не буду этого писать, – сказал Райхлин. – Тем более что в лучшем случае я выручу за рубин пятьсот.
– Прибедняешься. Но если даже пятьсот, тебе останется хорошая сумма. А насчет расписки я бы на твоем месте не упрямился.
Рабочий цепко ухватил инженера за лацкан пиджака. Рука у него была сильная, мускулистая, как у любого, занимающегося тяжелым физическим трудом на свежем воздухе. Райхлин подумал, что в любое мгновение эта рука может нанести ему сокрушительный удар.
– Ладно, – покорно сказал Райхлин. – Я напишу все, что ты скажешь, лишь бы сохранить нашу дружбу.
– Дружбу?! Да ею здесь и не пахнет! Временный союз на корыстной основе…
Их сгубило то, что у Никонова не было приличной домашней библиотеки.
Он жил на окраине Москвы в двухкомнатной квартире вместе с женой и ребенком. Они занимали большую комнату, а дочке отвели маленькую. Когда жена вернулась с работы и увидела лежащего на диване мужа, она всплеснула руками:
– Господи! Тебя снова надурили!
– С чего ты взяла? Может, это я всех надурил, – слегка заплетающимся языком ответил Никонов.
Он уже отметил в гордом одиночестве свое возвращение, но первым делом спрятал расписку. Да, жаль, что у них не было роскошной домашней библиотеки, длинных стеллажей во всю стену, плотно уставленных бесчисленными томами собраний сочинений классиков, простенькими книжечками с истрепанными переплетами и роскошными фолиантами, которые некоторые поклонники библиодизайна раскрывают раз в год, надев чистые перчатки.
Когда в квартиру Никоновых нагрянула опергруппа, предъявив ордер на обыск, кто-то из оперов заметил, что нервозность хозяина усиливается, стоит подойти к большой импортной “стенке”. Ее обыск начали с двух книжных полок, где свободно разместилась вся библиотека хозяев: детские книжки, детективы, несколько сентиментальных романов и красочное издание “Холодное и огнестрельное индивидуальное оружие”. Именно из него выпал заклеенный конверт, в котором лежала расписка Райхлина. После этого Никонов рассказал все от начала до конца, естественно отведя себе роль безвинной жертвы.
– Можете еще что-нибудь добавить в свое оправдание? – спросил старший опергруппы.
Развинтив плафон люстры, рабочий добавил еще пакетик с маленькими разноцветными камешками.
– Ладно уж, ты за свои грехи авансом отмучился, – сказали ему на прощание.
А вот с Райхлиным разговор был суровый. Он как раз нашел покупателя и держал камень у себя дома. Рубин конфисковали, до приговора суда изъяли и те самые шестьдесят тысяч, а инженера отправили в камеру. Оба они, и рабочий, и инженер, терялись в догадках, кто же мог навести милицию. А виной всему была одна-единственная фраза, которую обронил в лесу Левша, оправдывая перед Комбатом учиненную над Никоновым расправу…
* * *
Когда, услыхав звонок и открыв дверь, изумленный Рублев увидел перед собой Бахрушина, он с трудом удержался от радостного восклицания: “О, какие люди! И без охраны!”, тем более что это во всех смыслах было правдой.
Но полковник мало напоминал человека, обрадованного встречей с другом. По его лицу скользнула вымученная улыбка и тут же погасла, сменившись грустным и усталым выражением лица. Рублев моментально оценил ситуацию и, протянув руку, сдержанно сказал:
– Очень рад, Леонид Васильевич! Проходите, будьте как дома.
– Здравствуй, Борис! Уже столько времени обещал распить с тобой бутылку, теперь решил сдержать слово.
Щелкнул замок портфеля из натуральной кожи, и в руках у Комбата оказалась литровая бутылка водки “Абсолют”. Он провел гостя в комнату, а сам шепнул несколько слов Даше. Она ответила фразой в духе медико-воспитательных брошюр о вреде пьянства, но тут же скрылась на кухне.
– Та самая девочка, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Бахрушин.
– Ага, – на всякий случай подтвердил Комбат.
– Я говорил с людьми. Трудную вы мне задали задачу. Тем более что ваш егерь не простого человека зарезал, а главу района. Номенклатурного работника – так мне сказали в одном кабинете. Представляешь, советская власть еще в прошлом веке приказала долго жить, а они, как раньше, величают себя номенклатурными работниками, мыслят совковыми категориями. Ну и остальные убийства все еще висят на твоем егере. Ты должен, как обещал, найти настоящего исполнителя. Тогда, учитывая обстоятельства, может быть, удастся скостить срок твоему Чащину лет до пяти. А пока ему грозит пожизненное заключение.
– Хорошо, будет вам убийца, – заявил Комбат.
– Да не мне! Я здесь вообще сбоку припека, просто напоминаю о старых грехах людям в отдельных кабинетах, которые некогда имели неосторожность засветиться по моей линии. Ты ведь тоже времени даром не теряешь.
– Скорее Даша. Поставила в ружье всех моих друзей, чуть ли не на Верховный Суд хочет выйти. И меня спутала по рукам и ногам. Ну как ей сказать, что такие дела невозможно решить только легальным путем.
– Кстати, насчет твоих дел. Ты смотрел вчера по НТВ программу “Криминал”?
– Зачем? У меня в жизни криминала выше крыши.
– Счастливый человек! Сделал дело – и плевать ему на медные трубы, пусть они трубят во славу других, подоспевших, чтобы снять сливки. А между прочим, телевидение сообщило, что в результате долгой и кропотливой оперативной разработки сотрудникам департамента экономической безопасности удалось предотвратить хищение драгоценных камней на сумму более миллиона долларов.
– Надо же, в результате долгой и кропотливой разработки, – хмыкнул Комбат. – А почему драгоценностей? Я ведь сообщил про один рубин?
– Да так, обнаружили еще кое-что по мелочам. Но главное, безусловно, твой камень. Со слов экспертов, после огранки его цена может составить миллион двести тысяч долларов.
– Ото! Один камешек стоит дороже нескольких пудов золота. Это какая-то запредельная цена.
– Ну, до запредельной ему как до звезд! Некоторые алмазы оцениваются в десятки миллионов, но в практике департамента случай действительно уникальный. Благодаря тебе подсластили ребятам горькую пилюлю.
– Я что-то не понимаю, – честно сказал Комбат.
– Помнишь, Борис, я рассказывал тебе о команде Матроса, из-за которой тебе пришлось оставить Москву. Я обещал, что вскоре она будет разгромлена и ты окажешься в полной безопасности. Знаешь, я тогда сам верил своему обещанию. Почти год сотрудники вели разработку команды. Они вычислили трех звеньевых, самого Матроса, взяли с поличным рядовых членов банды. Но ее деятельность была налажена таким образом, что раздобыть улики против ключевых фигур оказалось невозможно. В ФСБ решили сменить тактику, и в это время сначала ты сообщил о работающем на бригаду киллере, а затем добрая треть ее исполнителей вышла из игры. Момент казался чрезвычайно благоприятным, и в команду внедрили нашего человека. Он поработал несколько дней, передал кое-что по мелочам и вдруг исчез. Честно говоря, тут виновато обычное разгильдяйство. Наш человек служил в Чечне, как выяснилось задним числом, один из членов банды тоже, и их пути неожиданно пересеклись. После нескольких дней тишины отпали всякие сомнения в том, что наш человек убит.
