На окраине Москвы он взял такси и отправился дальше. Вышел из машины, прошел через сквер, там снова взял такси. До нужного ему дома он не доехал, вышел раньше, и еще минут десять шел пешком, петляя, как заяц.
Прошел мимо дома, в котором теперь жил Глеб, бросил взгляд на окна третьего этажа. Кухонная форточка была открыта. Так и договаривались. Глеб сделал небольшой крюк по дворам окрестных домов, еще раз убедился, что слежки за ним нет, вернулся к знакомому дому и поднялся на третий этаж.
Дверь ему открыл Глеб. Горецкий быстро переступил порог, захлопнул за собой дверь и только после этого сказал придушенным голосом:
– Привет!
Глеб молча кивнул в ответ.
– Как дела? – спросил Горецкий.
Глеб пожал плечами. Горецкий негромко рассмеялся.
– Не дрейфить! – скомандовал он. – Все идет по плану! Где сестренка?
– Спит.
– Это хорошо. Пойдем на кухню, покалякаем.
Прошли на кухню. Глеб смотрел мрачно.
– Подполье, брат, – понимающе сказал Горецкий. – Тут выдержка нужна.
Окинул взглядом кухню.
– Как устроились?
– Привыкаем, – сказал Глеб.
– Главное, что квартира незасвеченная. Хозяев нет и будут не скоро. Я когда-то баб сюда водил, – засмеялся Горецкий. – Предупреждаю, кстати: диван тут жутко скрипучий, падла.
– Я ножки повыдергивал, – буркнул Глеб. – Чтобы не навернуться.
– Привыкаешь, значит, – одобрительно сказал Горецкий. – А как Женька?
– Нормально. Она уже давно шпионской жизнью живет. Эсэмэски, записки тайные, ячейки банковские. Это для нее просто очередное приключение.
– Новые сообщения приходили?
– Нет.
– Ну и ладно, – не расстроился Горецкий. – Значит, так. Ты свою мобилку не включай ни на полсекунды. Засекут в два счета. Мне тоже не звони. Все общение – только при личном контакте. Дальше. Квартиру твою бомбанули.
– Кто?
– ФСБ.
Глеб заметно побледнел.
– А ты как думал – я шутки шучу? – внушительно сказал ему Горецкий. – Уж если я сказал, что залегаем на дно – значит, залегаем. Ладно, не дрейфь! – посоветовал покровительственным тоном. – Как видишь, мы их опережаем. Потому что у нас преимущество, Глеб. Я знаю изнутри, что происходит. А они как слепые котята тычутся наугад. И опять мы их опередим. Документы уже делают. Недели две – и уезжаем.
– Из Шереметьево улетаем? – спросил Глеб.
– Ну что ты! – отмахнулся Горецкий. – Там компьютеры и ультрафиолет, там же паспорта чуть не обнюхивают. Мы по-другому, Глеб. Мы поездом на Украину, будто в Ялту едем. А на Украине меняем маршрут и чешем электричками в Молдавию. Никакого риска. Из Кишинева на Кипр два рейса в неделю. Там мы первый раз свои загранпаспорта по-серьезному засветим. Но там уже безопасно. Ты с Женькой работаешь? – озаботился Горецкий.
– Да.
– Ну и как?
– Потемки у нее в мозгах, – вздохнул Глеб.
– Да, это скверно, – признал Горецкий. – Но у меня знаешь на что надежда? Когда мы банк установим, она просто подпишет нужные бумаги, не задумываясь, переведет деньги куда надо – и не нужно нам, чтобы она что-то помнила или понимала. Знаешь, как сейчас она приходит здесь, в Москве, в банк, ставит подпись, подпись совпала – все отлично, никаких вопросов.
Он снова уговаривал и самого себя, и Глеба с собой вместе.
– И еще, – сказал Горецкий. – Просьба к тебе. Ты присматривай за нею, Глеб. Во-первых, чтобы она без тебя никуда не ходила. Во-вторых, не давай ей никуда звонить. Вообще, если бы не эсэмэски эти, которые ей приходят, – выключить бы ее мобилу к чертовой матери! – мечтательно произнес Горецкий. – Какая у нее мобилка, кстати?
– «Самсунг».
– Хм, – обозначил удивление Горецкий.
– А что?
– Ничего. Просто спросил. Чтобы знать.
Ведьмакин сказал: «Телефоны “Самсунг”». Во множественном числе.
* * *
– Я вас умоляю! – сказала Катя.
– Не надо! – поднял руки Корнышев, отгораживаясь от нее.
– Но вы мне только скажите!..
– Ни-че-го!
– Вы не можете так поступить!
– Запросто!
– Ну почему?! – в отчаянии воскликнула она.
Она не могла понять, почему за окном промелькнул и исчез человек, который, как казалось, был не просто ей знаком, а гораздо-гораздо больше для нее значил, но он исчез, растворился, а Корнышев теперь не хочет ни показать его снова, чтобы Катя убедилась, что это не обман и не мираж, ни даже разговаривать на эту тему не желает.
– Объясняю, но один раз! – сказал Корнышев. – В этом деле важна постепенность. Для вас всех. Если происходит что-то необычное, к этому сначала нужно привыкнуть. Сжиться с этим. Чтобы не тронуться умом.
Катя слушала Корнышева и кивала часто-часто. Или это у нее голова дрожит? И щеки почему-то пунцовые. Аж горят. Она не в себе немного. В шоке. Но он ее уже сломал. Ничего она больше про свою к нему ненависть говорить не будет. Она будет теперь шелковой. Потому что Корнышев смог ее поразить сильнее, чем в тот раз, когда в одночасье перенес ее в Москву. Там было всего лишь перемещение в пространстве. И во времени, если разобраться. А тут он на глазах у изумленной публики покойника оживил. У кого хочешь крыша поедет.
– Я сейчас вызову врача, – сказал Корнышев. – Мне ваш вид не нравится, Катя. Пускай врач вас посмотрит, мне так будет спокойнее. А через время… Через день или два… Когда вы в себя немножко придете – вы мне поможете.
– Как? – безропотно отозвалась Катя.
– Мне нужно, чтобы вы с Никифором поговорили. Чтобы убедили его, что я вам не враг.
Катя кивнула согласно.
– Чтобы подготовили его к разговору со мной, – сказал Корнышев. – Но говорить ему про это, – показал за окно Корнышев, – пока не надо.
Снова Катя кивнула.
– И еще по поводу ключа, – Корнышев продемонстрировал ключик, который все это время вертел в руках. – Он вам знаком?
– Да.
– Расскажите, что это за ключ.
– От банка. То есть от сейфа в банке, – пробормотала Катя.
– Банк – где? – уточнил Корнышев.
– На Кипре.
– Дальше! – попросил Корнышев.
– Я арендовала ячейку.
– Для чего?
– Хранила там свои вещи.
– Какие?
– Фотографии Вани Алтынова. Записочки его. Открытки всякие смешные, которые он мне дарил, – механически перечисляла Катя, и была она сейчас похожа на говорящую куклу, а не на живого человека.
Будь рядом с нею толковый адвокат – непременно настоял бы на прекращении этой, с позволения сказать, «беседы» ввиду явной неадекватности своей подопечной. Но не было адвоката.
– Куда потом все делось? – продолжал свой неформальный допрос Корнышев.
– Сожгла, – ответила Катя, и можно было догадаться, что сделала она это без сожаления.
– Почему?
– Из-за обмана.
Совпадало с тем, что Алла Михайловна рассказывала. Похоже, так и было.
* * *
Никифор смотрел на Корнышева с настороженностью, но без неприязни.
– Вам Катя говорила, что я хочу с вами поговорить?
– Да, – ответил Никифор.
И тут же добавил:
– Хотя я не понимаю, как вы смогли так быстро ее в свою веру обратить.
Значит, Катя сдержала данное Корнышеву слово и ничего Никифору не сказала.
– У меня хорошие отношения с вашей сестрой, – невозмутимо сказал Корнышев. – Она мне доверяет.
И все равно ничего не прояснилось для Никифора, который еще пару дней назад видел, как негодует Катя при одном только упоминании о Корнышеве, и вдруг – такая в ней перемена, и с Корнышевым они уже почти друзья.
– Не трогайте ее, – вдруг сказал Никифор.
– Простите, я не понял, – вопросительно посмотрел Корнышев.
– Мне кажется, что вы ей как-то промываете мозги.
– Это как?
– Я не знаю, – сказал Никифор, хмурясь. – Может, вы ее зомбируете как-то.
– Почему вы так решили?
– Потому что у нее нет поводов любить вас.
– А она меня любит? – дурашливо изобразил счастливое изумление Корнышев.
– Я не в этом смысле, – смешался Никифор.
