— А кто этот белобрысый с ними?
— Да шкет один… «Шестерка» Степана.
— Хорошо, забудем, — согласился Игнат, не заметив того, что в его голосе неожиданно прорезалась грусть. Петя Кроха вида не подал, уткнулся в пивную кружку. — Ты про Дарью никому не говорил? Ты не подумай чего, я тебе верю, но мало ли…
— Абсолютно никому, — искренне побожился уркач. — Уж не на вшивость ли ты меня проверяешь?
— Не напрягайся, — отмахнулся Сарычев. — Ты единственный человек, которому я доверяю. Гадина какая-то у меня завелась, никак вычислить не могу. Как у тебя Дарья?
— Все в порядке, не переживай, — заверил уркач. — С ней мои люди. В каждом из них уверен, как в себе.
— Где же ты ее держишь?
— На даче одной, в Богородском, — сообщил Петя Кроха. — Только ты не подумай чего, мы с ней никакого баловства не творим. Что я, не понимаю, что ли!
Женщины за соседним столом вновь рассмеялись — непринужденно, с каким-то вызывающим азартом, запрокинув головы. Обыкновенные красивые насекомые, собирающие сладкий нектар жизни.
— Не оправдывайся, верю.
Приклеенная бородка щекотала кожу, но Сарычев стойко терпел, опасаясь содрать ее вместе с кожей. Внешность его изменилась кардинально, вряд ли кто из знакомых способен узнать в этом плутоватом мужичке грозу уркачей и жиганов.
— Да я и не оправдываюсь, — отозвался урка, задержав взгляд на веселящихся девицах.
— А как ты узнал, что Кирьян будет здесь?
— Хм… Игнатушка, ты порой меня удивляешь своей простотой. Не позабыл, что я тоже урка, хоть и бывший, но кое-какие связи в преступном мире у меня остались?
— Не позабыл, — улыбнулся Сарычев.
— Вот мне и шепнули на ушко. Денег это не стоило, так, по старой дружбе… Кирьян ведь задымился и теперь очень осторожный сделался. Сначала он кого-нибудь из своих «шестерок» вперед отправит, а если опасности нет, то уже и сам заявится. Матерый зверь — опасность за версту чует. Только вот твои бы не оплошали, — прищурился старый уркаган.
— Не боись, не оплошают, — пообещал Игнат Сарычев и коротко глянул в угол зала, где сидело три человека в потертых костюмах.
С виду обыкновенные мастеровые, забежавшие в пивной кабачок выпить по литру пива. Мастерством перевоплощения они владели отлично. Никто из присутствующих даже не подозревал, что их соседями были опытнейшие сотрудники уголовного розыска. Недалеко от входа обнималась молодая парочка — тоже оперативники. А в сумочке у дамочки лежал револьвер.
— Я у тебя что хотел спросить, — пригубил пива Сарычев. — Ты специально подвел Кирьяна к окну, в тот момент, когда мы Дарью провожали? Ведь он же мгновенно раскусил подставу. Ты и соглашения со мной выполнил, и жигана от пули спас. Понятно, ведь он же твой питомец. Жалко, наверное, его стало. Признайся, Кроха!
Петя Кроха нахмурился:
— У меня с ним своя арифметика… А только умирать ему пока еще рановато.
— Ну-ну, смотри, — невесело хмыкнул Игнат, — только он тебя вряд ли пожалеет, когда повстречает.
У входа кто-то громко и похабно выругался. Сарычев невольно обернулся. Сначала он увидел высокий силуэт, размазанный табачным дымом, а потом, по мере приближения, фигура становилась все отчетливее, пока наконец Игнат не увидел бойкого парня лет двадцати семи.
В дорогом костюме и галстуке, он выглядел преуспевающим коммерсантом, лишь по недоразумению оказавшимся в дешевом пивном кабаке. Ему больше подошел бы широкий дубовый стол с кучей канцелярских принадлежностей, но Сарычев мгновенно узнал этого человека — это был карманник высочайшей квалификации Мишка Хват. Его дневному заработку мог бы позавидовать иной нэпман.
Карманник прошел между рядами в ту сторону, где сидели по виду мелкие щипачи, но, заметив Петю Кроху, сменил направление.
— Ба! Какие люди! — шумно заговорил он. — Да это же сам Петя Кроха! Не ожидал, приятно удивлен. — И уже чуть сдержаннее: — Вот что значит блатной старой школы. Я слышал, что тебя жиганы приговорили, а ты здесь сидишь.
За соседним столиком оборвался женский смех. Присутствующие как бы случайно стали оборачиваться. Интерес к громким шуточкам Хвата проявился немалый.
Петя Кроха нахмурился и произнес как бы в сторону, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Вот молодежь пошла, совсем стариков в грош не ставит. Раньше, бывало, по имени-отчеству величали, за мастерство долю отстегивали, а теперь за ровню держат. Все изменилось в этом мире, и не в лучшую сторону. — И, окрысившись, проговорил: — А ты не знаешь, что у меня уговор был?
— Ах, ну да, конечно, — усмехнулся карманник, — только не думай, что ты пожизненную амнистию заработал. Как бы тебе старые грешки не напомнили. — Скривившись в злой гримасе, он отошел к своим.
Присаживаться Мишка не стал. Лишь сделал несколько глотков из протянутой кружки, что-то произнес, наклонясь к столику, после чего заторопился к выходу.
Дружки Хвата рассеянно посмотрели по сторонам и, оставив на столах недопитое пиво, направились к двери.
Двигались они неторопливо, как люди, вдоволь нахлебавшиеся праздника, и только поворот головы первого из них — заметно напряженный и одновременно скользкий — указывал на то, что они почуяли неладное. Игнату Сарычеву стало ясно, что Кирьян не появится. Мишка Хват находился всего в трех шагах от выхода. Стоит ему перешагнуть порог, и тогда его не достать. Его появление в пивной было не случайно, наверняка где-то в соседнем переулке его дожидается Кирьян Курахин.
— Стоять! — крикнул Сарычев, выхватывая револьвер.
На мгновение в пивной установилась тишина, и присутствующие как по команде повернулись в его сторону.
Сарычев смотрел на чуть приостановившегося Хвата. Вот он взглянул через плечо, их глаза встретились, высекая искру. Нечто подобное происходит в заоблачной дали, когда в противоборстве сталкиваются грозовые тучи, порождая молнию.
А далее гром!
От входа, пересекая Хвату дорогу, двинулся молодой сотрудник. Его приняли на службу всего лишь неделю назад, и Сарычев едва знал его в лицо. Не мешкая, Хват сунул руку в карман и, не вынимая оружия, дважды выстрелил. Парень принял пули в грудь. Скорее всего, он даже не понял, что произошло.
Полетел в сторону опрокинутый столик, и с трех сторон ко входу устремилось одновременно шесть человек. Столько же должны были блокировать выход. Жахнул выстрел, и пуля с угрожающим хрустом врезалась в потолок.
— Стоять!
— Милиция!
Возгласы раздавались уже снаружи.
— Всем стоять! — рявкнул Сарычев. От мгновенно возникшего в зале гвалта он едва услышал собственный голос.
Пробираясь к выходу, он сильно стукнулся коленом об упавший стул, кто-то с перекошенным лицом бросился прямо на него. Явно не для того, чтобы выразить почтение. Игнат стремительно ткнул рукоять пистолета в раззявленный рот. Хрустнули зубы, и нападавший, зажав ладонями лицо, присел.
Мишка Хват, споткнувшись о перевернутый стол, выскочил наружу. И в тот же миг раздался его отчаянный вопль. В зал ворвалось несколько человек с наганами в руках. Первым бежал Кравчук. А несколькими секундами позже Савелий Кондрашов вместе с Петром Замаровым ввели Хвата, нещадно выворачивая ему руки.
— Пальцы! Пальцы осторожней! — умолял карманник. — Как же я без них, не на паперть же мне идти!
— А я тебе их сейчас и выверну! — орал Кондрашов. — Человеком будешь.
Карманники, щипачи — народ в основном мирный, это не стопорилы с револьверами за поясом. Сокрушенно понурившись под конвоем милиционеров, задержанные двинулись к выходу.
* * *
Судя по довольному лицу Мишки Хвата, он рассчитывал, что в уголовку он пришел ненадолго. Вроде как для приятного времяпрепровождения: вот сейчас выпьет предложенный ему кофе, выкурит сигару и, помахав ручкой гостеприимному хозяину, отбудет восвояси.
Но изображать удовольствие карманнику явно было нелегко, вот и лоб собрался в напряженные складочки. Никак, от натуги.
— Ты что-то слышал обо мне? — задал неожиданный вопрос Сарычев.
— Кто же о тебе не слышал? Не успел в Москву приехать, а такой шухер в Белокаменной устроил, что не приведи господь.
На лице ни враждебности, ни злобы. В общем-то, обыкновенное лицо, не придраться. Любопытство, правда, присутствует, этого не отнять.
— И что говорят?
— Порядок любишь!
Вот оно как. Странно услышать такое из уст карманника. Сарычев невольно хмыкнул:
— А кто ж его не любит?
— Вот и я об том же, гражданин начальник. Каждый сверчок знай свой шесток. Нынче в Москве от залетных и не протолкнуться. Откуда только не понаехали! Хрен их всех разберет… Со всей России приперлись! Раньше как бывало, работаешь на своем участке, где-нибудь на вокзале, и знаешь, что никто на твою территорию не сунется. А сейчас? И воронежские, и ярославские, даже из Сибири понаехали. Что же это им всем дома-то не сидится? Считают, что Москва — город хлебный, всех прокормит. Только ведь город-то не безразмерный. Ты бы шугнул, Игнат Трофимович, всех этих гастролеров, а то на кусок хлеба заработать не дают.
